Когда услышали неприятели Неемиевы, что известны Иудеям их намерения и те готовы дать им отпор, то дрогнули враги и отказались от своих замыслов. Тогда Иудеи все возвратились к стене, каждый на свою работу.

Однако с того дня, строившие стену и носившие тяжести, которые налагали на них, одною рукою производили работу, а другою держали копье. Каждый из строивших препоясан был мечом по чреслам своим, и так они строили. Возле Неемии постоянно находился трубач, чтобы дать, в случае чего, сигнал тревоги.

И сказал Неемия начальствующим и простому народу:

— Фронт работ у нас велик и обширен, и мы рассеяны по стене и отдалены друг от друга, поэтому, откуда услышите вы звук трубы, в то место собирайтесь к нам, если враг нападет. И не бойтесь, ибо Бог наш будет сражаться за нас.

Однако же сделался ропот в народе Иудейском, особенно у жен его на мужей своих. Великая стройка иудаизма была не всем по вкусу. Были такие, которые говорили:

— На хрен нам все это? Жрать нечего, жопа аж паутиной затянулась. Поля свои, и виноградники свои, и домы свои мы закладываем, чтобы достать хлеба от голода. Мы занимаем серебро на подать царю под залог полей наших и виноградников наших. От этого Неемия одни только продразверстки да продналоги.

Когда Неемия услышал ропот и такие слова, то очень рассердился. Сердце его возмутилось, и он строго выговорил знатнейшим и начальствующим:

— Что ж вы, суки мафиозные, берете лихву с братьев своих? Мы выкупали братьев своих, Иудеев, проданных народам, сколько было сил у нас, а вы продаете братьев своих?

Они молчали и не находили ответа, а Неемия добавил:

— Нехорошо вы делаете. Не в страхе ли Бога нашего должны ходить вы, дабы избегнуть поношения от народов? Возвратите им ныне же поля их, виноградные и масличные сады их, и домы их, и рост с серебра и хлеба, и вина и масла, за который вы ссудили их.

— Возвратим, возвратим! — Запричитали номенклатурные работники. — Сделаем так, как ты говоришь.

Позвал Неемия священников и велел начальникам дать клятву, что они так сделают. Сам Неемия с тех пор, как был определен царем Персидским областеначальником в земле Иудейской, в продолжение двенадцати лет не ел хлеба областеначальнического и вовсе не пользовался кремлевским пайком. А прежние областеначальники, которые были до него, отягощали народ и брали с них хлеб и вино, а вдобавок еще и сорок сиклей серебра. И даже слуги прежних обкомовских работников господствовали над народом.

Но Неемия был другой, он был честный и правильный, словом, верный Елоимец-Иеговец.

Стена была совершена в двадцать пятый день месяца Елула, в пятьдесят два дня. Когда услышали об этом все неприятели Иудины, и увидели это все народы, которые вокруг, тогда они очень упали в глазах своих и познали, что это дело сделано Господом Богом Иудо-Израильским.

Когда дошло до слуха Санаваллата и Товии, а также Гешема Аравитянина и прочих неприятелей Иудиных, что Неемия отстроил стену, и не оставалось в ней повреждений, тогда прислали Санаваллат с Гешемом к нему сказать, чтобы пришел он к ним в одном из сел на равнине Оно. Но Неемия усёк, что Санаваллат с Гешемом хотят его надурить и замышляют сделать ему зло, а посему ответил, что занят большим делом и не может к ним придти, ибо дело остановилось бы.

Четыре раза было послано такое приглашение Неемии, но он упорно игнорировал его. Тогда прислал Санаваллат в пятый раз своего слугу, у которого в руке было открытое письмо такого содержания:

«Слух носится у народов, и Гешем говорит, будто ты и Иудеи задумали отпасть, для чего и строишь стену и хочешь быть у них царем, по тем же слухам. И пророков поставил ты, чтоб они разглашали о тебе в Иерусалиме и говорили: «Вот царь Иудейский!» И такие слухи вскоре дойдут и до царя. Приходи-ка лучше подобру-поздорову сам, посоветоваться надо».

Неемия послал ответ, что, мол, все это чья-то злонамеренная деза, что ничего такого не было, о чем Санаваллат говорит, и что все это выдумки праздного или больного ума.

Стращали Санаваллат с Гешемом Иудеев, думая, что опустятся руки их от дела сего, но этими страшилками лишь укрепил руки жестоковыйных.

Пришел как-то Неемия в дом Шемаии, сына Делаии, а тот и говорит ему:

— Пойдем в дом Божий, внутрь храма, и запрем за собою двери храма, потому что придут убить тебя ночью.

— Может ли бежать такой человек, как я? Может ли такой, как я, войти в храм только лишь ради того, чтобы остаться живым? Не пойду.

Чувствовало сердце Неемии, что не Бог говорил устами Шемаии, а что это Товия и Санаваллат подкупили его сказать так. Хотели они устрашить Неемию, чтобы он в панике согрешил, а тогда бы в руках был прекрасный компромат на него. После этого сляпать в народе худое мнение о Неемии было бы делом плевым.

И сказал сам себе Неемия:

— Помяни же, Боже мой, своим «добрым словом» Товию и Санаваллата по сим делам их, а также пророчицу Ноадию и прочих пророков, которые хотели устрашить меня! Ты же умеешь наказывать!

Когда стена была построена и двери были вставлены, то были поставлены на свое служение привратники, певцы и левиты. Неемия тогда приказал брату своему Ханани и начальнику Иерусалимской крепости Хананию:

— Пусть не отворяют ворот Иерусалимских, доколе не обогреет солнце, а как зайдет солнце, пусть замыкают и запирают двери. И пусть поставлены будут стражи жителей Иерусалима, напротив каждого дома.

Но город был пространен и велик, а народа в нем было немного, да и домы еще не все были построены. И положил Бог Неемии собрать знатнейших и начальствующих и остальной народ, чтобы сделать всеиерусалимскую перепись населения. Ведь не зря же говорят, что иудаизм — это учет.

Нашел Неемия родословную перепись тех жителей страны, которые отправились из пленников, переселенных Навуходоносором, царем Вавилонским, и возвратились в Иерусалим и Иудею, каждый в свой город. Список тот был длинен и детален. Всего было перечислено в списке том сорок две тысячи триста шестьдесят девять человек (ах, какая изумительная точность!), не считая рабов их и рабынь их, которых было семь тысяч триста тридцать семь (а может, все-таки, «около семи тысяч трехсот» хотя бы?), да еще певцов и певиц двести сорок пять. Бог любил строгий учет, чтобы все сальды-бульды сходились и ни один даже самый ничтожный человечишко не остался вне поля зрения Иерусалимской мэрии и Полицейского департамента.

Когда наступил седьмой месяц, и сыны Израилевы жили по городам своим, тогда собрался весь народ, как один человек, на площадь, которая пред Водяными воротами, и сказали книжнику Ездре, чтобы он принес книгу закона Моисеева, который заповедал Господь Израилю. Принес священник Ездра закон пред собрание мужчин и женщин, и всех, которые могли понимать, и в первый день седьмого Месяца читал из него на площади, которая пред Водяными воротами, от рассвета до полудня. Уши всего народа были приклонены к книге закона.

Книжник Ездра стоял на деревянном подиуме с трибуной, которую ему сколотили для сего случая. Открыл Ездра книгу пред глазами всего народа, и когда он открыл ее, весь народ встал и запел: «Вставай, проклятьем заклейменный…» А как же народу прожить без гимна? Уж так завелось исстари: либо «Боже, царя храни», либо «Ленин великий нам путь озарил»… Говорят, у евреев в древнем гимне был припев: «Иегова, Иегова! Почему живем фигово?»

Благословил Ездра Господа Бога великого, и весь народ в едином порыве прокричал здравицу Господу и его Ангельскому Центральному Комитету, поднимая вверх руки свои, потом поклонялись, а потом и вовсе бацнулись пред Господом лицем оземь. А левиты поясняли народу закон Моисеев, между тем как народ стоял на своем месте.