И вот хожу такая «свободная», выдыхаю свое хлипкое «Хорошо!», и так до момента, пока он не врывается, не встряхивает. Я, если честно, давно бы порвала, если бы он не умел спускаться за мной в ад.

Она замолкает некстати, и я чувствую раздражение, меня вообще бесят вычурно-пафосные выражения. «Спускаться в ад» – мрачный романтизм, присущий подросткам, а не тридцатилетней тетке.

– Помнишь фильм «Куда приводят мечты»? – вдруг спрашивает она.

– Это где герой спускается в ад за своей женой самоубийцей? Голливудский вариант Орфея и Эвридики, – делано шучу, потому что на самом деле мне нравится этот фильм.

– Знаешь, ведь он никогда бы не смог спуститься за ней в ад после смерти, – она смотрит мне в глаза и говорит это медленно, – если бы уже однажды не проделал тот же путь при жизни.

– Разве? – удивляюсь я. – Что-то я ничего такого не помню.

– Помнишь, она оказывается в психушке, после гибели детей?

– Да. Она еще тогда решает развестись. Я никогда не понимала, почему, ведь дети погибли – это ужас, но зачем отрезать от своей жизни заживо еще и любимого человека?

– Ну как же ты не понимаешь… Потеря детей – это да. Но больше всего она страдала, что потеряла его.

– Да как же потеряла, – горячусь я, – если он к ней в психушку ходил-ходил, а она его сама видеть не желала!

– Видишь ли, она была как я: то, что он не оказался с ней на одной волне, – означало то, что он ее бросил одну. В рациональном мире то, что он не дал себе стрессовать до степени психического дисбаланса, – это хорошо и правильно. И это понятно, правда же? Человек постарался сохранить себя и не предался горю всем существом – что ж тут плохого с точки зрения нормального человека.

Но они не были нормальной парой. Они были… «паранормальной» парой, если так можно сказать… то есть в их отношениях праздники иррациональности случались гораздо чаще, чем у других пар: они ощущали друг друга посредством тонких связей. И ощущали как единый организм. Почти.

И вот случается общее горе – и тут все паутинки их связей рвутся: она избывает стресс беды по-своему, а он… он – иначе, так, как справляются с горем нормальные люди, не такие, как они.

Женщина ощущает покинутость – потому что мужчина не пошел в тот туннель горя, куда унесло ее. Она там была одна. И неважно, что с точки зрения нормальной обывательской психики муж поступил хорошо и правильно – для его жены это не имело значения, она ощущала лишь одно: он не с ней.

И вот, представь, все-таки он смог ее понять, смог догадаться, почему она считает себя преданной.

Это было трудно, черт возьми, нечеловечески трудно, потому что, с точки зрения всех доводов разума, его модель поведения после гибели детей правильна была… Но он спустился во внутренний ад своей женщины, извлек ее оттуда, и они снова смогли быть вместе, как раньше, празднуя невероятную связанность и близость.

Вот и о нас хочу сказать то же самое.

Мы – не нормальная пара.

И мои ожидания на его счет – безумно завышены. Это с точки зрения нормального мужчины.

Его – как всякого нормального человека – тянет поступать по норме, и он соответствует стандарту, о да.

Но мне нужна сверхнорма, паранорма, нужна иррациональная связь между нами, а не счеты, не борьба самолюбий, мне нужно, чтобы он ценил иррациональность так же, как я, и не считал ее блажью.

Для меня в жизни тонкие связи между душами и сознаниями – самое ценное, и если этого нет, то зачем мне отношения – я вот такая.

– Слушай, а вот женщины с любовниками, у них тоже подобные устремления? Возвышенные? Или…

– Да, йолки, Лика!!! Мне никогда не нужен был любовник! Мне всегда нужен был мой совершенно мужчина – такой, чтобы, сложившись, мы образовали одно целое, настолько очевидное, что никому бы и в голову не пришло посягать на единство, включая нас самих.

Все, что ниже этого качеством отношений, – просто не имеет ценности для меня. Одиночка я, понимаешь?

Блиннн… Со стороны все эти мои чаяния и проявления, вероятно, кажутся капризами и стервозностью. Так сочтут все чужие люди – те, что не моего чувственного поля.

И практически любой мужчина не станет всерьез сочувствовать таким «бзикам» и потакать «блажи».

А он… он нормальный мужчина. Но он умеет меня доставать из самых разных расщелин и бездн, куда я часто попадаю из-за специфики наших отношений.

Знаешь, – лукаво улыбается, – порой сама с себя дивлюсь: я бросаю и при этом ощущаю себя брошенной. Вроде бы очевидное противоречие в этой строке. Но он умеет видеть неочевидное, скрытое. Рассуждает так: раз она меня бросила, значит, я сделал что-то не так, пойду выяснять, возвращать…

– Слушай, а такие мужчины вообще бывают? – не выдерживаю я.

– Не-а, – смеется она, – таких не бывает. Только он. И только когда любит.

– Так зачем же ты постоянно его бросаешь?

Она вдруг начинает плакать.

– Эта жизнь… она такая реальная… мне не сладить с ней, нет. Мы такие оба нездешние… мне кажется, мы не выживем вдвоем. Замкнемся на самих себя, скатаемся в зеркальный шар, нас бросит о землю случайным толчком, и все – мы разобьемся на тысячи осколков… я обреченность предчувствую, понимаешь? Если бы мы нашли друг друга, будучи свободными, – то могла бы получиться жизнь. Да, полная острых испытаний – потому что материя мира злится на тех, кто ее не замечает, – но все равно жизнь наша общая могла бы случиться… А так… боюсь, у нас не хватит сил. Мне будет стыдно-виновато-жалко перед своими – Влад, мама, его родители.

– А Егор? – спрашиваю я осторожно.

– Не знаю. Черт, не спрашивай меня!!!

– Машка… послушай… в идеальный мир-на-двоих не дойти не доехать, никак… ни на чем… Ну нет дороги, ведущей в него. Но я такая же дура, как и ты, я верю, что такой идеальный мир-на-двоих существует.

– Конечно, существует! – вскидывается моя маленькая сестра. – Иначе куда, скажи, куда уходит сильнейшая энергия тоски? Да-да, именно туда: на обогрев и освещение идеального мира! «Пусть он будет», – решает однажды каждый, и потому этот мир вечен. И так он хорош – этот мир – что никакие простые блага не сравнятся с ним! Идеальный мир-на-двоих вечно будет призывать энергию тоски, а мы – невольно – исторгать ее.

– И чтобы верить в него было легче, – продолжила я грустно, – мы сами станем героями-любовниками, сами напишем о себе сказки, чтобы стать зеркалом для тех, кто придет после нас. Такая ты. Я – нет. Я хилая, я не сумею. А может, мне нужды нет, мне ведь неплохо живется с Антоном. Но послушай меня. Никогда, никогда не будет этому миру места во внешнем измерении, потому что он – как Царствие Небесное, о котором «конкретные» парни спрашивали Иисуса: где, мол, да когда наступит?

А он отвечал: «Царствие Небесное внутрь вас есть…»

Поговорили, угу. Две религиозных идеалистки об идеальном мире.

…И вот теперь она почти свободна. Еще немного, и Влад отпустит ее.

И помогла ей в этом Лера. Девушка-ангел, выживший выкидыш идеального мира…

Зачем он приходил в больницу, ну вот зачем???

Кто ему сказал?

– Это очень плохо, Сережа, этого не нужно было делать, – вырвалось у меня вместо «здравствуй».

– Я думал, тебе будет приятно. Нет. Я хотел тебя видеть, Лера. Я…

– Подожди. Скажи лучше, как мальчик себя чувствует?

…Смотрела на фотографии: счастливая женщина – кажется, светловолосая – счастливая мордочка ребенка, крепенькие ножки в красных сандаликах уверенно упираются в зеленый ковер… улыбалась, кивала в ответ на его новости: «ходит», «сам кушает», «лепит», «велосипед с двумя маленькими колесами сзади», «повезем на море».

Наконец он ушел. Вдруг захотелось лечь на пол – прохладный, гладкий – и лечь непременно на живот. И завыть. Я словно ощутила щекой твердый холод линолеума, заплакала.

– Сними меня с этого крючка, Господи, сними, ну что тебе стоит… а еще сделай меня неуязвимой, а? Каким-нибудь таким лаком покрой душу, чтобы корочкой взялась, чтобы скорлупой крепкой, панцирем таким, чтобы любой крючок соскальзывал, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста…