На животе не выдержать, языком, всем жадным языком огладить овал тайн, «живот твой – ворох пшеницы, украшенный лилиями», при чем тут лилии…

Вот так помогая себе ладонями, утопить тебя в беззащитность еще сильнее, пока ты не спохватишься и не погонишься за дыханием своим вослед…

Но я жестока.

Снова, минуя губами подрагивающий, молящий о прикосновении ствол, легчайше приникать к коже мошонки, потом охватывать губами поочередно яички, втягивая их в себя, сетуя на кожаный предел, на невозможность вобрать насовсем их ускользающие овальные тельца…

Меж редких волосков кожа в точности такая, как на веках.

Высвобождаюсь от плена ласкания тебя на миг, чтобы сказать хрипло:

– Кожа такая же. Даже на вкус.

Улыбаешься, не открывая глаз.

Неумолимая логика соития движет твоими руками, неистовым твоим ртом…

нет, я не люблю натиск.

Или люблю?

Или каждый новый бой сметает память о прежних?

Уже не помню ничего, есть только сейчас,

только вот это растущее напряжение касаний, этот каскад проникновений и бегств,

это обращение тела и сознания в одну лишь мучительную точку нагнетенного ожидания, в предел,

в момент, запнувшейся на миг, бесконечности, в момент свершившийся

и снова плыть во времени одной…

Своим извержением ты выбрасываешь меня на прежнюю орбиту одиночества.

Мы вновь разведены, как мосты, чтобы баржи дней, груженные суетой, могли пройти свой стиксовый водный путь.

Живем, поделенные на пару тел, вершим, встречаясь глазами, внетелесный коитус.

И кожаные одежды твоих глаз сшиты из того же мягчайшего шевро, что и мешочек, хранящий драгоценные ятра.

Вызванный из небытия меридиан, соединивший зеленые овальные прорези глаз и розовым ониксом светящиеся яички…

мои меридианы метафизичны,

как мое бурное одиночество с тобой…

думаю о том, как ты движешься, когда вторым собой обитаешь во второй мне

есть что-то дико-пленительное в твоей манере двигаться там,

словно ты берешься раскачать огромный колокол и принимаешься за труд, не зная, что из этого выйдет

ты сосредоточен, точен, последователен, невозмутим

ты не думаешь о себе

ты весь – в движении

ты весь – в каждом своем движении вперед

когда, когда ты совершаешь неуловимые отходы назад? я не успеваю зафиксировать этот «откат»

вижу только твое лицо над собой, чувствую, как ты досылаешь вослед каждому движению часть себя – это часть души?

или…

вздрагиваю, понимая: этот «досыл» часть твоей жизни – минута? час? – которыми оплачивается каждое движение внутрь меня

это маленький штампик визы, оплаченный густой белой перламутровой кровью второго тебя

вот только у вас на двоих один банк крови

за белую кровь второго себя ты платишь жизнью первого

но тебя это не останавливает – щедро обливаешь мой алтарь

и высекаешь искру

я обращаюсь в живой факел, горю, но мне не больно —

кровь мутирует в ртуть

переливание твоей жизни в меня изгибает в дугу позвоночник несколько раз подряд

где-то высоко звучит гигантский раскачанный колокол рядом хрипло дышит упавший звонарь