откуда я это знаю… откуда… я знаю лишь то, что я так поступила с Сережиной любовью… и со своей… но правильно ли я сделала?
Не знаю…
всякий раз, порываясь прочь, из, к…
словно говоришь себе: „буду теперь жить по-новому“ по-новому, это значит все то же самое, но минус вот эти болючие отношения.
но тебя не впустит никакая форма новой жизни, пока ты не будешь ей соответствовать.
пока ты изживаешь связь, которой хочешь отречься – а изживание ее из себя неизбежно, как выветривание, как испарение – тебе нужно жить нигде…
возможно, это „бездомье“ и есть самое мучительное, его мало кто выдерживает ровно, все системы организма и сознания паникуют, ища пристанища…
в этом яростном верчении, вероятно, и происходит изживание больной связи, и совершается новый формат тебя, пригодный для следующей стадии твоей жизни…
найти бы где мое нигде, чтобы изжить Сережу из себя…
кто бы дал мне приют на это время „нигде“…
Маша вот сейчас рассказывала, как Егор однажды заметил: „Знаешь, что мне больше всего дорого в отношениях с тобой? Обмен теплом здесь и сейчас“. Наверное, он говорил о слиянии: ведь обмен – это взаимоперетекание.
то есть они друг другу идеально подходят в связке „донор-реципиент“
эта связка идеальна для создания брака, НО не может отменить уже существующий брак.
Маша пошла на конфронтацию, потому что была надежда все устроить в соответствии с привычными формами жизни в любви.
не вышло.
надо успокоиться и устраиваться по-другому.
но ведь так не хочется… так хочется поступить по свободной воле,
но нет ее, этой воли, когда ты уже замужем…
и помочь нечем, разве что подставлять уши…
думаю, все будет хорошо.
Маша, видимо, подсознательно мужа хотела видеть действующим именно так. Иначе нашла бы способ устроить „тихий“ развод и просто поставить перед фактом.
в такие вот моменты, после неудавшихся рывков прочь, становится остро-ясно: все-таки все резервы на стороне уже имеющихся систем – мы все играем и работаем на них, в них достанет силы притянуть, вернуть…
и в этом – залог стабильности мира, постоянно пополняемый залог… вот и Сережа…
А я? Есть я хоть в какой-нибудь системе?»
ЛЕРА
Сохранила запись, проверила почту. Пара рассылок и письмо от Маши – надо же, как быстро.
«Привет, я позвоню насчет следующей встречи, скорее всего, через неделю – уезжаю. Знаешь, что? Мне почти хорошо сейчас, после разговора с тобой. Молчать было трудно. То есть сейчас ничего не изменилось, но мне стало легче. Вооот…
Я тут придумала одну штуку: завела для тебя Интернет-кошелек и положила туда немножко денег. Вот ссылка, вот номер твоего счета, вот пароль – думаю, освоишься и будешь покупать через Интернет всякое-разное-нужное.
Кстати, если будут еще звонить по объявлению, говори, что услуга платная. Правда-правда. Из этого может выйти неплохой маленький бизнес.
Ну вот.
Чмоки,
М.
P.S. Завтра тебе доставят из магазина ноутбук, ты сможешь печатать в кровати, в туалете, в кресле, и глаза не так будут уставать»…
Хм… «Чмоки» – это славно.
Ноутбук… была такая мечта. И вот уже ее нет. Я невольно улыбнулась.
Ноутбук – это, наверное, такое послание извне-и-свыше: «Молодец, Лера, что вернула Сережу в его жизнь…» Они там часто извиняются таким вот образом, интересно?
Зашла в свой дневник в Сети, чтобы почитать свежие записи друзей.
Друзья… о которых я не знаю ничего, почти ничего. Просто мне нравится то, что они пишут, им нравится то, что я пишу. Для начала дружбы – самое то. А сколько она продлится – знают лишь боги Сети…
…А потом я увидела сообщение от Гоши Смехова на своей страничке:
«Лера, моя сестра вчера погибла в авиакатастрофе. Летела в Европу, в турпоездку. Сестре было тридцать. Мама в трансе. Напиши что-нибудь в память о моей сестре. Ты сможешь написать как надо, ты – светлая».
…Вдруг ощутила, как кончики пальцев наливаются теплой тяжестью.
«Join to majority» – стучало в висок английское выражение, вызубренное еще в школе. «Join to majority» – присоединиться к большинству.
Открыла чистый лист в «Word-e».
«ПРИСОЕДИНИВШИМСЯ»
Земное притянется земным, пусть у одного из них – самолета – есть крылья, а другое – сама Земля – висит ни на чем.
Прах возвращается в прах, а дух к Богу, давшему его взаймы на краткую жизнь.
Краткая жизнь в семьдесят, при большей крепости – восемьдесят, а у иного – тридцать светлых лет…
Настолько боюсь думать о том, как умирают люди, падающие с неба на землю, что стираю рукой реальность и рисую свою декорацию в этом театре абсурда и страха.
Не буду верить в панику, хрип, вздутые вены, рвущиеся связки.
Это было. Но было потом.
После того как невидимый ангел, предвидя беду, выпустил в салон веселых химер.
Химеры пахли так волшебно, что каждый, приговоренный к корпусу падающего самолета, слышал самый любимый свой запах —
теплой ванили… корицы… дыма «Голуаз»… духов «Ab ovo»… серой пыли, прибитой дождем… изрезанной триммером травы… расхрустанного арбуза… померанцевых деревьев в цвету… поцарапанного лайма…
И пока, закрыв глаза, люди вдыхали каждый свое,
их перенесли через Границу границ Конвоиры Всевышнего.
Чтобы не видели они, слившиеся на время с любимым запахом, как пал бессильно металл на магнит Земли, как тела их распались на излюбленные цвета флагов – белый, красный, синий…
И дальше для них настала жизнь духа, жизнь за гранью нашего разумения.
Мы плачем им вослед, вспоминаем, спрашиваем: «Почему?»
Мы плачем о них, о себе, о бессилье, о страхе.
Мы плачем о неотменимости, непоправимости, внезапности смерти.
Языком ритуала укоряем черного бога блек-джека
За то, что не мы выбираем, когда нам родиться, когда умереть.
Мы выбираем лишь запах, втянув который, переносимся за Границу границ – каждый в свою страну, в свое время.
ЛЕРА
Погибла в тридцать лет… почти ровесница. Здоровая девушка, наверное, раз летела в Европу в турпоездку. А я вот… живу…
Перечитала. «Черная новелла», – подумала. Поставила метку в дневнике, чтобы потом найти: «НОВЕЛЛА НОМЕР ОДИН».
Глава 4
ЛИКА
…На асфальте краской БОЛЬШИМИ буквами «Я тебя люблю!» – так, чтобы видно было «адресату» из окна многоэтажки даже спросонок… Интересно, а пишут ли такими буквами на асфальте «Я тебя НЕ люблю!»…
О господи-боже-мой…
Иду на встречу с мужем своей маленькой сестры. Очень просил.
Маша – сестра – хочет развестись с Владом. Десять лет вместе, дочке шесть всего…
Интересно, есть ли те, кто никогда не хотел развестись…
Я свой рывок прочь пережила полтора года назад. Осталась. Конечно, осталась. Хороший муж, хороший человек – и никакая любовь не оторвет от брака с таким. Или это любовь была никакая? Что уж теперь думать…
Но у Маши иначе все. Влад – умный, преуспевающий, но сухой. Холодный. И тяжелый. Похож на дорогостоящий, отлаженный, изящный механизм. Балует – нет, скорее, удобряет ее подарками и задавливает… чем задавливает, хотела бы я знать это слово… безвоздушием?
Машка – она подвижная, как дух. А он – стабильный и основательный, как… корень дуба.
И могли бы они образовать идеальную пару, еще как могли бы, но вот эта соревновательность самолюбивая в мужчинах, как же она все портит… Господи-боже-мой, помоги… и помилуй нас всех…
«Она девочка, – это Влад, – она должна подстраиваться под меня, стараться угодить моим вкусам. А не я. То, чего она ждет от меня, – того не будет. Так надо».
А чего она ждет? И как надо? А ведь была у них любовь, была…
Вообще, любовь – чудовищное посягательство. Жадность. Обсессия.
Даже самая невинная – а такая бывает? – сжирает приношения со скоростью шального огня и не насыщается.
