Во время посещения военно-морской Лаборатории (Вашингтон, федеральный округ Колумбия) Маунтбэтген узнал, что на оптимальной глубине гидролокаторы американских подводных лодок могут обнаружить подводную лодку на дистанциях до 100 миль. Американские ВМС вели работы по разработке и модернизации компьютера системы военно-морских тактических данных, предназначенного для борьбы как с самолетами, так и с подводными лодками противника. Этот компьютер обрабатывал данные по обнаруженной подводной лодке, полученные от РЛС и гидролокатора, и выдавал оператору четкую картину тактической обстановки. Это был тот самый компьютер, который предатель из США Джозеф Барр позднее сконструирует для адмирала Горшкова.

На встрече в Норфолке с верховным командующим Союзными силами на Атлантике Маунтбэттен обсуждал дату начала будущей войны. Задачей № 1 должно стать уничтожение военно-морских баз советского Северного флота, для чего будут задействованы 170 ударных самолетов морской авиации. Второй по важности задачей явится оборона Северной Америки от управляемых ракет, запускаемых с подводных лодок, на рубеже, удаленном от Восточного побережья США на 500 морских миль. Если угроза от управляемых ракет не проявится, то силы, выделенные для выполнения второй задачи, приступают к выполнению третьей задачи — по защите морского судоходства. Планировалось, что первые конвои из Америки прибудут в Европу не раньше дня «Икс» + 30. Пентагон озвучил идею относительно того, что батареи баллистических ракет «Поларис» могут быть легко смонтированы на торговых судах, которые могут двигаться в темное время суток, избегая обнаружения советской военно-морской разведкой. Несмотря на заминку в отношениях во время войны на Суэце, кровная близость оказалась крепче, чем разделяющая страны морская вода, и англо-американская Ось оставалась ключевым элементом стратегии Запада по уничтожению хрущевских ракет и подводных лодок.

В 1950-х годах, когда разведки и Запада, и Востока ломали головы над хитроумными схемами, чтобы пробраться в чужой огород, находились отдельные личности, которые добровольно поворачивались спиной к своей стране. Причины для подобных поступков могли быть самыми разными — от идеологического разочарования до личных мотивов; в качестве последних могли быть отсутствие карьерного роста, жажда денег, любовная страсть или, в отдельных случаях, комбинация всех этих факторов. Один случай, который мог послужить причиной размещения советских ракет на Кубе, был известен только в России — западная общественность с ним не знакома. Речь идет о том, что французский генерал мог оказаться советским агентом. Некоторые из наиболее примечательных случаев предательства и неверности стали полностью известны совсем недавно.

 Бегство на Запад в 1959 г. советского морского офицера капитана 3-го ранга Николая Артамонова породило загадку, которая, возможно, никогда не будет разрешена. Артамонов, бывший командир эсминца советского Балтийского флота, был известен на Западе как Ник Щадрин. Его бегство оставило след в «холодной войне» разведок военно-морских флотов как одна из самых длинных и запутанных драм.

Лев Вторыгин, сослуживец предателя, имел отношение к этой истории. Вторыгин закончил высшее военно-морское училище в Баку за год до того, как Артамонов завершил учебу в Ленинграде. Они служили вместе на одном корабле — эскадренном миноносце Балтийского флота. Лейтенант Николай Артамонов был специалистом по минам, а его сосед по каюте Лев Вторыгин — офицером-артиллеристом. В тесных помещениях небольшого боевого корабля мужчины подружились. Они откровенно разговаривали на политические темы, делились личными переживаниями и мыслями о будущем, и часто вместе проводили вечера на берегу в своем порту Балтийске, что рядом с Калининградом.

После двух лет совместной службы пути Артамонова и Вторыгина разошлись. Артамонова перевели на другой эсминец, а Вторыгин поступил в Военно-дипломатическую академию в Москве, где он блестяще преуспел в изучении иностранных языков. После академии Вторыгин, как офицер военной разведки, был направлен на военно-дипломатическую службу в ГРУ (Главное разведывательное управление).

В 1958 г. Вторыгин получил назначение на должность в советском посольстве в Аргентине в аппарат военно-морского атташе. Именно там он узнал от другого посольского разведчика, что какой-то советский капитан третьего ранга в 1959 г. сбежал со своего корабля, базировавшегося на Балтике, и потом вынырнул в США уже в качестве перебежчика. Вспоминая об этом, Вторыгин говорит: «Как только я узнал эту новость, то сразу подумал, что это мой приятель и бывший сослуживец Николай Артамонов. Он быстро продвигался по служебной лестнице и завоевал на флоте репутацию восходящей звезды. Я слышал, что у него были какие-то проблемы с психикой. Говорили, что он морально опустился».

Артамонов оставил командование своим эсминцем «Проект 30Б» (класс «Скорый»), когда корабль находился в польских водах. Корабль готовили к передаче индонезийскому флоту по масштабной программе помощи; вместе с ним передавались крейсер, эсминцы и подводные лодки. К этому времени Артамонов, командир эсминца в возрасте тридцать один год, успел модернизировать корабельный моторный вельбот, на котором он собирался рвануть в Швецию из Гданьска, польского порта на Балтике.

На первый взгляд простой случай — раздраженный морской офицер бежит от системы, в которой, как ему кажется, сдерживают его многообещающую карьеру. Позднее, после бегства, он заявил, что пожертвовал своей карьерой советского морского офицера в обмен на свободу и любовь молодой польской девушки. Шведы в конце концов передали его американской разведке, и он начал свою жизнь в Соединенных Штатах.

Рассчитанные на широкую публику рассказы о жизни Артамонова появились в западной прессе после 1975 г. По этим рассказам, к воспитанию Артамонова были причастны многие старшие чины советского военно-морского флота — такие, как адмирал Ф. Головин, герой войны адмирал А. Головко, и даже якобы его тесть — сам С.Г. Горшков, Главнокомандующий советским ВМФ. Артамонов на самом деле был женат на дочери политкомиссара Балтийского флота, который в то время был полковником. Сын Артамонова, Николай Николаевич, родился в Ленинграде в 1953 г.

Когда эсминец, которым он командовал, проходил плановый ремонт на заводе в Лиепае, то Артамонов втайне от всех уговорил рабочих завода поставить на корабельный вельбот дополнительный топливный бак — двухсотлитровую бочку. Артамонов сам установил на вельботе корабельный магнитный компас, объяснив это своим желанием уходить на вельботе подальше в море для рыбалки. Бывшие сослуживцы беглеца говорили, что эти факты были вскрыты в ходе расследования, последовавшего после бегства Артамонова, но они намеренно не были внесены в итоговые официальные материалы, поскольку флотские контрразведчики опасались быть привлеченными к ответственности за халатность и своевременное непресечение побега Артамонова.

После того как Н. Артамонов и его польская любовница Ева сбежали, преодолев штормовое море, на корабельном вельботе в Швецию, они попросили политического убежища в США. Офис военно-морской разведки ВМС США встретил их с распростертыми объятиями и предоставил Артамонову после этого статус специального консультанта и обильного источника внутренней информации о советском ВМФ. На американцев произвели впечатление и отзывы в советской военной печати об Артамонове как об образцовом офицере. Из поля зрения американских офицеров разведки, которые принимали каждое слово предателя за абсолютную догму, как-то выпало то обстоятельство, что Артамонов был командиром эсминца второго класса, выведенного из основного боевого состава советского ВМФ и предназначенного для обучения индонезийцев работе на устаревшей советской технике. Пока Артамонов в США доказывал добросовестность своих намерений как сознательного политического перебежчика, его прежний сослуживец и друг Л. Вторыгин покинул Буэнос-Айрес и получил назначение на должность помощника военно-морского атташе в советском посольстве в Вашингтоне. Зная, что Артамонов тоже находится в Вашингтоне, Вторыгин поначалу опасался своей вероятной реакции на встречу с Артамоновым, который, живя в Вашингтоне, вполне мог разыскать своего давнего близкого приятеля и бывшего сослуживца. Вторыгин не стал докладывать сотрудникам безопасности посольства о своих прежних тесных отношениях с Артамоновым, поскольку это привело бы к отзыву Вторыгина из долгожданной командировки в Вашингтон.