Ему не было известно, что с возрастом человек начинает итожить свой жизненный путь. Но именно это происходило неосознанно именно во сне с ним. И совсем не случайно предложил он назвать сына Петей. Как будто из каких-то глубин подсознания вырвалось имя, которое не стала Надя оспаривать, а приняла безропотно. Петя, так Петя!

 Но уже менялось что-то в Советском Союзе. Смерть И.В.Сталина требовала каких-то значительных изменений в судьбах не только вольных жителей городов и деревень. Уже явным было отставание Государства, построившего Социализм, от "загнивающего" Запада по многим показателям народного хозяйства. Автоматы и бомбы к праздничному столу никто подавать в кастрюлях к праздничному столу не собирался.

 Нужно было изобрести что-то устойчивое для души народа. Хлеб! Вот та идея, которую стал Никита Сергеевич усиленно проталкивать в народ! Чудовищные просторы степей Казахстана магнитом притянули его глаза!

 В Казахстанскую степь собрались и Фёдор с Надей, имея на руках двухлетнего Петю. Очень хотелось Фёдору изменить период той жизни, которую подарила ему Советская власть в Архангельской области. Да и Наде надоело слышать матьки работяг, осуждённых по бытовым статьям, за дощаной перегородкой, отделявшей их закуток.

 Авантюра переезда была не такой уж откровенной. В эти годы путешествия по Советскому Союзу уставший от страха народ совершал часто, не боясь за своё имущество, которое у многих укладывалось в один чемодан. Многие рвались из мест заключения в родные места. Казахстан не был исключением. Владельцы пятьдесят восьмой статьи, освобождённые Маленковым, поспешно удирали из лагерей, отчего, наверно, Н.С.Хрущёв счёл разумным не вмешиваться в это решение, а просто присвоить в ряд своих заслуг перед народом.

 Приезд сапожника и работника столовой в будущий Целиноград был в тот период, когда среди степных просторов стояли несколько саманных бараков, очень кстати. Возраст Фёдора ещё позволял как-то устроиться на работу в сапожной мастерской. Но таковой в этом, забытом богом месте, просто не могло быть. Но слово - сапожник действовало магически на всех, от кого зависело, задержится в степи Фёдор Лубин или поползёт куда-то ещё.

 Сразу нашлось помещение в бараке небольшое, на одно окно, с нарами, дощатым приспособлением для обеда и примитивными табуретами. В длинном коридоре их дверь в комнату была первой для удобства клиентов.

 Оставалось написать на двери слова - "Сапожная мастерская", и можно было приступать к работе. Тем более, что денег едва хватило на дорогу.

 Володя приехал совершенно неожиданно. Николай Фёдорович сходил в магазин, купил всё, что требуется для встречи дорогого гостя. Встреча, конечно, была без объятий, возгласов и слёз. Была только болтовня взахлёб со стороны Володи.

 -Ты, папаня, выглядишь молодцом! Не ожидал! - оценил вид отца сын.

 Володя давно уже не был дома, бродил по двору, рассматривал всё так, будто что-то изменилось.

 Отец и сын поднялись на второй этаж, постояли, потом присели на стулья, не сговариваясь, и молчали несколько мгновений. Но за эти короткие мгновения у обоих было ощущение, что прошлое вернулось к ним и пронеслось с непостижимой быстротой, напомнив, как здесь жили вчетвером, а затем неожиданно осиротели. Казалось, для того и приехал сын к отцу, чтобы вот так посидеть, вспомнить прошлое, а настоящее и будущее было не таким важным. В прошлом Володе не хватало материнской ласки, игрушек. Этими игрушками теперь Володя заваливал своего сына.

 -Всё на компьютере клацаешь? - прервал молчание Володя.

 -Да вот так и клацаю, - в тон ему ответил Николай Фёдорович. - Жизнь-то свою надо как-то подитожить.

 -А есть что-нибудь почитать?

 -Да вон сколько! Что, прямо сейчас хочешь посмотреть? Может сначала отметим твой приезд? У меня в холодильнике литр водки имеется.

 Володя вмиг оживился, поднялся со стула, ещё раз окинул взглядом комнату, которая в отличие от первого этажа была и светлой, и просторнее казалась благодаря высокому потолку и небольшой печке. Спустились на первый этаж. За столом, после нескольких ста граммов, которые Володя сам себе наливал, он стал необыкновенно говорлив и теперь полностью походил на Николая Фёдоровича в молодости. Отец любовался сыном, слушал, иногда задавал короткие вопросы о семье, о внуке.

 Душа его пела от счастья, что у сына всё в порядке, и не нужно беспокоиться о его житье-бытье. Иногда Володя спрашивал, как живётся отцу, но Николай Фёдорович только отмахивался, не желая отвлекать сына от рассказов о жизни его на чужбине.

 Володя всё налегал на водку и после того, как в литровой бутылке осталась половина жидкости, вдруг перестал скрывать недовольство своей личной жизнью. Тут и тёще досталось, и тестю. Тесть не нравился тем, что был под каблуком у тёщи, а тёща не нравилась потому, что была против любви Володи к строительной профессии. Тёща хотела, чтобы Володя работал в Художественном Фонде в городе Акмоле, бывшем Целинограде, а Володя сбежал в Алма-Ату, чтобы с бывшим первым мужем тёщи и отцом своей жены строить дома.

 Тёща жила в Акмоле со вторым мужем, который был Председателем Союза художников Казахстана. Сама она тоже была художницей, наверно, не бездарной, поэтому была о себе высокого мнения, как понял Николай Фёдорович из рассказов сына. Николаю Фёдоровичу, выпившему не больше ста граммов водки, было удивительно, что сын не пьянеет. Его нисколько не шатало, слова звучали чётко. У Николая Фёдоровича создалось впечатление, что сын научился пить много за время учёбы в Художественном училище.

 Но Володя, в довершение к одному сюрпризу, ещё и закурил в комнате.

 -Володя, может не надо воздух-то утяжелять? - извиняющимся тоном попросил отец, не терпящий курящих.

 -Извини, папаня, забылся!

 Николай Фёдорович, надышавшись масляными красками и скипидаром за свою жизнь, оберегал свои лёгкие, сколько было возможности.

 После перекура во дворе, для которого они оба вышли из комнаты, Володя обнаружил, что кровать на первом этаже была одна, вторая была на втором. Володя наотрез отказался покинуть отца. Его после изрядной дозы водки тянуло на бесконечную беседу. Пришлось сооружать ложе из восьми стульев.

 -Пап, откуда у тебя столько этих красавцев? - смеясь, спросил Володя по поводу стульев с мягким сиденьем бордового цвета.

 -Так люди выбрасывают, чуть только расшатаются. А я ведь по образованию ещё и преподаватель труда!

 Сутки пролетели птицей. Отец с сыном бегали по магазинам весь следующий день. Володя, обеспокоенный непритязательной одежонкой Николая Фёдоровича, обменял доллары на рубли и швырял их направо и налево, покупая костюмы, обувь, головные уборы, рубашки. Вечером оба с полными сумками вернулись домой. Николай Фёдорович чувствовал, что всё это богатство едва ли ему удастся износить, но не мешал сыну проявлять щедрость.

 Кончилось тем, чем и должно было кончиться. Денег хватило на покупки, но не осталось на обратный путь. Николай Фёдорович втайне мечтал о том, что Володе по этой причине придётся остаться в Ижевске. Но сын из каких-то ещё глубин карманов выковырял бумажки, достаточные для билета до Свердловска. Там ещё продолжала жить жена Володи, у которой он и хотел занять денег до Алма-Аты. Такой "бисквит" Николаю Фёдоровичу становился непонятным, в душе его появилась боль за будущее сына. Но Володя уже собрал свой рюкзак, подхватил на плечо.

 Проводы опять были без слёз, жарких объятий и только до трамвая. Николаю Фёдоровичу казалось, что он видит Володю в последний раз. Но не мог он себе позволить при людях сказать даже лишних напутственных слов, кроме пожелания счастливого пути.

 Первым посетителем, как почти и ожидал Фёдор, был лейтенант МВД. Раскосые глаза его смотрели настороженно, неулыбчиво, что Фёдора сразу напугало. Лейтенант осмотрел комнатушку, заглянул почему-то под кровать, под которой были в открытом ящике сложены деревянные колодки под разный размер - самое большое богатство сапожника.