Саул послал слуг в дом к Давиду, чтобы стеречь его и убить его до утра. И сказала Давиду Мелхола, жена его, что отец ее приказал убить его утром. Спустила Мелхола Давида из окна по простыне, и он убежал и спасся.

Мелхола же взяла статую и положила на постель, а в изголовье ее положила козью кожу, и покрыла одеждою. Послал Саул слуг, чтобы взять Давида, но Мелхола сказала, что тот болен. Послал Саул слуг опять, чтобы убили его в постели — подумаешь, болен! Больному и помирать легче — одна нога уже там! Пришли слуги во второй раз и нашли на постели только статую. Призвал тогда Саул Мелхолу и сказал:

— Ты, что же, сукина дочь, так обманула меня и отпустила врага моего, чтоб он убежал?

— Папенька, ты не прав — я не сукина дочь, я дочь любимой твоей жены. Это раз. И не обманула я тебя, а свою жизнь спасала: Додик пригрозил мне, что убьет меня, если не отпущу его… Это два.

А Давид тем временем добрался до Самуила в Раме и рассказал ему все, что делал с ним Саул. И пошел он с Самуилом, и остановились они в Навафе. Донесли Саулу об этом и послал он слуг взять Давида. Но на слуг Саула по дороге сошел Дух Божий, и операция по захвату государственного преступника Давида была сорвана.

Разгневавшись, Саул сам пошел в Наваф, но и на него снизошел Дух Божий…

Давид же убежал из Навафа, пришел к Ионафану и возопил:

— Что сделал я? В чем неправда моя? Чем согрешил я пред отцом твоим, что он ищет души моей?

— Нет, ты не умрешь. — Сказал ему Ионафан. — Чего желает душа твоя, я сделаю для тебя.

— Завтра новомесячие, и я должен сидеть с царем за праздничным столом. Отпусти меня, и я скроюсь в поле до вечера третьего дня. Если отец твой спросит обо мне, скажи, что я выпросился сходить в свой город Вифлеем на годичное жертвоприношение. Если на это он скажет «о'кей», то мир рабу твоему, а если он разгневается, то знай, что злое дело решено у него.

Заключили Ионафан с Давидом завет. И снова Ионафан клялся Давиду своею любовью неземною к нему, ибо любил его, как свою душу.

Наступило новомесячие, и сел царь обедать. Все сидели на своих местах, а место Давида осталось праздным. И на второй день место Давида оставалось праздным. Тогда вопросил Саул сына своего:

— Ионафан, почему сын Иессеев не пришел к обеду ни вчера, ни сегодня?

— Давид выпросился у меня в Вифлеем, где у него родственное жертвоприношение, поэтому он и не пришел к обеду царя.

— Сын негодный и непокорный! — Разорался разгневанный Саул на Ионафана. — Думаешь, я не знаю, что ты подружился с сыном Иессеевым на срам себе и на срам матери твоей? Теперь же повели, чтобы привели его ко мне, ибо он обречен на смерть.

— А за что умерщвлять Давида? Что он такого сделал?

Одуревший от гнева Саул метнул копье в сына, чтобы поразить его. Ионафан намек понял: отец его решился убить Давида. Встал Ионафан из-за стола в великом гневе и не обедал во второй день новомесячия, потому что скорбел о Давиде и потому что обидел его отец его.

На другой день утром вышел Ионафан в поле, во время, которое назначил Давиду, и подал условный знак, что дело — кранты. Давид поднялся из своего убежища, пал лицем своим на землю и трижды поклонился Ионафану. И уж как они целовали друг друга, как обжимались!

Да, воистину неземная была любовь между ними! Неземная… Или низменная?.. Впрочем, они просто опередили время — сейчас бы они чудненько поженились бы и жили счастливой гейской жизнью!

И плакали они оба вместе, но Давид плакал более. И сказал Ионафан Давиду:

— Иди с миром! А в чем клялись мы оба именем Господа, то да будет на веки.

И встал Давид и пошел, а Ионафан возвратился в город.

Пришел Давид в Номву к Ахимелеху священнику, и смутился тот при встрече с Давидом и спросил, почему он пришел один. Сказал Давид Ахимелеху священнику какую-то липовую легенду, сказав, что царь поручил ему секретную миссию. Изголодавший Давид попросил пять хлебов в дорогу. Но священник сказал, что у него под рукою нет простого хлеба, а есть хлеб священный, а его нельзя есть людям, если только они не воздержались от женщин. Давид уверил священника, что никто к женщинам не прикасался, а поцелуи с Ионафаном были явно не в счет. И дал ему Ахимелех священного хлеба.

А в тот день у Ахимелеха находился один из слуг Сауловых, начальник пастухов его. Увидев его Давид решил, что надо бы вооружиться. И спросил Давид у Ахимелеха, нет ли у того под рукою копья или меча, поскольку он вышел в спешке и не захватил оружия. Сказал ему священник, что есть у него тот самый меч Голиафа, которого сразил когда-то Давид, и дал этот меч Давиду.

В тот же день Давид пришел к Анхусу, царю Гефскому. Донесли слуги Анхуса своему царю, что пришел Давид. А в народе говорили:

— Не тот ли Давид, которому пели в хороводах, что Саул поразил тысячи, а Давид — десятки тысяч?

Давид положил слова эти в сердце своем и стал сильно бояться Анхуса. Он изменил лице свое пред народом и стал косить под придурка, притворился безумным в их глазах, чертил на дверях какие-то нелепые значки и пускал слюну по бороде своей.

Посмотрев на него сказал Анхус рабам своим:

— Видите, у него же крыша поехала! Для чего вы привели его ко мне? Разве мало у меня своих сумасшедших, что вы привели его, чтобы он юродствовал предо мною?

Попридуривавшись еще немного, вышел Давид оттуда и убежал в пещеру Одолламскую, и узнали об этом братья его и весь дом отца его и пришли к нему туда. И собрались к нему все притесненные, все должники и все огорченные душою, и сделался он начальником над ними. Набралось таковых около четырехсот человек.

Оттуда пошел Давид в Массифу Моавитскую и попросил царя Моавитского разрешить его отцу и матери побыть недолго в том городе… Но пророк Гад сказал Давиду, чтобы он не оставался в этом убежище, а бежал бы в землю Иудину. И пошел Давид и пришел в лес Херет. Услышал Саул, сидя в своей столице, что появился Давид с людьми своими, и сказал слугам своим:

— Послушайте, сыны Вениаминовы, нешто всем вам даст сын Иессея поля и виноградники и всех вас поставит тысяченачальниками и сотниками? Почему же вы все сговорились против меня, и никто не открыл мне, когда сын мой вступил в дружбу с сыном Иессея? Почему никто из вас не пожалел обо мне и не открыл мне, что сын мой возбудил против меня раба моего строить мне ковы, как это ныне видно?

И сказал ему начальник пастухов, что видел, как Давид приходил в Номву к Ахимелеху, и тот дал ему продовольствие и меч Голиафа.

Послал Саул призвать к нему Ахимелеха со всем его домом, а когда те пришли заорал на Ахимелеха:

— Вы что же, тудыть вас растудыть, сговорились против меня, ты и сын Иессея? Пошто ты дал ему хлебы и меч и вопросил о нем Бога? Чтоб он восстал против меня и строил мне ковы, как это ныне видно?

— Кто из всех рабов твоих верен тебе, как Давид? — Отвечал Ахимелех царю. — Он и зять твой, и исполнитель повелений твоих, и почтен в доме твоем.

— Молчать! Подлая твоя душа! Ты должен умереть, Ахимелех, ты и весь дом отца твоего!

Приказал царь телохранителям, умертвить священников Господних, ибо и их рука с Давидом, и они знали, что он убежал, и сокрыли это. Но слуги царя не хотели поднять рук своих на убиение священников Господних.

Тогда сказал царь Доику, начальнику пастухов своих, чтобы тот умертвил священников. Пошел Доик Идумеянин и умертвил в тот день восемьдесят пять мужей, носивших льняной ефод. А потом еще и Номву, город священников, поразил мечом; и мужчин и женщин, и юношей и младенцев, и волов и ослов и овец — всех поперерезал мечом своим.

Ай да пастух был у Саула!

Спасся один только сын Ахимелеха по имени Авиафар и убежал к Давиду. Рассказал Авиафар Давиду, что Саул умертвил священников Господних. И взял Давид Авиафара под свое охранение.