♦ Долгое время это был единственный фильм Матараццо, более-менее известный французским любителям кино, пока не были открыты заново картины с участием Амедео Надзари и Ивонн Сансон. Он шел в Париже в залах, специализирующихся на «смелых» фильмах, запрещенных для несовершеннолетней аудитории (вроде «Миди-Минюи», «Нептуна» и др.), а фильмы с Надзари и Сансон собирали в роскошных залах благонамеренную публику, в большинстве своем — немолодых женщин, мнущих в руках носовые платки, необходимый атрибут для просмотра. В этом — доказательство удивительного разнообразия той широкой аудитории, к которой обращались фильмы Матараццо. Корабль проклятых женщин, занимающий в фильмографии режиссера место в самой середине цикла Надзари-Сансон, сразу же после биографии Верди (Джузеппе Верди, Giuseppe Verdi, 1953), опять эксплуатирует мелодраму: этой тактики Матараццо придерживался в 50-е гг. На сей раз это костюмная мелодрама, чье действие происходит в XVIII в. и завершается безудержным, буйным и красочным апофеозом. Как и Водоворот, Vortice, 1954, картина снята в формате «Gevacolor», во многом уступающем формату «Ferraniacolor», использованном в 3 других цветных фильмах Матараццо (Джузеппе Верди; Кругом!, Torna! 1954; Рисовая плантация, La risaia, 1956). Складывается впечатление, будто цвет пробуждал в Матараццо безумную фантазию, и в единственном цветном фильме с Надзари и Сансон — Кругом! — эта тенденция чувствуется очень отчетливо. Отметим, что в Корабле проклятых женщин безумная фантазия прорывается наружу лишь в последней трети фильма после завязки и ряда событий, вполне традиционных для популярного романа, построенного вокруг злоключений молодой невинной девушки, жертвы злобных родственников. Эти злоключения выводят на 1-й план тему, важнейшую для всякой мелодрамы, — тему несправедливости. Она не только играет важнейшую роль в судьбе героини, но становится толчком, побуждающим каторжанок на бунт. Ярость в каторжанках вызывает не собственное рабское положение, а горе и страдание, несправедливо причиненные другому, в данном случае — юной Консуэле. Именно в тот момент, когда тема несправедливости перестает быть движущей силой исключительно одной конкретной судьбы и вовлекает в себя всех окружающих, в фильме разворачиваются во всю мощь яркая фантазия и какое-то эпическое безумство. Подобно Оковам, Catene*, но гораздо грубее, зрелищнее и недвусмысленнее, Корабль проклятых женщин отвергает добропорядочное общество, будь оно буржуазным или аристократическим. Здесь отстранение доходит до того, что повествование завершается настоящим криком ненависти, криком анархиста и вольнодумца, восстающего против установленного порядка, который якобы повинен в худших проявлениях несправедливости. Матараццо умело, легко, естественно и неумолимо ведет фильм к бурной, неистовой фантазии. Под естественностью в данном случае понимается то свойство, которое позволяет некоторым художникам даже в самых избитых жанровых клише находить подлинные чувства и сюжетную необходимость, которые их некогда породили. По этому фильму видно, что Матараццо обладает врожденной искренностью примитивистов, а также зрелостью настоящего мастера. Это обстоятельство заставляет нас особо подчеркнуть тот факт, что, хотя Корабль проклятых женщин красив сам по себе, его красота поражает еще больше в сравнении с другими образцами мелодрамы, снятыми режиссером в те годы.

N.B. Смелые финальные сцены не раз подвергались сокращениям — в зависимости от копии и страны проката. Таким образом, метраж фильма значительно варьируется от копии к копии.

1924 — США (56 мин)

· Произв. Metro-Goldwyn Pictures (Джозеф M. Шенк)

· Реж. ДОНАЛД КРИСП, БАСТЕР КИТОН

· Сцен. Клайд Брукмен, Джозеф Митчелл, Джин Хэвес

· Опер. Элджин Лессли, Байрон Хаук

· В ролях Бастер Китон (Бастер), Кэтрин Макгуайр (Бетси), Фредерик Врум (ее отец), Ноубл Джонсон, Клэренс Бёртон, Х.М. Клагстон.

Первая мировая война. Иностранные агенты пытаются помешать плаванию корабля «Штурман». Они связывают капитана и судовладельца и отпускают корабль в свободный дрейф. На борту нет никого, кроме 2 пассажиров, попавших туда случайно: Бастера и дочери судовладельца Бетси. Бастер сел не на тот корабль и до сих пор уверен, что совершает круиз по случаю медового месяца. Поскольку его прекрасная дама (Бетси) отказалась выходить за него замуж, Бастер решил провести медовый месяц в одиночестве. Бастер и Бетси встречаются не сразу, а прежде невольно играют в прятки на пустом корабле, пугая друг друга до полусмерти. Оба воспитаны в роскоши и праздности и ничего не умеют делать своими руками. Приготовление пищи на огромном камбузе становится большой проблемой. Заметив большой пароход, они не знают, из какой части корабля лучше подать сигнал, и попадают в лазарет. Они падают в воду и помогают друг другу выбраться на палубу. Через несколько недель они приспосабливаются к своему положению; хитроумный блочный механизм помогает им готовить еду без всяких усилий. Наконец-то они видят землю, но на берегу их поджидают каннибалы. Течение медленно несет корабль прямо к ним. Бастер надевает скафандр, чтобы исправить поломку. В это время туземцы хватают Бетси. Бастер выходит па пляж в скафандре и распугивает дикарей. Бастер и Бетси возвращаются на корабль, причем Бетси плывет, усевшись на Бастера верхом, как на лодку, и работая веслом. Но каннибалы проявляют упорство и толпой взбираются на палубу «Штурмана». Бастер и его прекрасная дама отстреливаются из сигнальных пушек, найденных на корабле. Они захватывают лодку дикарей. Преследователи настигают их, и герои уже готовятся уйти в пучину вод, но именно из этих пучин приходит чудесное спасение в виде подводной лодки, которая поднимает их на поверхность.

♦ 4-й полнометражный фильм Китона. Китон уже в совершенстве отточил режиссерский стиль, и замкнутое пространство корабля, открытое лишь множеству смертельных опасностей, служит превосходным стимулом для его геометричного и хореографического гения. Главные герои не просто борются с окружающими предметами: они погружены в абсолютно враждебную среду. Если бы не провидение (которое в кино зовется «хэппи-эндом»), влюбленные исчезли бы в пучине, что хорошо показывает план прощального поцелуя героев, когда только их головы остаются над поверхностью вод. Страх персонажей вдохновляет режиссера на самые прекрасные гэги. Пример: двери кают открываются и закрываются в унисон, в такт размеренному ритму морской качки. Когда Бастер видит, как все двери открываются одновременно, в его глазах и всем теле читается такой ужас, подобного которому по чистоте выражения удавалось добиться только очень немногим режиссерам в жанре фантастики. Этот гэг предваряется еще одним, не менее восхитительным: за иллюминатором каюты Бастера, опять же в ритме морской качки, раскачивается картина — портрет моряка с суровым взглядом (Доналд Крисп). Когда лицо моряка появляется в иллюминаторе (и напоминает лицо живого человека), Бастер в страхе подпрыгивает до потолка. Дух приключения, 1-е и самые сильные ощущения (страх, удивление и т. д.), доведенные до почти фантастического градуса, геометричный режиссерский стиль, изменяющийся в зависимости от пространства-времени, которое само с неизменной изобретательностью меняется для каждого гэга: все составные элементы искусства Китона, последовательно отточенные им в короткометражных лентах, собираются вместе в этой картине и делают из нее 1-й подлинный шедевр великого комика. Фильм стал также самым крупным его коммерческим успехом.

1924 — СССР (2600 м)

· Произв. Госкино

· Реж. ЛЕВ КУЛЕШОВ

· Сцен. Николай Асеев, Всеволод Пудовкин