Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Если "Цзо чжуань", как показал Б.Карлгрен, была написана между 468 и 300 гг. до н.э., то при самом скептическом отношении создание "Книги перемен" приходится отнести к более раннему времени, по-видимому, не позже VII в. до н.э. А так как гадательные надписи на костях, доходящие до VIII в. до н.э., представляют более архаическую форму языка, чем в древнейших частях "Книги перемен", то естественнее всего установить время ее создания между VIII и VII вв. до н.э.

Эндó Такахиса[617] в своей работе "Философия жизни в "[Чжоу] и"" указывал, что в "Книге перемен" богато представлены образы природы, но совершенно отсутствуют образы моря[618]. Поэтому, полагает Эндó Такахиса, "Книга перемен", по-видимому, создана была в Центральной Азии[619]. Думается, вернее – в западном Китае, ибо даже материалы "Цзо чжуани" таковы, что нельзя не заметить особенно сильного распространения "Книги перемен" в уделах Цзинь и Цинь[620]. По-видимому, они – место ее создания. А т.к. в основном она родилась в условиях земледельческой культуры[621], то это тоже склоняет к тому, чтобы признать местом возникновения "Книги перемен" удел Цзинь или Цинь.

Итак, основной текст "Книги перемен" – первоначально гадательный, а впоследствии и философский текст, сложившийся из материалов земледельческого фольклора на территории уделов Цзинь или Цинь между VIII и VII вв. до н.э.

Глава VIII

Изучение "Книги Перемен" в комментаторских школах и дифференциация этих школ

Как известно, среди классических книг конфуцианства "Книга перемен" с давних пор занимает первое место. Уже поэтому она не могла не привлечь к себе внимание китайских филологов. Кроме того, по своему языку и содержанию она принадлежит, пожалуй, к самым загадочным из классических текстов; сколько бы раз ее ни интерпретировали комментаторы, она по-прежнему оставалась в том или ином отношении неясной, и все снова и снова делались попытки ее объяснить. Такие новые попытки безусловно связаны с общим ходом развития философии и филологии Китая. Поэтому неудивительно, что вокруг "Книги перемен" в Китае развилась грандиозная комментаторская литература. Чтобы судить о ее размерах, достаточно указать, что в "Сы ку цюань шу цзун му" упоминается около пятисот сочинений, посвященных так или иначе "Книге перемен". Тут и собственно комментарии, и субкомментарии, и систематические трактаты, и обобщения теории, и рассуждения об отдельных деталях этой теории; тут и работы, посвященные собственно "Книге перемен", и работы об апокрифической литературе, сложившейся вокруг нее. Одни авторы комментариев выступают именно как авторы, другие – лишь как компиляторы комментариев, принадлежавших прошлым поколениям. Одни авторы подчеркивают "объективность" своих суждений, другие – "субъективность"...

И это ведь еще не все, что написано на Дальнем Востоке о "Книге перемен", ибо "Сы ку цюань шу цзун му" не учитывает множества даосских произведений на эту тему, включенных в "Дао цзан" (даосский канон). Не учтены и работы японских ицзинистов, которых тоже было немало. Таким образом, литература о "Книге перемен" – это целая библиотека достаточно внушительных размеров. Говорить о ней со всеми подробностями невозможно даже в специальной работе, но невозможно и игнорировать эту поистине грандиозную литературу.

Процесс развития философии Китая, как и всякий исторический процесс, столь многообразен, что можно изучать его с учетом самых различных сторон, с большей или меньшей подробностью. Для нашей цели достаточно упомянуть, что этот процесс представляется не абсолютно равномерным, а развивающимся различными темпами на определенных этапах.

На фоне развивавшегося феодального общества Китая ицзинистическая литература складывалась следующим образом. В VI в. до н.э. – I в. н.э. в классический период истории китайской философии, во время образования различных феодальных школ, появляются "Десять крыльев" как продукт анонимного творчества ицзинистов. Традиция, как мы видели, приписывает некоторые из них или даже "Десять крыльев" полностью – Конфуцию. Я уже неоднократно говорил о совершенной ложности этого, ибо идеология ицзинизма и учение Конфуция по целому ряду основных положений – взаимоисключающие доктрины. Весьма важно понять, что "Десять крыльев" – это комментаторская литература, а не основной текст, но что очень рано (вероятно, уже в I-V вв. н.э.) они были столь тесно ассоциированы с самой "Книгой перемен", что с тех пор в представлении наивной традиции слились воедино. Это уже указывал Оу-ян Сю. Во II-V вв. оформляется мантическая школа комментаторов, которая до известной степени связана с характерным для этого периода созданием религиозной, мистической и оккультной литературы. Однако под этой формой изложения мысли комментаторы начинают философское осмысление памятника. Особенно много в этом отношении сделали Ван Би, Хань Кан-бо и Чжэн Сюань. Первый из них обычно противопоставляется мантической школе. Это, по-видимому, относительно верно, ибо его комментарий не пользовался успехом у гадателей своего времени. Однако ошибочно резко противопоставлять Ван Би его предшественникам. Ознакомление с его комментарием и с комментариями его предшественников приводит к выводу, что в основном ему не удалось преодолеть современные ему формы комментирования "Книги перемен", но тем не менее он безусловно предвосхитил дальнейший путь ее понимания.

Обычно принято полагать, что ханьские ицзинисты создали чисто мантическую школу, а сунские – чисто философскую интерпретацию. Это неверно, ибо у ханьских ицзинистов было кое-что от философского понимания памятника, а комментарий сунского философа-филолога Чжу Си демонстративно сближен с мантикой.

Во II-VI вв., при создании религиозной философии даосизма (а потом и буддизма), большую роль играло символическое мышление. Понятия преимущественно облекались в символические образы (Гэ Хун в этом отношении типичен). Поэтому неудивительно, что и ханьские ицзинисты в подавляющем большинстве случаев интерпретируют текст с точки зрения символики триграмм, гексаграмм, отдельных черт и т.п. (не свободен от этого и Ван Би, а впоследствии и Мацуй Расю, систематически присоединявший к своему комментарию, в основном философскому, интерпретацию этой символики).

В VIII-X вв. буддийская схоластика так разработала технику мышления (понятийного и абстрактного), что сунские ицзинисты уже не могли довольствоваться столь примитивным методом интерпретации, как глоссы к символам и числовым комбинациям. Они вынуждены были философски интерпретировать текст, чтобы быть в состоянии противопоставить свою школу разработанной и сложной буддийской философии. Правда, такая интерпретация достигает своей высшей точки лишь впоследствии у Оу-и, целиком унаследовавшего традиции сунской школы, но значительно обогатившего ее. Это ему удалось на путях синтеза сунской школы и буддизма, ибо он сам был буддистом и известен как автор одного из замечательных комментариев к "Виджня'на-ма'трасиддхи-триншика" ("Тридцать принципов достижения меры познания"). Главная его идея – это стремление найти синтез не только всех буддийских школ, но и буддизма, конфуцианства и даосизма. Комментарий к "Книге перемен" был написан Оу-и в 1641 г.

Для уточнения и конкретизации вышеизложенного привожу образцы нескольких комментариев к "Книге перемен". Вот, между прочим, что мы читаем в комментаторской литературе по поводу первых слов книги: "Творчество (Цянь). Начало, проницание, определение, стойкость".

вернуться

617

, 1925, 2-е изд., с 18–22.

вернуться

618

Вспомним, что даосская литература, например, насыщена образами моря, – особенно у Чжуан-цзы и в книге "Хуайнань-цзы".

вернуться

619

По мнению Эндó Такахисы, – на Памире. Я думаю, что в этом сказалось влияние не действительности, а индогерманистики, которое, по-видимому, испытал на себе этот японский синолог.

вернуться

620

Таблицы С.В.Зинина с очевидностью демонстрируют, что, согласно "Цзо чжуани", "Канон перемен" использовался в государствах этноса хуа-ся (Цзинь, Чэнь, Ци, Лу, Вэй) и лишь в одном "варварском" государстве Цинь. Статистически последнее уступает всем остальным государствам – описано всего лишь одно произведенное в нем гадание по "Чжоу и" (Си-гун, 15-й г.). Поэтому вывод Ю.К.Щуцкого об особенно сильном распространении там "Чжоу и" – плод какого-то недоразумения. Но зато совершенно справедливо данное заключение относительно государства Цзинь. В разбираемом материале оно выделяется более чем явно. Из 19 указанных случаев использования "Чжоу и" почти половина – семь случаев – зарегистрированы в Цзинь. Даже главное для "Цзо чжуани" государство Лу оказывается вторым по этому параметру, в нем соответствующих эпизодов – примерно вдвое меньше, а именно четыре. В "Го юе" же вообще все три гадания привязаны к Цзинь. Отрицание особой роли Цинь в распространении и возможном происхождении "Чжоу и" усиливает аргументацию Ю.К.Щуцкого против гипотезы Эндó Такахисы о создании памятника в Центральной Азии, ибо к последней из названных государств ближе всего было Цинь, и не только территориально, но и этнически, и культурно. В свою очередь, выделение цзиньского очага подчеркивает предложенную Ю.К.Щуцким оппозицию "Канона перемен" даосским произведениям, поскольку в Цзинь входили северные земли территории хуа-ся, а даосизм происходил с "варварского" юга, из государства Чу. Данная генетическая оппозиция особенно любопытна в сопоставлении с выясняемой ныне близостью более поздней, комментаторско-философской части "Чжоу и", т.е. прежде всего "Си цы чжуани", к "Дао дэ цзину". – А.К.

вернуться

621

Основная антитеза: Свет (солнце) и Тьма (толща земли, на которой прорастает зерно), внимание к росту посевов и многие другие характерные черты памятника склоняют меня к этому утверждению.

78
{"b":"219745","o":1}