(4) гипертрофия политической сферы жизни тоталитарного общества приводит к тому, что в нем даже самые далекие от политики конфликты возводятся в ранг политических. Невыполнение предприятием плана, развод в семье, знакомство с несанкционированными властью источниками информации — все превращается в политические преступления. Чтение и хранение «запрещенной» литературы делают человека участником политического конфликта с государством!

(5) в таких условиях большинство конфликтов носят искусственный, навязанный характер. Этой характеристике полностью отвечают и конфликты, возникающие как следствие попыток власти направить недовольство населения на поиск врага (вредители, космополиты, диссиденты), на которого можно было бы списать собственные неудачи. Не менее искусствен и ложен по своей сути конфликт, связанный с непременной для тоталитарной идеологии идеей социального превосходства какой-либо социальной группы (арийской расы, рабочего класса и пр.);

(6) тоталитарным политическим режимам свойственна также тенденция интернационализации политических конфликтов. Лежащая в их основе универсальная идеология позволяет трактовать все мировые события как, допустим, столкновение интересов рабочего класса и буржуазии. Отсюда и планы экспорта революции, поддержки любых «антиимпериалистических» движений, «блоковое» восприятие мира как арены борьбы двух непримиримых систем — капиталистической и социалистической.

Таковы некоторые особенности политических конфликтов в тоталитарных системах.

Системы демократические, наверное, не менее конфликтны. Однако характер этих конфликтов существенно иной.

(1) Прежде всего, они открытые, явные, признаваемые обществом и государством как нормальное явление, вытекающее из конкурентного характера взаимоотношений в большинстве областей общественной жизни.

(2) В демократических обществах политические конфликты локализованы в собственно политической сфере. Они не распространяются на частную жизнь граждан, не подчиняют себе развитие экономики, не определяют «правил» функционирования духовной сферы.

(3) Поскольку у всех социальных групп есть множество способов артикуляции своих интересов, объединения в различные организации в целях оказания давления на власть и т.д., конфликтные ситуации характеризуются меньшей напряженностью. Меньше опасность «взрывов» социального негодования, насильственного разрешения конфликтов.

(4) Так как демократия строится на плюрализме мнений, убеждений, идеологий и способна исследовать конфликтные ситуации свободной рациональной дискуссией, она в состоянии отыскивать гораздо больше приемлемых способов разрешения политических конфликтов.

(5) Статусно-ролевые политические конфликты в демократических режимах имеют относительно меньшее значение, чем конфликты интересов и ценностей.

(6) Поскольку политическая власть в демократическом режиме не сконцентрирована в одном органе или в одних руках, а рассредоточена, распределена между различными центрами влияния, да к тому же каждая из социальных групп может свободно отстаивать свои интересы, то открытых политических конфликтов, естественно, фиксируется больше, чем в тоталитарном обществе. Они многообразнее и разнокалибернее. Но это признается выражением не слабости, а силы демократии, понимаемой как баланс интересов конкурирующих социальных групп.

(7) Сильной стороной демократии является также и отработанность четких процедур, правил локализации и регулирования политических конфликтов.

В плане различения конфликтов тоталитарных и демократических режимов российские политические конфликты находятся в промежуточном положении. Наше нынешнее общество несет на себе все черты переходного типа от тоталитаризма к демократии: слабость гражданского общества и соответственно безопорность демократических институтов, остаточное влияние тоталитарных традиций безусловного подчинения политическим верхам, уступка им всех политических инициатив и ответственности, ценностный раскол в обществе и т.д. Отсюда и резко конфронтационный характер наших сегодняшних политических конфликтов, их хаотичность, неустойчивость, неотработанность процедур урегулирования и разрешения. Преодоление этих особенностей «посттоталитарной» конфликтности является актуальнейшей задачей — как нашей политической элиты, так и общества в целом.

Прозрачность конфликта интересов в политической жизни, т.е. ясное и отчетливое понимание факта конкуренции различных социальных групп за обладание властью — достижение западной демократической традиции. Дело это исторически долгое и трудное. Становление каждой группы интересов проходит ряд последовательных стадий: политическая идентификация, осознание общности интересов, формулировка притязаний, мобилизация политических ресурсов, создание формализованных структур (партий, движений, групп), прямые действия по оказанию давления на власть. Разные социальные группы проходят эти фазы в разные сроки и с разным успехом.

В сегодняшней России эти привычные для западного мира процессы пока только разворачиваются. Поэтому влияние еще не оформившихся как следует групп интересов на власть сумбурно, хаотично и мало институциализировано. От этого создается впечатление, что основные политические конфликты инициируются и развиваются внутри самой политической власти. И можно лишь догадываться, что «за спиной» той или иной политической группировки стоят интересы больших социальных групп. (Кроме разве что крупного капитала — тут все достаточно прозрачно.)

В целом позиции участников политических конфликтов выстраиваются ныне по трем разделительным линиям:

(1) разделение властей — исполнительная против законодательной;

(2) разделение фракций в парламенте (Федеральном Собрании);

(3) разделение полномочий федеральных и региональных властей.

Разделение властей (на законодательную, исполнительную и судебную) — один из базовых демократических институтов. Его смысл — в предотвращении концентрации власти в одном органе, во взаимном уравновешивании и контроле ветвями власти друг друга. В архитектуру нашего сегодняшнего государства этот принцип также заложен (депутаты не могут быть чиновниками или судьями).

В устоявшейся демократической системе выгоды применения принципа разделения властей перевешивают издержки его перманентной конфликтности. В республиках парламентского типа она снимается тем простым фактом, что правительство (власть исполнительная) формируется на основе парламентского большинства (власть законодательная). В республиках президентских (там, где правительство формирует президент) сложнее, поскольку два народных волеизъявления (на выборах парламента и президента) могут и не совпасть. Так было, например, во Франции 1980-х, когда президент-социалист Ф. Миттеран уживался с правым (социалисты были в меньшинстве) парламентом. Тем не менее конфликт между ними не стал трагедией, поскольку отлаженные партийная и государственная системы предоставляют много возможностей для компромиссов в спорах представительной и исполнительной властей.

В России ситуация иная. У нас нет сколько-нибудь длительной традиции рассредоточения власти. Политическая власть всегда была жестко централизованной. Да и сам институт представительной власти появился в нашем отечестве только в 1905 г. Система Советов, организованная в 1917 г., хоть и провозгласила торжество воли народа, но свела функции законодательной власти к чистой декорации. Реальной же властью обладали Коммунистическая партия и исполкомы Советов (а на самом верху — Совет министров). Так что, наверное, не стоит удивляться тому, что первый же опыт столкновения исполнительной и законодательной властей (в октябре 1993 г.) закончился плохо обоснованным применением силы.

Принятая вслед октябрьским событием 1993 г. новая российская Конституция перераспределила часть властных полномочий в пользу президента и тем самым сделала менее вероятной открытую конфронтацию сторон. Но снять ее вообще невозможно, ибо для этого надо ликвидировать либо парламент, либо президентскую власть. К настоящему времени этот конфликт утратил видимую остроту. Стороны постепенно учатся находить компромиссы и конституционные выходы из разногласий. Однако проведенная в 2000—2001 гг. реформа верхней палаты Федерального Собрания и образование новых, не предусмотренных Конституцией государственных структур (типа Госсовета или восьми федеральных округов) говорят о том, что исполнительная власть держит курс на обеспечение «удобной» для себя, послушной законодательной власти. Это придает режиму в целом дополнительную устойчивость, но идет вразрез с принципами демократии и обещает в будущем обострение конфликтов не только между двумя основными ветвями власти.