— Жуткое место. Я думал, что увижу узкие коридоры, а тут целые галереи и залы. Мне повсюду мерещатся призраки, сидящие в засаде, вот я и болтаю, чтобы не поддаваться страхам.

— Во-первых, призраки не сидят в засаде, им это не нужно, а во-вторых, когда же вы, наконец, заткнетесь?! — осадил его Тони.

— Здесь, сеньоры, я должен с вами расстаться. Выключите фонари и идите строго вдоль левой стены, пользуясь подсветкой телефонов, — указал Гарофано рукой направление.

— Мы уже рядом? — спросил Лайман.

— Через пять метров будет последний поворот налево, и вы увидите перед собой тоннель, ведущий прямо в Сан-Клименте. Петли я смазал маслом, так что они теперь не скрипят, а замок навесил на решетку для видимости. Когда будете возвращаться, не забудьте закрыть его, иначе мне придется напоить весь полицейский участок, да еще и сплясать перед ними в местном ресторанчике.

— А зачем же плясать, если вы заплатите за выпивку?

— Они, как обычно, напьются молодого вина и обязательно захотят проверить, будет ли отговорка, которую они сами же и придумают для меня, выглядеть правдоподобно для прокурора.

— И что же они могут такое придумать?

— Только то, что я выронил ключи из кармана, когда от избытка радости танцевал тарантеллу на поминках своей тещи, ничего нового.

— Неужели в этом танце столько экспрессии?

— В Древнем Риме, когда нужно было быстро что-то выпытать у пленного солдата вражеской армии, его нагишом запускали в герметичную комнату, где пару недель находились две-три сотни голодных тарантулов. Как правило, через минуту бешеного танца он сам рассказывал все, что знал и не знал, только бы не возвращаться к мохнатым тварям.

— Вы уверены, что на нижнем уровне никого нет? — еще раз спросил Лайман.

— В отличие от вас, англичан, мы, итальянцы, очень суеверные люди. Наши полицейские даже на работу не выйдут, если им приснился умерший родственник, и уж тем более они не осмелятся находиться в одном помещении с покойным аббатом.

— Тогда зачем же мы выключили фонари? — удивился Керрингтон.

— Береженого Бог бережет, — лаконично ответил Гарофано и, взглянув на часы, добавил:

— Сейчас два пятнадцать. Я буду ждать вас до трех часов ночи в зале, где наши археологи обнаружили древнее захоронение с покойниками в глиняных стволообразных гробах.

— Вы думаете, нам это о чем-то говорит? — спросил Керрингтон.

— Он был справа перед последней аркой. Если вы вдруг задержитесь и я не дождусь вас, используйте карту-схему. Ориентируйтесь по отметкам на стенах, и вы без особого труда сможете выйти из лабиринта подземных ходов.

— Судя по тому, как досконально вы нам все объяснили, надо полагать, вы исчезнете еще до того, как мы войдем в базилику, — прочитав истинные намерения проводника у него на лице, улыбнулся Тони Лайман.

— Честно говоря, я всегда чувствовал себя некомфортно в три часа ночи. Говорят, что в это время нечистая сила наиболее активно проявляет себя. А если принять во внимание, что сегодня полнолуние, то мое желание убраться отсюда как можно быстрее выглядит вполне естественным.

Чем ближе адепты Ордена магистров подходили к решетке, тем все отчетливее до них доносились приглушенные вопли каких-то тварей. Питер прошептал на ухо Лайману:

— Вы тоже их слышите, или это у меня галлюцинации?

— Реальная угроза исходит не от голосов, которые нагоняют на вас страх, а от стволов полицейских автоматов, способных изрешетить ваше тело всего за две секунды, если вы вдруг даже просто чихнете. Так что держите рот на замке и четко выполняйте все мои команды.

Приложив указательный палец к губам, Тони навинтил на стволы пистолетов глушители. Убедившись, что петли действительно были смазаны, он бесшумно открыл решетку. Резкий запах ладана ударил ему в нос. Ступая мягко, как кошка, он вошел внутрь нижнего уровня базилики, освещенного тусклым светом наполовину сгоревших свечей.

Керрингтон оставил туфли перед входом и проследовал за ним. Окинув взглядом небольшое помещение, он увидел на сводчатом потолке и стенах выцветшую роспись, выполненную художниками первых римских христиан в бывшем храме Митры. Посередине зала стоял алтарь с изображением этого языческого бога, убивающего быка.

Керрингтон плавно перевел взгляд на каменную скамью, установленную вдоль всей стены, и невольно содрогнулся при виде лежавшего на ней тела покойного аббата, облаченного в белую ризу. Слегка потрескивая, две толстые восковые свечи горели в высоких подсвечниках рядом с ним. Резкий вибрирующий звонок мобильного телефона, раздавшийся из коробки с личными вещами покойного, заставил Лаймана спрятаться за алтарем. Услышав шаги спускающихся по лестнице полицейских, Питер, не найдя другого места, лег под скамью. Дойдя до последней ступени, один из полицейских посветил мощным фонарем на входную решетку, а затем пробежался пучком света по углам зала древнего храма, в то время как его молодой напарник едва поспевал за ним направлять в ту же сторону ствол автомата. Увидев светящийся экран мобильного телефона в картонной коробке, молодой сержант пошутил, чтобы как-то совладать со страхом:

— Никак сам святой Петр звонит покойнику из небесной канцелярии.

— Ну так ответь апостолу. Скажи, что ты секретарь аббата и что он уже в пути, но вдруг решил забежать по дороге в пиццерию и перекусить перед вознесением на небо.

— А если он тоже захочет пиццу?

— Скажешь ему, что осталась только с грибами.

По их голосу Лайман понял, что они напуганы происходящим наверху. Полицейские явно не спешили возвращаться назад, но и рядом с покойником чувствовали себя неуютно. Осторожно приблизившись к каменной скамье, они замерли в нерешительности, будто сам Господь нажал на кнопку «пауза». В силу католического воспитания никто из них не осмеливался первым протянуть руку к коробке и выключить телефон, который непрестанно громко звонил, раздражая их.

Тони Лайман был высокого роста. Из-за длительного сидения на корточках он почувствовал ломоту в спине и ногах и решил, что пора действовать. Воспользовавшись растерянностью полицейских, он подкрался сзади, как тень, и приставил пистолеты к их затылкам.

— Забери у них оружие, рации, телефоны и пристегни наручниками к решетке, — отдал он приказ Керрингтону.

Полицейские не оказывали сопротивления и, как показалось Питеру, даже были рады такому стечению обстоятельств, поскольку странные пугающие звуки и голоса доносились сверху все громче. Разговаривать шепотом больше не было никакого смысла и, поднявшись на средний ярус базилики, он спросил Лаймана:

— Почему вы их не пристрелили, они же легко могут узнать нас на опознании?

— Оставлять за собой одни трупы — это дурной тон в нашей профессии. Убирать следует только тех, кто действительно представляет для вас реальную угрозу. Вот, к примеру, как этот, — ответил Лайман и, резко развернувшись, метким выстрелом в голову сразил наповал полицейского, который уже направил на «ночных прихожан» свой автомат.

Питер раскрыл рот от удивления.

— Но каким образом? Вы же стояли к нему спиной. Откуда вы знали, что он именно там, куда вы сразу и выстрелили?

— Вы его заметили первым, а я лишь смотрел в ваши глаза. Да и где же ему еще быть, как не на лестнице?

Четвертый полицейский сам положил на ступени автомат и начал быстро спускаться, подняв руки. По его бледному лицу Питер понял, что наверху происходит действительно что-то странное и пугающее.

— Лучше убейте меня вы, чем они, — выкатив от страха глаза, сказал он.

Тони направил на него пистолет и голосом, не терпящим возражений, сказал:

— Ты пойдешь впереди нас. Я уже успел потратить аванс, так что работу надо обязательно выполнить.

— Пообещай, что убьешь меня раньше, чем они выпустят мне кишки, — взмолился полицейский.

— Что за «колеса» вы жрете, если у вас «глюки» такие яркие? Кто же тогда за порядком в городе будет следить? — рассматривая зрачки полицейского, спросил Тони.