Если атташе хотели получить разведывательную информацию из первых рук, то совершали поездки по Советскому Союзу. Подобная информация включала в себя сведения о настроениях людей и условиях их жизни и, порой, подробности о тех военных объектах, которые можно было увидеть. Однако, как несколько грубо заметил Райан, передвижения иностранцев были строго ограничены. Обычным делом для Советов, хотевших ограничить поездку, были установка блоков на дорогах и создание таких ситуаций, при которых было невозможно достать бензин для автомобиля или снять номер в гостинице. Военные и военно-морские атташе должны были получить разрешение на любую поездку далее 100 километров от центра Москвы. Зачастую разрешение не предоставлялось, а атташе говорили, что его просьба «рассматривается». Для сравнения скажем, что советским военно-морским атташе в Вашингтоне надо было за три дня до поездки из Вашингтона просто поставить в известность начальника военно-морской разведки. Сотрудники протокольного отдела и отдела связи жаловались, что аппарат советских военно-морских атташе «небрежен» в подаче таких уведомлений и часто вручает их буквально перед самой поездкой, а иногда и после. Поскольку гражданским служащим атташата не требовалось разрешения на поездку, считалось, что имеют место «частые неучтенные поездки», и что некоторые из «гражданских служащих» являются офицерами Красного флота. Инструкция подводила итог: «В то время как в Москве военно-морской атташе США получает отказ в разрешении на поездку, в Соединенных Штатах нет ограничений на поездки советского военно-морского атташе и его помощников».

Обычно, чтобы установить контакт и посмотреть на реакцию людей, атташе раздавали своим попутчикам американские журналы и газеты. Один раз в поезде на Одессу атташе Мэйплз, желая пообщаться, показал своим случайным попутчикам американские журналы. Как он докладывал, «журнал, который их действительно заинтересовал, был журналом "Лайф", который им понравился». Когда они увидели в журнале фотографию Ф.Д. Рузвельта, то ткнули в нее пальцем и сказали, что русский народ любит Рузвельта. От Украины он вынес впечатление того, что там выполнено очень мало восстановительных работ, хотя недостатка в продуктах не ощущалось. В Одессе Мэйплз был поражен отношением к немецким военнопленным: «Они имели превосходный вид, здоровые, с хорошим питанием... Такое впечатление, что к ним относятся лучше, чем к самим русским».

Другим внимательным наблюдателем был кэптен С.Б. Френкель, которому в 1947 г. посчастливилось сделать две поездки. В марте он организовал поездку в Ригу вместе с дипломатом из Швеции и вернулся оттуда в Москву через Таллин и Ленинград. Он обратил внимание на две сотни советских граждан, стоявших на перроне без билетов и с признаками недоедания; скорей всего, они искали продукты. Живший в Риге с 1936 г. по 1938 г. Френкель отметил, что главным изменением в городе стало перемещение населения и что русские составляют от шестидесяти до семидесяти процентов населения. Латыши, оставшись очень малой частью горожан, не имели надежды на будущее, за исключением «аккуратной борьбы за освобождение». Новый класс советских граждан свысока поглядывал на латышей, не принимавших «гораздо более передовую советскую культуру». Продолжительность пребывания Френкеля в Риге была урезана НКВД. Как он объяснял, «мне не удалось найти в номере записывающего устройства, но я дважды ловил горничную, которая подслушивала за дверью». Четыре раза его фотоаппарат, спрятанный в пакете, фотографировал пару незнакомцев, которые дважды приходили в его гостиничный номер. Случайная встреча с переводчиком «Интуриста», с которым он был ранее знаком, дала Френкелю возможность загодя узнать, что его заявка на последующую поездку в Таллин и Ленинград отклонена. Получив от НКВД разрешите на съемку, он два дня фотографировал виды города и разрушения времен войны, после чего милиционер конфисковал фотопленку. Городские власти формально извинились за милиционера, пообещали вернуть пленку, но так и не вернули.

В том же году Френкель уезжал из Советского Союза. Вместо того чтобы сразу отправиться в США, Френкель предпочел покинуть СССР через советско-турецкую границу, глянув по пути на советскую республику Армения. Там, недалеко от границы с Турцией, он видел две группы военнопленных, немцев и японцев, и заметил, что «обе группы хорошо кормят и у них замечательно хорошее чувство юмора». Потом Френкель перешел в Турцию. Он докладывал, что советская граница представляет собой высокую ограду, опутанную колючей проволокой; эта ограда уходит в обе стороны за горизонт. Между советской оградой и такой же оградой с турецкой стороны была ничейная земля, которая — чтобы отчетливо видеть следы возможных нарушителей — была свежевспаханной.

Вторжение коммунистической Северной Кореи в Южную Корею воскресным утром двадцать пятого июня 1950 г. явилось тактическим и стратегическим сюрпризом для американцев. Оно произошло всего через год после испытания первой советской атомной бомбы. Последовавшая за испытаниями война в Корее резко меняла динамику отношений между Востоком и Западом, и многие опасались, что она может перерасти в Третью мировую войну.

Внезапное нападение явилось ударом и по первому директору ЦРУ контр-адмиралу Роско Хилленкоттеру, который за девять лет до этого уже пережил одну неожиданную атаку, которой была атака японцами Перл-Харбора. Вскоре после нападения северных корейцев адмирала сняли с должности и сделали козлом отпущения из-за ошибочной оценки обстановки высшим руководством. В действительности же агенты ЦРУ в Северной Корее докладывали об имевшем там место усиленном перемещении войск и наращивании танковой группировки, что дало ЦРУ основания предупредить сотрудников аппарата президента Г. Трумэна за пять дней до наступления северных корейцев. Однако тогдашние усилия американской разведки в Азии фокусировались на Советском Союзе, поэтому предупреждение ЦРУ просто проигнорировали.

Недоверие к предупреждению недавно образованного ЦРУ было вызвано, в какой-то мере, высокомерием генерала Д. Макартура, верховного Союзного командующего в зоне Тихого океана. Макартур вместе со своим штабом находился в Японии и в вопросах разведки надеялся исключительно на свои силы. С выводом американских войск из Южной Кореи в 1949 г. радиотехническая и радиоразведка американцев против Северной Кореи прекратилась. Впоследствии ЦРУ в своей работе использовало преимущественно агентов бывшего американского Управления стратегических служб (УСС), которые уцелели после поражения националистического Китая. Макартура в то время занимали, в основном, японские коммунисты, и он не испытывал желания поддерживать ЦРУ, которое управляло деятельностью остатков разведывательной сети УСС, все еще посылающей из Китая разведывательную информацию. Седьмой флот США, несмотря на неодобрительное отношение со стороны Макартура, продолжал оказывать поддержку тому, что осталось от разведывательной сети бывшего УСС в Китае.

Сеул, столица Южной Кореи, быстро пал, и Вашингтон, естественно, предположил, что за нападением стоит Москва. После окончания Второй мировой войны Сталин пугал западных союзников в Греции, Турции, Иране, Чехословакии и Берлине. В 1950 г. президент Г. Трумэн сравнил наступление северных корейцев в южном направлении с военной агрессией, напоминающей действия А. Гитлера перед Второй мировой войной. Убежденный в том, что это вторжение может быть начальной кампанией Третьей мировой войны, Трумэн бросил на защиту Южной Кореи и Тайваня сухопутные и морские силы США. При полной поддержке ООН Седьмой флот наносил удары по северокорейским частям, двигавшимся по побережью или по внутренним дорогам, и помогал быстро отступавшим войскам ООН удерживать позиции вокруг порта Пусан, находящегося на юге. Быстрая реакция Трумэна и Седьмого флота, несомненно, удержала китайских коммунистов от давно планировавшегося нападения и высадки десанта на Тайвань, который был убежищем Чан Кайши.