Офицер охраны и двое солдат с автоматами наперевес со знанием дела осматривали днище машины при помощи зеркала, прикрепленного к длинной пластиковой ручке. Лука Гаспирини задумался о чем-то своем, рассматривая герб английской короны на вторых въездных воротах, поэтому он не сразу среагировал на просьбу кинолога выйти из кабины.

После того как шотландский сеттер обнюхал весь салон на предмет взрывчатых веществ, офицер обратился к водителю:

— На первом повороте возьмете налево. Езжайте все время вдоль забора и никуда не сворачивайте, иначе по вам откроют огонь. Дорога приведет вас прямо к служебному входу. Здесь просто негде заблудиться.

Выполнив приказ офицера, водитель медленно повел машину по парковой аллее параллельно бетонному забору трехметровой высоты с острыми пиками, загнутыми в сторону улицы.

— Вы слышали? По нам откроют огонь у нас же дома, в Риме. Ну разве это не хамство! — возмутился водитель. Указав рукой куда-то вперед, он продолжил, активно жестикулируя:

— Я родился через два квартала отсюда. Мой отец, мой дед, мой прадед — все они тоже родились в Риме. Каждый вечер они собирались за одним столом, ели пиццу, пили вино, рассказывали анекдоты, — одним словом, радовались жизни, как все нормальные итальянцы. И я уверен, что если бы какой-то лорд Байрон осмелился им сказать, что он откроет по ним огонь из мушкетов, как только кто-то из них вдруг повернет не туда, то они бы просто связали этого психа веревкой, надели мешок на голову и отвели в дом для душевнобольных.

— И это еще в том случае, если бы англичанин спел им гимн Италии и выпил вместе с ними за здоровье Папы Римского, — согласился с ним падре Торкватто.

— А зачем мешок на голову надевать? — залившись смехом, спросил Бруно Тоннело, замеряя давление кардинала.

— Чтобы мусор, который несет река, не запутался в роскошной шевелюре Байрона, — по привычке прикрывая рот рукой, рассмеялся Гаспирини. — Видимо, мирные родственники сначала планировали окунуть туриста пару раз в Тибр вниз головой, но Микеле постеснялся падре и не решился нам рассказать об этом.

— В наше время эта версия выглядит вполне правдоподобной, док, однако лет сто назад, а тем более триста, люди были более спокойные и воспитанные. Они бы просто посадили его на кол и пошли себе спать по домам. Никакого рукоприкладства, — рассмеялся водитель, следя за тем, чтобы не превышать ограничение скорости в 20 км/час.

Он обратил внимание на множество видеокамер, установленных высоко на электрических столбах, а также на несколько плотных рядов смотанной кольцами колючей проволоки, идущих вдоль периметра всего забора. Через каждые десять метров машину провожал взглядом морской пехотинец, вооруженный до зубов. На фоне более чем странного здания, абсолютно не вписывающегося в архитектурный ансамбль улицы, солдаты выглядели, как живые парковые скульптуры — один из элементов неомодернизма свихнувшегося художника-авангардиста. Когда Микеле насчитал двенадцатого караульного, он не выдержал и снова выплеснул закипевшие в нем эмоции:

— Такое впечатление, что эти англичане всех нас за террористов принимают. Если они так охраняют задницы своих дипломатов в мирной стране, то я представляю, что творится в Ираке.

— Я не думаю, что это у них обычная практика. Скорее всего, какая-то важная шишка должна приехать, вот они и разволновались, — предположил Гаспирини.

— После того как обычный пьянчуга забрался прямо в спальню королевы, им теперь есть о чем призадуматься, — согласился Бруно.

— Похоже, они стали чересчур задумчивые, если окружили посольство живой изгородью из спецназовцев. Даже американцы до такой степени не шизуют, — ехидно заметил Микеле.

Дорога плавно повернула, и «скорая» въехала во внутренний двор. В целях безопасности все технические и вспомогательные строения были перенесены метров на сто от главного корпуса, так что кроме трех дежурных автомобилей посольства, на площадке не было видно даже мусорных баков.

Несколько «Бентли» представительского класса и два «Роллс Ройса», сияющих черным лаком и хромом, были припаркованы на стоянке неподалеку. Остановившись перед поднявшим вверх руку офицером, водитель развернул машину и подъехал к служебному входу на максимально допустимое расстояние. Кардинал окончательно пришел в себя, однако реаниматолог Бруно решил не рисковать и перед тем, как расстаться, ввел ему еще два куба кардиостимулирующего препарата. Лука Гаспирини вышел наружу и начал по привычке разминать поясницу. Офицер охраны вежливо обратился к ним:

— Добрый день, джентльмены. У меня приказ пропустить к послу только священнослужителей, остальные должны немедленно покинуть территорию.

— Скорее Пизанская башня упадет, чем нам предложат в этом доме кофе, — настолько громко, чтобы услышал появившийся в дверях дворецкий, съязвил Микеле.

Уловив, что оброненная водителем с нескрываемым сарказмом реплика была адресована лично ему, дворецкий ответил, растягивая гласные:

— В следующий раз, сэ-эр, когда вы захотите фаршированную рождественскую индейку, позвоните нам хотя бы за час до вашего приезда.

— Ну вот, видите, что я вам говорил. Для этих англичан водители, повара, официанты, рассыльные, уборщицы — люди второго сорта. Если вы не лорд и не сын Рокфеллера, даже дворецкий имеет полное право издеваться над вами, а вы должны в ответ только кивать головой, — экспрессивно жестикулируя, сказал Микеле.

— К сожалению, сеньор, здесь не пиццерия, а посольство Великобритании, поэтому насчет Пизанской башни вы были абсолютно правы, но если хотите, могу предложить свой термос с кофе в обмен на таблетку аспирина, — простуженным голосом сказал офицер.

Поблагодарив главврача за оказанную помощь, Сантори вместе с падре Торкватто проследовали за дворецким по длинному коридору и поднялись по широкой мраморной лестнице на второй этаж. Характерная для XIX века гипсовая лепка, старые дубовые двери, широкие массивные люстры, высокие серебряные подсвечники, портреты герцога Мальборо, адмирала Нельсона, генерала Веллингтона и прочих выдающихся деятелей Британской Империи, и даже специфический уникальный запах старины, присутствующий только в музеях, — все это никак не увязывалось с фасадом здания и сбивало с толку посетителей, которым начинало казаться, что они попали в викторианскую эпоху, пройдя сквозь временную дыру.

Строгая прическа и круглые линзы очков 60-летней секретарши подчеркивали традиционную чопорность и консервативность дипломатического корпуса Ее Королевского Величества. Выдавив из себя растерянную улыбку при виде вошедших в приемную священнослужителей, она сразу же отсекла падре от кардинала, пригласив только Сантори пройти в кабинет. Падре в качестве утешительного приза был предложен цейлонский чай с горячим молоком, датским печеньем и сыром «Чеддер».

Выйдя навстречу гостю со сдержанной улыбкой на лице, посол представился, первым протянув руку для приветствия.

— Дэвид Мэтингли, посол Ее Королевского Величества королевы Елизаветы II. Рад видеть вас, кардинал.

Седой и подтянутый, он был похож в свои шестьдесят пять на Лесли Нильсена. Указав рукой на крепкого мужчину среднего роста в военной форме, стоящего к ним спиной, посол автоматически перешел на более почтительный тон:

— Имею честь представить вам принца Альберта — магистра седьмой ступени и исполнительного директора нашего Ордена.

Скрестив руки на груди, принц задумчиво глядел в окно вслед выезжающей за ворота карете «скорой помощи». Мощные фонтаны, выстреливающие высоко вверх струями воды из двух длинных прямоугольных бассейнов, спроектированных сэром Бэзилом Спенсом, выглядели по меньшей мере неуместно перед главным фасадом посольства.

— Этот архитектор действительно был еще тем чудаком, — сказал принц.

— Как и стеклянная пирамида у входа в Лувр, наше здание тоже — шрам на лице города. Впрочем, мы все уже привыкли, — с оттенком легкой досады в голосе высказал свое мнение Мэтингли.

— Нельзя доверять проектирование иностранцам. У них другой менталитет, и им наплевать на последствия. К тому же они абсолютно не берут во внимание влияние света на само здание, — согласился с ним Сантори.