Юлия Ижевск не только не видела, но и не стремилась его  увидеть. Эта  причина и была главной в отсутствии тяги у Володи скататься в гости к отцу. К тому же и Юлия не стала откладывать рождение дочери, которую Володя назвал Владой. Эта самая Влада и усложнила жизнь семьи настолько, что Володя усердно названивал отцу в Ижевск, постоянно намекая, что неплохо бы сколько-нибудь денег послать и чем скорее, тем лучше! Самому Володе сначала было стыдно заниматься таким неприличным вымогательством у отца, уже перешедшего на пенсионное вознаграждение, но он быстро почувствовал, что папаня не бедствует.

 Переводы посылает приличные и деньги назад не требует. После того, как Николай Фёдорович стал настойчиво выяснять личность жены, Володя учуял в этом любопытстве излишний интерес, и звонить ему в Ижевск расхотелось. То, что отец очень удивился самой фамилии Юлии, Володе не понравилось. Он, конечно, не рассыпался в любовных излияниях перед женой, не происходило это и с её стороны. Просто ложились рядом к ночи, обсуждали детали бытия некоторое время, иногда без дикого энтузиазма занимались любовью, целуясь больше потому, что губы удобнее было приложить к губам.

 Сама Юлия понимала, что Володя развёлся с первой женой неохотно, а так было нужно из-за близкого родства, чтобы избежать дурной наследственности детей. Это и накладывало оттенок сдержанности чувств в их повседневной жизни. Запретить мужу ездить в Астану Юлия была не в силах, так как весь бизнес Володи держался на поставках строительных материалов. Ездить приходилось часто на собственной машине, а куда отправлялся среднего уровня бизнесмен в Астане, предположить было можно, но проверить возможности не представлялось.

 Володя откладывал часть прибыли на воспитание своего и Лены сына с согласия Юлии. Да и спокойней было ей жить с Володей, не ввязываясь с ним в словесную перепалку, иначе он делал большие глаза и начинал демонстративно укладывать чемодан.

 Брачных уз русские в Казахстане часто не имели, потому что требовалось ехать в Россию или принимать Казахстанское гражданство. Сама национальность была прочной гарантией семьи. Единственной опасностью была сверхдоступность наркоты, которая плыла через Казахстан в Россию из Афганистана. В Китае за смертоносные наркотики следовала смертная казнь, но даже эта крутая мера не всех останавливала от попытки легко разбогатеть.

 Сам Володя активно покуривал, и  какой дым вдыхал, Юлия разобрать не могла, только иногда замечала, как её охватывает беспричинное веселье при поцелуях с мужем.

 В Астане жизнь шла своим чередом. Хвост в образе Ромы тянул Володю в этот город сильнее магнита. Любовь к Лене переросла в родственную привязанность, но Лену всё больше охватывало чувство стыда и неприязни к бывшему мужу, а теперь - двоюродному брату. Это недоказанное родство будило у Лены подозрение, что её мать всячески постаралась скрыть от Фёдора Ивановича измену, и никакой он ей не дед! Просто Володя, её муж, постарался избавиться от неё, влюбившись в свою новую сожительницу, околдовавшую его своей двухкомнатной квартирой.

 Не будь этой квартиры, муженёк попрыгал бы на новой "подстилке", да глядишь, и вернулся бы к ней обратно. Ну и что, что - брат! Рома же здоров! И с одним могли бы жить, как многие семьи в это непростое время.

 Если бы вернулся, ревновать да попрекать, конечно, немного для порядка бы стала, но не до распила пополам! Так, для восстановления режима пользования.

 Сам Володя, уйдя с головой в бизнес в напряге создать достойное житьё сыну и дочке, ублажить бывшую половину в постели не догадывался, скорее всего стесняясь присутствия "тёти Люды". Ещё его задевало за живое, что Лена, продав квартиру в Алматы, поделиться деньгами с ним не пожелала, потому что к ней уже сватался молодой человек, явно следивший за продвижением этой заветной суммы.

 Не бедствующая мать-одиночка была завидной невестой для молодого человека без своего угла на чужбине.

 Володя месяца три терпел нечаянное присутствие гостя в брюках до того дня, пока не застал его в очередной приезд в семейных трусах. После такой неприкрытости тела молодого человека желание ездить в Астану окончательно исчезло, хотя их, казалось бы, должно было связывать родство.

 Но не связало. Юлия заметила разницу в поведении Володи. Теперь он часто звонил отцу в Ижевск, интересовался его здоровьем, междометиями намекая на обстоятельства. Однажды, в отсутствие мужа, зазвонил телефон. Она взяла трубку, поднесла к уху. Из далёкого Ижевска отец Володи продиктовал ей код перевода в долларах. Володя, получив доллары в Банке, тотчас укатил в Китай. Он с такой радостью и так быстро собрался в дорогу, что Юлия испугалась - не сбежать ли задумал от неё не привязанный узами брака полумуж-полулюбовник.

 И только возвращение Володи с китайскими товарами и подарками успокоило её. Поездки стали частыми в страну "жёлтого дракона", потому что от строительства домов пришлось отказаться из-за отсутствия бухгалтера, кассира и архитектора в лице Лены, его первой жены.

 Сам же Володя, несмотря на окончание Художественного училища, ни в архитектуре, ни в бухгалтерии специалистом не был. Он просто был хорошим прорабом, мог сам сделать многое.

 Лена не случайно перебралась в Астану, ставшую столицей Казахстана. Там началось бурное строительство, так что без работы она не осталась. Ей тоже не хватало Володи, и в этом оба много потеряли.

 В Алматы бригада строителей распалась. Часть из них вернулась в Россию, часть ушла на мелкие строящиеся объекты, большей частью, частные дома.

 Володя пробавлялся извозом.

 Ровно через год дочь Володи и Юлии простыла на ровном месте, почихала две недели, и ни врач-педиатр, ни хирург не смогли остановить процесс затухания сердечной мышцы ребёнка. Похоронили Владу на том же кладбище, где покоились её бабушка - Ольга Павловна Истомина.

 Проходя мимо памятника с ещё хорошо сохранившейся фотографией на керамическом овале, Володя отметил про себя необыкновенную похожесть лиц Ольги Павловны, Юлии и Влады. Казалось, никакие вмешательства разных отцов не могли повлиять на внешность этих трёх человек женского рода.

 Известие о смерти малышки Николай Фёдорович получил месяц спустя. Его подозрение о новом промахе сына стало укрепляться даже без попытки узнать у Володи всё о его жене и родителях. Было неприятно даже думать, что на таком огромном пространстве родственники сталкиваются друг с другом, женятся и плодятся, не улучшая гены потомства. Не потому ли новое поколение растёт болезненным, что кажущееся чувство любви появляется именно у родственных душ, таинственным образом соединяющихся благодаря мобильному веку?

 Все эти языковые границы фактически не являются препятствием к встрече ближайших родственников. И нужен более серьёзный подход к заключению браков, чтобы рождалось здоровое поколение.

 Володе Николай Фёдорович, конечно, посочувствовал. Он не стал ничего советовать сыну, боясь, что Володя может опять совершить какой-нибудь выверт со своей второй женой. Мог ведь Володя опять развестись, жениться на казашке, наплодить пяток косоглазых, загорелых детишек.

 Тогда уже пришлось бы всю пенсию отправлять в Казахстан, самому до своей кончины работать в какой-нибудь фирме с подвигами в столярном деле!

 Володя, после краткого телефонного разговора опять надолго замолчал. Дальнейшие планы его семьи на переезд в Ижевск растворились в многокилометровом расстоянии между двумя странами.

 Николай Фёдорович неохотно старился, но всё-равно чувствовал приближение того конца, за которым или ничего не было или, всё-таки, что-то было, но уже совсем неясное, обещанное богом.

 Кому везёт упасть бездыханным от малого напряжения сердечной мышцы, не сможет никогда понять того, кто всю жизнь чахнет, скулит о недугах и живёт или существует восемьдесят лет, изводя родственников ожиданием получить наследство. И пусть наследство копеечное в сравнении с богатством олигарха, но лучше быстро получить гнилой дом с тремя-пятью сотками земли, чем годами ждать этой же награды за каждодневную заботу о нытике.