Блейк тяжело вздохнул и добавил:

— Ты бы с ней поговорил как теолог и объяснил, для чего он на самом деле поет им сладкие песенки о том, что Бог любит их. Ведь она до сих пор летает в облаках и каждый раз после его продвинутых проповедей, напоминающих больше сеанс массового гипноза, с нетерпением ждет на пороге появления Святого Духа, который просто задержался, забежав по дороге к ней потрепаться с проповедником о делах насущных, но вот-вот объявится.

— Ну-у… — протянул Шон, — он доносит слово Божье в доступной удобоваримой форме. Разжевывает по пятнадцать раз одно и тоже, а значит не нужно шевелить мозгами и сидеть над Библией и чего-то там самому додумывать. К тому же многим людям нравится свободно говорить о своих проблемах, выставляя их всем напоказ. Они верят в то, что таким образом смогут избавиться от комплексов, которые мешают им нормально жить. И некоторым это действительно помогает. Это что-то вроде старой общественной городской бани, где все друг друга видят в чем мать родила. Да и потом, эти миссии — это же огромная индустрия с филиалами по всему свету. Выкачка денег у них поставлена на поток, и все продумано до мелочей, так что вряд ли она меня станет слушать. А если я вдруг заикнусь о том, что Святой Дух нисходит на паству только во время канонического богослужения, и только в Храме Господнем, то я надолго стану ее заклятым врагом номер три после бывшей подруги, как бы невзначай упомянувшей на светском приеме о платье, в котором она в этом году выглядит куда стройнее, чем в прошлом, и парикмахера, неправильно подобравшего тон краски для ее волос.

В трубке раздался скрипучий смех Стивена:

— Такое впечатление, что это ты прожил с ней почти четверть века.

Еще раз прыснув от смеха, он добавил:

— Хоть один нормальный человек поднял настроение с утра. Ну все, давай, собирайся. Кофе выпьешь у меня.

Не дав Шону опомниться, ректор Блейк закончил разговор, однозначно дав понять, что право выбора в данной ситуации у него отсутствует.

В свои неполные тридцать шесть лет Майлз изучил огромное количество научных трудов, так или иначе имеющих отношение к мистицизму, и даже успел защитить докторскую степень по теологии. Однако древние шумеры, ассирийцы, халдеи и все последующие жители Месопотамии со своей патологической тягой к колдовству его действительно интересовали меньше всего. Более того, он считал их прародителями идолопоклонников, установивших календарную церемониальную практику человеческих жертвоприношений для задабривания своих многочисленных богов.

Собравшись на скорую руку, Шон вызвал такси, так как не мог себе позволить оставлять новенький «Форд Мондео», недавно купленный в кредит, на стоянке в аэропорту по причине ее неоправданной дороговизны. Пятьдесят долларов в сутки выливались в полторы тысячи в месяц, что было на грани дефолта для ученого, живущего на зарплату университетского преподавателя.

Агрессивный дизайн бетонного мегаполиса со своей однообразной суетой серых будней порядком поднадоел творческой натуре Майлза, вот почему он уже смирился с предстоящей поездкой и даже был рад наступающим в его жизни переменам. Будучи теологом, он свято верил в то, что всем миром руководит невидимая рука Всемогущего Бога. И хотя для него оставалось загадкой, с какой целью профессор Штейман определился именно с его кандидатурой, все же он ни на секунду не сомневался в рациональности выбора, сделанного Божественным Провидением.

/2011.08.19/10:05/

Торонто

Приветливо поздоровавшись с улыбающейся секретаршей ректора, он зашел в кабинет шефа, весь заставленный научными книгами, а также бесчисленным множеством периодических научных изданий вперемешку с неиспользованными приглашениями на научные конференции и симпозиумы. Одним словом, в кабинете царил самый обыкновенный и очень распространенный творческий беспорядок.

На стене за спиной у ректора в рамках висели фотографии, на которых Блейк был с известными учеными-археологами. Этим фотографиям 60-летний профессор уделял особое внимание, так как разместил их прямо на уровне взгляда посетителей.

Разговаривая по телефону, он развернулся лицом к ним. Не вставая с кресла, Стивен подкатился к стене и постучал ручкой по стеклянной рамке одной из цветных фотографий. На ней была запечатлена группа археологов, в центре которой стоял он сам, собственной персоной — тогда еще совсем молодой, улыбающийся ученый в шортах с подтяжками на голом мускулистом торсе, в высоких ботинках, и с белой пиратской повязкой на голове вместо широкополой шляпы, как у других. Справа от него стоял ничем не примечательный обрюзгший коротышка в очках, который едва доходил Блейку до плеча. Присмотревшись внимательнее, доктор Майлз увидел, что ученый держал в руках блестящие на солнце золотой щит и длинную золотую цепь, состоящую из нескольких десятков прямоугольных пластин с вырезанными на них изображениями львов и орлов с человеческими головами.

В то время, как Стивен и окружавшие его коллеги отсвечивали белизной зубов на фоне коричневого загара, коротышка, который держал золотую цепь, отличался тем, что его кожа была совершенно белой, и только толстые розовые щеки, шея и пухлые кисти рук сгорели докрасна под палящим солнцем. Судя по характерным для ассирийских царей золотым украшениям в руках археологов, а также бедуинам и верблюдам на заднем плане фотографии, Шон сделал вывод, что раскопки велись где-то на Ближнем Востоке.

— Ну что, рассмотрел своего шефа на ближайшие шесть, а может, и двенадцать месяцев? — спросил ректор Блейк. — Вот он, профессор Штейман, стоит слева от меня. Двадцать пять лет тому назад он еще был полон сил и выглядел намного лучше, чем сейчас.

— Насчет двенадцати месяцев мы не договаривались. Ни один привыкший к комфорту и чистоте городской житель не выдержит добровольного заточения на целый год в дикой пустыне. К тому же, кроме террористов Аль-Каиды, маскирующихся под местных бедуинов, там больше толком и не с кем потрепаться об особенностях модернистских течений в иудаизме середины XVIII века.

— Не драматизируй, не так уж все и плохо. Во-первых, ваш лагерь будет охраняться американским спецназом, так что тебе вряд ли представится возможность проявить свой талант убеждения и заставить моджахедов перейти в иудаизм, сидя прикованным к стене где-нибудь в заброшенном погребе. Во-вторых, я настоял на том, чтобы в контракт включили пункт с условием предоставления двухнедельного отпуска после шести месяцев пребывания на месте раскопок. При этом ты будешь отдыхать целых четырнадцать дней в любой пятизвездочной гостинице Дубая на свой выбор, — уточнил ректор, с важным видом развалившись в кресле.

— А почему я должен отдыхать в Дубае? Я не перевариваю арабов с их ничем не оправданной заносчивостью и врожденной, прямо-таки патологической антисанитарией.

— Ты преувеличиваешь. Дубай — это Нью-Йорк арабского мира. К тому же там действительно есть довольно чистые пляжи и неплохие гостиницы, — возразил ректор и продолжил:

— Ну и, наконец, в-третьих, твой личный гонорар составляет тридцать процентов от уже переведенной нам суммы — а это ровно двести семьдесят тысяч долларов. Не говоря уже о том, что все расходы, связанные с проживанием, перелетами, питанием и даже приобретением необходимой для работы литературы, оплачиваются работодателем. Так что ты теперь стал лакомым кусочком для львиц, охотящихся за молодыми перспективными женихами.

— Прекрати издеваться над нищим ученым, который вынужден питаться в китайских фаст-фудах по девять баксов с «носа». Для этих хищниц мои жалкие триста тысяч долларов — это угрожающе низкая сумма ежемесячного содержания, которая наверняка приведет к нервному срыву, если такое бесчеловечное отношение со стороны спонсора снова забрезжит на горизонте.

— Согласен, без кокаина и ежедневного изливания по вечерам в караоке-баре своего горя таким же «пострадавшим» во время всемирного кризиса подругам такой стресс им никогда не пережить, — рассмеялся ректор.