Три ангела, стоящие в глубине зала, раскрыли каждый свою книгу. Сравнив все записанное в них о земных делах этого человека с тем, что предстало перед его мысленным взором, они обратились к нему все сразу, одновременно, но Майлз слышал только один голос:

— Подойди к нам, признай свои грехи, и тогда сможешь пройти дальше.

Разиэль подвел Шона к ним и сказал:

— Не бойся, это то, о чем начертано на Небесных скрижалях:

«Все поступки первых и последних сынов и дочерей человеческих будут изучены, ибо ничто не может быть забыто и стерто без рассмотрения, и знает Всевышний обо всем, что творится под Солнцем».

Как только признал Майлз все, что было записано о нем в книгах, тут же увидел свое отражение в полупрозрачном полу, по которому волнами пробегали алые языки пламени. Он проследил за их движением и увидел, что они затухали у основания семи золотых менор, установленных перед рекой раскаленной лавы, которая окружала Почтенного Старца, восседающего на Троне Славы. Четыре потока священного огня низвергались в эту кипящую реку из основания драгоценного цельного камня сапфира размером с гигантский мельничный жернов, по центру которого был установлен Престол.

Над головой у седовласого Старца сияла радуга, но ярче тех, что бывают на небе во время летней грозы. Шон не мог четко представить себе длину окружности самой реки, размеры круглого острова из сапфира и возвышенного Трона. Они просто не поддавались никакой находящейся в ячейках его памяти измерительной системе, и это было для него удивительным. Осознание того, что он видит образ Всевышнего Бога, вызвало в нем страх и заставило отвести взгляд в сторону — на служителей Меркавы — офаним и галгалим,[113] тела и крылья которых были подобны раскаленным углям. Они проходили по перекинутым через реку мостам из драгоценных камней, вознося хвалу Богу Сущему, который пребывает вечно:

— Свят, Свят, Свят Господь Воинств! Вся земля полна славы Его!

Крылатые серафимы, парящие среди молний, сверкающих над Вечносущим, отозвались:

— Да будет благословенна слава Господа, где бы она ни обитала!

Слева и справа от Всесильного Бога располагались полукругом малые престолы, по двенадцать с каждой стороны, на которых сидели святые праотцы и пророки, облаченные в сияющие белые одежды. Их головы были украшены золотыми венками с начертанными на них Именами Всевышнего.

Облако славы наполнило весь Храм, и старцы упали пред Господом на колени и поклонились Ему, возложив венцы свои перед Престолом со словами:

— Господь — Царь, Господь воцарился, Господь вечно пребудет Царем!

От этого величественного видения Майлза охватил необычайно сильный трепет, и он встал на колени, боясь поднять глаза на Ветхого Днями.

Заметив его волнение, архангел Разиэль обратился к Майлзу:

— Встань на ноги, ибо Господь позволил тебе увидеть Славу Свою и остаться в живых. Немногие были удостоены такой же чести, так как не может простой смертный увидеть Лик Божий и далее продолжать существование.

Шон посмотрел, но не на образ Всевышнего, от которого вострепетала его душа, а на огненный поток, из которого поднялось подобие тысячекратно увеличенного человеческого лица из раскаленных углей. Его губы зашевелились, и Майлз услышал низкий голос вселенского духа:

— Снял сегодня Бог с тебя вину. Исполни Его волю и побори страх, который поселится в сердце твоем из-за тех испытаний, что выпадут на твою долю. Тогда будешь спасен и обретешь в Ган-Эдене место среди праведников Мира.

После этих слов словно гром прозвучал глас Всевышнего, от которого сотряслись основания величественного Дворца:

— Не может не свершиться то, что предопределено Мною от начала времен. Знаю Я, как все будет, но ты все же исполни возложенное на тебя, ибо отведено Мною и Сатане немного времени насытиться властью, чтобы наполнилась чаша его грехов и заградились всякие уста в его оправдание. И тогда всему Творению Моему наступит конец, дабы не огорчался Я более в сердце Своем, доколе не сотворю все новое.

Архангел Разиэль, возложив руки на голову Майлза, начал произносить над ним благословение. Шону казалось, что эти удивительные слова доносились до его слуха эхом с разных сторон Тронного зала. Руки ангела ярко засветились, и из них вышли лучи света, которые пронзили насквозь Божьего избранника.

— Отныне Шехина Всесильного пребывает на тебе. Дал Бог тебе иное сердце. Кого ты благословишь — тот будет благословен, кого проклянешь — тот будет проклят. Но лишь послушание служит мерой праведности. Используй же силу, данную тебе, согласно воле Творца, даже если для тебя Его повеление покажется противоречащим здравому смыслу.

В следующее мгновение все великолепие Небесного дворца, окружавшее избранника, начало постепенно растворяться, и он снова увидел перед собой затухающее сияние внутри звезды Соломона на стене гробницы. Властный голос духа вернул его обратно в реальность:

— Возвращайся в Рим. Скажешь Белуджи, что тебе нужен пропуск в архив Ватикана. Там ты найдешь отца Винетти. Только ему покажешь пергамент из хошена. Пусть сравнит его с книгой, о которой он знает. Теперь уходите. Шейдим уже близко, очень близко.

— Шейдим? — удивленно переспросил Шон.

— С вами все в порядке, доктор Майлз?

— Да, профессор, не обращайте внимания на всякие пустяки, — махнув рукой, быстро нашелся Шон.

— Ничего себе пустяки, вы так увлеклись рассматриванием звезды Соломона, что вдруг начали призывать демонов на иврите.

Марта, не обращая внимания на разговор коллег, отдала распоряжение ассистентам:

— Брюс, достаньте футляр и аккуратно поместите в него этот пергаментный свиток, а вы, Сэм, начинайте упаковывать перед камерой золотые украшения мумии, которые я буду вам подавать. И наденьте же, наконец, латексные перчатки!

— Хотите быть святошей? — вдруг неожиданно грубо оборвал ее Штейман. — А ведь перед тем, как сюда войти, мы договаривались совсем о другом.

— Что вы имеете в виду? О чем это мы договаривались? — насторожилась Марта, заметив в глазах профессора знакомый зловещий демонический огонек.

— Не стройте из себя дурочку! Хотите оставить все лавры себе?! Ведь теперь, когда вы запечатаете свиток, я так и не узнаю, что же в нем было записано, и даже не смогу сделать с него снимки. А пока мы доберемся до ближайшей цивилизованной лаборатории, вы сможете сто раз подменить его на другой, не имеющий никакой научной ценности.

— О чем вы говорите, профессор? Для чего это мне, и где же это я вдруг найду другой свиток? Мы здесь — одна команда, и это, безусловно, наш общий успех! К тому же вы прекрасно знаете, что все найденные артефакты по условиям контракта принадлежат господину Белуджи.

— Надо же, сама невинность. Думаете, я поверю, что вы ему отдадите этот бесценный артефакт и золотые украшения? Да они стоят дороже десятерых Белуджи, вместе взятых!

— Как вы можете такое говорить?! Разве будет лучше, если этот ветхий документ рассыплется на мелкие кусочки прямо на наших глазах? — с явной обидой в голосе ответила девушка.

— Нет уж, моя дорогая, мне наплевать на ваши опасения. Я не для того провел всю свою жизнь в поисках подтверждения небылиц, выдуманных маразматиками и психопатами из различных географических обществ, чтобы теперь, когда Господь наконец-то смилостивился надо мною на старости лет, вот так просто взять и подарить вам эти артефакты. Когда я был таким же молодым и упрямым, как вы, мне вся эта возня в детской песочнице поначалу казалась даже забавной. Но годы неумолимо берут свое, и кроме ревматизма, геморроя, язвы желудка, нищенской доплаты за профессорскую должность я так ничего и не скопил на старость. Нет, моя милочка, я этого не позволю вам сделать!

Выхватив из-за пояса пистолет, Штейман снял его с предохранителя и направил прямо на ассистентов.

— Я бы на вашем месте вел себя благоразумно, дорогие коллеги — мне, кроме своих болезней, терять нечего, так что не вздумайте шалить. Вы думаете, я не знаю, кто вы на самом деле? Только такая наивная дурочка могла поверить в то, что вы ученые.