Прохожій (вздыхаетъ). По званію своему не привыченъ я. А такъ какъ продухтовъ своихъ не имѣемъ...
Акулина (встаетъ, достаетъ хлѣбъ, отрѣзаетъ и подаетъ прохожему).
Прохожій (беретъ хлњбъ). Мерси. (Сидить на конникњ и жадно њстъ.)
Тарасъ. Михайла-то гдѣ же?
Марфа. Да въ городу. Сѣно повезъ. Пора бы вернуться, а все нѣтъ. Вотъ и думается, какъ бы чего не случилось.
Тарасъ. Чего же случится?
Марфа. Какъ чего? Хорошаго не увидишь, а худого только и жди. А то какъ изъ дома уѣхалъ, ему и горюшка мало. Вотъ и теперь того и жду, что пьяный вернется.
Акулина (садится за прялку, къ Тарасу и указывая на Марфу). Нѣтъ того, чтобъ помолчать. Я и то говорю. У нашей сестры обо всемъ докука.
Марфа. Кабы онъ одинъ, не думалось бы. А то съ Игнатомъ. поѣхали.
Тарасъ (усмњхается). Ну Игнатъ Иванычъ точно что насчетъ выпивки дюже охотливъ.
Акулина. Что жъ не видалъ онъ Игната? Игнатъ самъ по себѣ, а онъ самъ но себѣ.
Марфа. Тебѣ, матушка, хорошо говорить. A вѣдь его гульба-то вотъ гдѣ (показываетъ на шею). Пока тверезъ, грѣшить не стану, а пьяный сама знаешь — каковъ. Слова не скажи. Все не такъ.
Тарасъ. Да вѣдь и ваша сестра тоже. Человѣкъ выпилъ. Ну что жъ, дай покуражится, выспится, опять все чередомъ пойдетъ. А ваша сестра тутъ-то и перечитъ.
Марфа. Что хошь дѣлай. Если пьяный, все не по немъ.
Тарасъ. Да вѣдь все надо понимать. Нашему брату тоже нельзя другой разъ не выпить. Ваше дѣло бабье домашнее, а нашему брату нельзя али по дѣлу али въ компаніи. Ну и выпьетъ, авось бѣды нѣтъ.
Марфа. Да тебѣ хорошо говорить, а нашей сестрѣ трудно. Охъ трудно. Кабы вашего брата хоть на недѣльку бы въ нашу должность впрячь. Вы бы не то заговорили. И мѣси, и пеки, [и] вари, и пряди, и тки, и скотина, и всѣ дѣла, и этихъ голопузыхъ обмыть, одѣть, накормить, все на нашей сестрѣ, а чуть что не по немъ, сейчасъ. Особенно выпивши. Охъ житье наше бабье...
Прохожій (прожевывая). Это правильно. Отъ ней всѣ качества, значитъ, всѣ катастрофы жизни отъ алкогольныхъ напитковъ.
Тарасъ. Видно она-то и тебя съ пофей сбила.
Прохожій. Она не она, а тоже и отъ ней пострадалъ — кальера жизни моей могла бы совсѣмъ иная быть, кабы не она.
Тарасъ. А на мой разумъ, если пить ее съ умомъ, вреда отъ ней нѣтъ никакого.
Прохожій. Ая такъ скажу, что въ ней такая сила енерціи имѣется, что она можеть вполнѣ испортить человѣка.
Марфа. Я и говорю: ты хлопочи, старайся, и одна тебѣ утѣха, что изругаетъ да изобьетъ, какъ собаку.
Прохожій. Мало того. Есть такіе люди, субъекты, значить, что вовсе отъ ней разсудка лишаются и поступки совсѣмъ несоотвѣтствующіе производятъ. Пока не пьетъ, что хошь давай ему, ничего чужого не возьметъ, а какъ выпилъ, что ни попади подъ руку, тащитъ. И били сколько, и въ тюрьмѣ сидѣлъ. Пока не пью, все честно, благородно, а какъ выпью, какъ «выпьетъ, значитъ, субъектъ этотъ, сейчасъ и тащитъ что попало.
Акулина. А я думаю все отъ себѣ.
Прохожій. Въ себѣ-то въ себѣ, пока здоровъ, а это болѣзнь такая.
Тарасъ. Ну ужъ и болѣзнь пробрать бы его какъ должно, и болѣсть эта живо прошла бы. Прощавайте пока что. (Уходитъ.)
(Марфа обтираетъ руки и хочетъ уходить).
Акулина (смотритъ на прохожаго, видитъ, что онъ съѣлъ хлѣбь). Марфа, а Марфа. Отрѣжь ему еще.
Марфа. Ну его. Пойти самоваръ поглядѣть. (Уходитъ.)
(Акулина встаетъ, идетъ кь столу, вынимаетъ хлѣбъ, отрѣзаетъ ломоть и даетъ прохожему.)
Прохожій. Мерси. Очень ужъ аппетитъ могъ возымѣть.
Акулина. Изъ мастеровыхъ будешь?
Прохожій. Я-то? Машинистомъ былъ.
Акулина. Что жъ много получалъ?
Прохожій. И 50, и 70 получалъ.
Акулина. Легкое ли дѣло. Такъ какъ же такъ сбился.
Прохожій. Сбился? Не я одинъ. Сбился, потому что времена нынче такія, что честному человѣку прожить нельзя.
Марфа (вноситъ самоваръ). О господи. Все нѣтъ. Не миновать пьяный пріѣдетъ. Чуетъ мое сердце.
Акулина. И впрямь не закутилъ ли?
Марфа. То-то и оно-то. Одна бьешься, бьешься, и мѣси, и пеки, и вари, и пряди, и тки, и скотина, все на мнѣ. (Въ люлъкѣ кричитъ.) Парашка, качай малаго-то. Охъ житье наше бабье. А напьется, все нехорошо. Скажи не по немъ слово...
Акулина (завариваетъ чай). И чай послѣдній. Наказывала привезти?
Марфа. Какъ же. Хотѣлъ привезть. Привезетъ онъ? Развѣ станетъ объ домѣ думать? (Ставитъ на столь самоваръ.)
(Прохожій отходитъ отъ стола.)
Акулина. А ты что жъ отъ стола ушелъ? Чай пить будемъ.
Прохожій. Приношу благодарность за гостепріимное радушіе. (Бросаетъ цигарку и подходитъ къ столу.)
Марфа. Самъ-то изъ какихъ будешь, изъ крестьянъ али еще изъ какихъ?
Прохожій. Я, мать, ни изъ крестьянъ, ни изъ дворянъ. Обоюдоостраго сословія.
Марфа. Это къ чему же? (Подаетъ ему чашку.)
Прохожій. Мерси. А къ тому, что мнѣ отцомъ польскій графъ былъ, a кромѣ его еще многіе были, и матерей тоже двѣ было. Вообще біографія моя затруднительная.
Марфа. Пейте еще. Что жъ въ ученьи былъ?
Прохожій. Ученье мое тоже необстоятельное было. Въ кузню отдала меня не мать, a воспріемница. Кузнецъ, значитъ, первымъ моимъ пердагогомъ былъ. И пердагогія его въ томъ заключалась, что билъ меня этотъ самый кузнецъ такъ, что не столько по наковальнѣ билъ, сколько по несчастной головѣ моей. Однако, сколько ни билъ, не могъ лишить меня талантовъ. Попалъ потомъ къ слесарю. И тутъ оцѣненъ я былъ и дошелъ до дѣла, первымъ мастеромъ сталъ. Знакомства съ образованными людьми имѣлъ, во фракціи находился. Умственную словесность могъ усвоить. И жизнь могла быть возвышенная, такъ какъ владѣлъ талантами аграмадными.
Акулина. Извѣстное дѣло.
IIрохожій. А тутъ завируха вышла, деспотическій гнетъ народной жизни, и въ тюрьму попалъ, въ заключеніе свободы, значить!
Maрфа. За что же?
Прохожій. За права.
Марфа. За какія же это права?
Прохожій. За какія права? A такія права, чтобъ буржуй не могъ вѣчно28 праздновать, a трудящійся пролетарій могъ получать вознагражденіе труда.
Акулина. И насчетъ земли, значитъ?
Прохожій. А то какъ же. Тоже и въ аграмарномъ вопросѣ.
Акулина. Далъ бы Господь Царица небесная. Ужъ больно тѣснота одолѣла. Ну, а какъ же теперь?
Прохожій. Теперь какъ? теперь я до Москвы. Приду къ эксплотатору. Что жъ дѣлать, покорюсь, скажу: въ какую хоть работу, только возьми.
Акулина. Что жъ пейте еще.
Прохожій. Благодарю — мерси, значитъ.
(Слышенъ въ сѣняхъ шумъ и говоръ.)
Акулина. Вотъ и Михайла, какъ разъ къ чаю.
Марфа (встаетъ). Охъ, горе мое. Съ Игнатомъ. Пьянъ, значитъ.
(Вваливается Михайла и Игнатъ, оба пьяные.)
Игнатъ. Здорово живете? (Молится на образъ.) А вотъ мы, ядрена палка, какъ разъ къ самовару поспѣли. Мы къ обѣдни, анъ отпѣли, мы къ обѣду, анъ отъѣли, мы въ кабакъ, анъ только такъ. Ха, ха, ха. Вы намъ чайку, а мы вамъ винца. Такъ что ль? (Хохочетъ.)
Михайла. Этотъ щеголь-то отколѣ? (Вынимаетъ изъ-за пазухи бутылку, ставитъ на столъ.) Давай чашки.
Акулина. Что жъ хорошо съѣздилъ?
Игнатъ. Ужъ чего, ядрена палка, лучше, и попили, и погуляли, и домой привезли.
Михайла (наливаетъ чашки и подвигаетъ матери, а потомъ и прохожему). Пей и ты.
Прохожій (беретъ чашку). Приношу чувствительную благодарность. Будьте здоровы. (Выпиваетъ.)
Игнатъ. Молодчина, какъ хлобыснулъ, должно ученый, едрена палка. Съ голодухи то, я чай, по жилкамъ пошла. (Наливаетъ еще.)
Прохожій (пьетъ, къ Михайлѣ и Игнату). Желаю успѣха во всѣхъ предпріятіяхъ.
Акулина (Михайлѣ). Что жъ за дорого продалъ?
Игнатъ. Дорого ли недорого. Всѣ пропили, едрена палка. Правда, Михайла?
Михайла. А то какъ же. Что жъ на нихъ смотрѣть. Въ кои-то вѣки и погулять можно.
