Воскресное утро выдалось солнечным. Настроение у всех троих сначала было хорошим. Портиться стало, когда старик посмотрел наивными глазами на Николая Фёдоровича и сказал:

 -Вот скажи мне, Николай, кто тебе дал это царское имя? Ведь не идёт оно тебе!

 -Так меня же не спрашивали! - рассердился Николай Фёдорович. - Мать дружила с каким-то парнем в деревне Гольяны, тоже Николаем звали. Вот оттуда и пошло!

 -Я не осуждаю  Параську, бог ей судья. Да ведь вот какая незадача выходит! Дочь-то Людмила, если с этим парнем из деревни у Прасковьи ничего не было, сестра ведь тебе!

 А Володька, твой сын - мой внук!

 -Да уж так выходит, - согласился Николай Фёдорович.

 -Выходит, Володька женился, как бы, на родной сестре? - весело заржал старик. - И чего на свете не бывает! Не женись бы Володька на Лене, моей внучке, едва ли бы мы и встретились, а? Нет, я не против, любят они друг дружку, туда им и дорога. А всё-таки чудно!

 -Да ты, дед, чего раскудахтался? - возмутился Володя. - Будто меня и нет рядом! Я спрошу Лену, что она думает по этому поводу. Как решит, так и будет. Мне и самому, конечно, неприятно, что так получилось! А что, я виноват что ли в чём?

 Николай Фёдорович и Фёдор Иванович ничего не ответили, уткнулись в свои тарелки и уже дальше ели молча.

 -Ну как дальше-то? - спросил Володя, когда они позавтракали.

 -А что? Повидались и довольно! - рассудил Фёдор Иванович. - Вот ещё бы фотографии посмотреть. Может, сынок, что сохранилось? Много я в молодости фотографироваться любил.

 Да, Володь, было дело, хаживал я знатно на лыжах-то! Орёл был в молодости! Сейчас уже не то. Сил не хватает даже через Надю перелезть, - засмеялся старик.

 Николай Фёдорович принёс семейный альбом со старыми фотографиями, положил на кровать.

 Пожелтевшие фотографии Фёдор Иванович рассматривал сквозь слёзы. Он гладил их ладонью, часто смотрел куда-то вдаль. В такие моменты он будто покидал комнату, раздваиваясь душой и телом, не слыша и не видя ничего вокруг.

 -Дед, а дед! Слышь, что говорю? - крикнул Володя ему в ухо. Фёдор Иванович вздрогнул всем телом, посмотрел на внука, сказал обиженно:

 -Ну чего орёшь? Не видишь, вспоминаю. Ох, жизнь прошла, пора умирать.

 -Да вы что, Фёдор Иванович, вздумали-то? До дому ещё добраться надо! Жена ваша с Людой и Леной из Москвы вернутся, и вы вслед за ними!

 Передача-то сегодня вечером будет по телевидению. Давайте посмотрим, а уж завтра домой и отправитесь! - уговаривающим тоном зачастил Николай Фёдорович.

 Он так привык на "вы" разговаривать с дядей Лёшей, что никак не мог перебороть себя, чтобы Фёдора Ивановича назвать просто папой или отцом и обратиться на "ты". Старик посмотрел на него с заметной укоризной, отложил фотографии.

 -Не веришь ты, сынок, что я - твой отец. Вижу-вижу! Так я и сам не верю, что я ещё жив. Как это получается: кто-то живёт недолго, а вот такой, как  я, живу и живу! Будто в укор хорошему человеку. Да, война прошла мимо меня, стрелять-то пришлось немного. А вот помытарить досталось. Даже амнистию не заслужил. Так вот в предателях и хожу.

 -Да ладно, дед! С кем не бывает. Зато ты жив-здоров, а герой или ещё  какой, не трепись направо и налево, этим справедливости не добьёшься, - умозаключил Володя. Николай Фёдорович с изумлением смотрел на сына, поражённый его философским заключением далёкого от геройства жизненного пути старика. Когда человек переступает границу средней продолжительности жизни, наверно, поздно терзать его обвинениями в допущенных ошибках того срока жизни, когда более всего молодой организм боится смерти и всячески изворачивается, чтобы избежать её.

 И можно ли зайчиху обвинять в том, что она бросает на съедение своих зайчат, за их счёт спасая себя? Человек - то же животное, и к своей жизни относится тоже не равнодушно.

 Вечером Николай Фёдорович включил телевизор, и они стали ждать, когда члены их  семьи украсят своими лицами экран. Передача "Жди меня" началась, как обычно, с общего разговора о том, что теряются люди и, что удивительнее всего, передача "Жди  меня" часто их находит. Ведущий передачи подчёркивает, что это нелегко, но им помогают люди, часто по своей инициативе, за что передача очень им благодарна. Дальше пошли случаи, в которых люди из-за  перегородки откуда-то выходили в виде сюрприза, шли объятия, слёзы, улыбки радости.

 Режиссура  встреч была отработана блестяще. У зрителей в зале выступали слёзы умиления, ладони сами отбивали чечётку. Передача подошла к концу, но родных лиц ни Володя, ни Фёдор Иванович так и не обнаружили на экране телевизора.

 -Что же это случилось? - почти враз спросили друг друга Фёдор Иванович и Володя, глядя почему-то на Николая Фёдоровича.

 -А что ещё могло случиться хуже  того, что ты, старый, захотел театрально сдохнуть на вокзале? - вдруг вырвалось у Николая Фёдоровича, вмиг потерявшего интеллигентную сдержанность.

 -И то верно, - согласился Фёдор Иванович, - не к месту как-то вышло.

 Он не только не обиделся на сына за его слова, а даже обрадовался этому семейно  прозвучавшему - старый. Но уже поперхнулся Николай Фёдорович невольно прозвучавшей грубостью. Угрызения совести стали мучить от того, что старик вовсе не разыгрывал свою смерть, а просто переволновался при встрече. И слава богу, что "не сыграл в ящик" по-настоящему!

 Билеты в Москву удалось обменять на поезд до границы с Казахстаном. При расставании Николай Фёдорович сунул Володе пачку денег, мысленно проводив до отхода поезда новый компьютер в карман сына.

 Поезд не замедлил тронуться. Фёдор Иванович мелькнул в окне, Володина рука поелозила по стеклу прощально. Николай Фёдорович вздохнул глубоко с тем ощущением, что не только освободился от трудной заботы о гостях, но и от проблемы, куда потратить эти деньги, несколько дней мучившие его рассудок. На душе стало спокойно.

 Надя, Людмила и Лена немедленно вернулись из Москвы в Астану, как только при встрече с Таней и Аллой узнали о состоянии здоровья Фёдора Ивановича. Московские женщины не пытались их уговаривать остаться на репетицию передачи "Жди меня". Они только хотели отложить встречу на другое, более благоприятное время. Конечно, это несло передаче убытки, но они существовали на телевидении всегда.

 Старик с Володей приехали для женской половины семьи неожиданно в бодром состоянии духа. Фёдор Иванович всё время ходил по квартире в странном возбуждении, как будто не находил себе места. Под вечер он подошёл к Наде, положил руку ей на плечо.

 -А знаешь, ведь я сегодня умру.

 Эти слова были произнесены так буднично, что Надя взглянула на него с улыбкой и замахала рукой:

 -Да ладно шутить-то! Поживём ещё! Ведь - лето, не зима. Вон как на улице-то тепло!

 Но Фёдор Иванович как-то сразу сник, как будто решив окончательно для себя итог своего существования. Надя тоже вся скукожилась, почувствовав себя значительно старее. Фёдор Иванович будто своими словами, такими будничными, но такими жуткими из-за своей открытости, подвинул её к будущему одиночеству.

 Ни Володя, ни Людмила с Леной на слова Фёдора Ивановича внимания не обратили. Они не могли переварить новое своё родство, смотрели друг на друга смущённо и даже с некоторым раздражением. Мало того, что тёща Володи была  часто сварлива, так она ещё впридачу оказалась и тётей!! Новоиспечённая тётя, она же и тёща, расправила постель для родителей.

 Надя, гадая - шутит Фёдор Иванович или прдчувствует кончину, спать не спешила, а смотрела краем глаза, как Фёдор Иванович зашёл в другую комнату, где находились Володя и Лена.

 -Решают дети свои проблемы, - усмехнулся Фёдор Иванович, выйдя почти сразу назад, - им не до меня. А знаешь, Надя, пусть живут. Не надо только болтать людям. Фамилия у Людмилы другая, и у Лены тоже. Так что можно родство-то похоронить в моём гробу.