Так совершается изощренное отождествление с силой, искреннее усвоение ее ценностей и норм, разделение воззрений, соитие — чтобы не было внутренней напряженности: страха, вины, стыда, предчувствий, опасений, тревоги.

В многовековой истории человечества легко отыскать примеры и иллюстрации для всех видов и приемов психологических защит. Один из них — вымещение — ясен по самому названию своему и широко известен по мелким будничным проявлениям. Ибо вымещение накопившегося недовольства, усталости, горечи, разочарования, обиды, боли, страха на ком-либо, не повинном в них, но повинном в том, что доступен для вымещения, — это проявление защиты, разряжающей гнетущее накопление чувств. Покорность кому-то, униженность перед ним непременно выместятся, отольются в подавление и оскорбление другого. Оттого-то холуй и хам — в сущности, два облика одного и того же лица; униженный раб не может не стать угнетателем кого-то другого; унижаемый по собственному согласию завтра отыграется на ком-то, выместит свое унижение. Или вечером, отождествившись с героем передачи, сполна выместит свои эмоции в поворотах сюжета.

Так же четко работает самый простой, по мнению психологов, механизм защиты — прямое подавление, вытеснение всего, что связано с тревогой, неприятностями, болью души и укоризной совести. Мы вдруг совершенно искренне и непроизвольно забываем о предстоящем неприятном деле, ничего не помним о поражениях, провалах, ошибках, стыдных уступках, слабостях и низких помыслах — это защита заботливо спрятала их, вытеснила на самое дно сундука памяти.

С тех пор как тридцать лет назад был открыт так называемый «быстрый сон» — та фаза сна, когда человек видит сновидения, — с ним было связано множество экспериментов. О восстановительном и охранительном значении сна давным-давно уже известно человечеству; чего стоит хотя бы древняя пословица «С горем переспать — горя не видать», но наука разбирается в любом явлении иначе, чем фольклор. Так вот, одна из экспериментальных находок явно и очевидно относилась к психологической защите.

Двум группам испытуемых показали вечером фильм, вызвавший в них (равно в обоих группах) тревожное, малоприятное возбуждение, после чего одной группе дали спать нормально, а другую лишали быстрого сна — будили именно при его наступлении. Объективные признаки стадии быстрого сна исследователям известны: биотоки мозга делаются на это время точно такими же, что и в активном бодрствовании, — резко усиливается кровоснабжение мозга, двигаются под закрытыми веками глазные яблоки; есть и другие признаки, легко фиксируемые приборами. И уже утром вторая группа явно отличалась от первой своим более высоким уровнем тревожной взволнованности, а после вторичного просмотра того же фильма разница только усугубилась. Вот когда, оказывается, человеку удается «заспать» волнующие его переживания, обретая взамен тревожного возбуждения чуть ли не безучастный тусклый интерес.

Неисповедимы пути обретения благостного покоя, за который неустанно борются в подсознании партизанские механизмы защит.

Это они, как к радостной находке, обращают человека вспять — к старым шаблонам поведения, давним знакомым, привычным делам и связям, если новое не заладилось или обещает провал. Это они властно побуждают к возмещению реального или выдуманного недостатка головокружительным успехом в каких-либо других областях, как можно ближе к той, где слаб. Так, согласно легенде, божественно красноречивый Демосфен развил свой талант в борьбе с природным косноязычием; а два знаменитых древних полководца, известные молниеносным передвижением своих войск, оба были безногими; отсюда же вошедшее в поговорку пресловутое честолюбие низкорослых мужчин и будто бы всегдашняя тяга физически хилых к интеллектуальным успехам. В этих одиозных «комплексах неполноценности» есть, очевидно, много надуманного, спекулятивно литературного, но, несомненно, и крупное рациональное зерно.

Это, защищая владельца, энтузиазм, спасаясь от разочарования, склоняет к настойчивому стремлению убедить других даже путем насилия. Американские психологи наблюдали одну небольшую секту веривших в конец света и точно знавших эту дату. Пока они были полны уверенности и энтузиазма, они хранили гордое молчание, кастовую замкнутость и никого не старались убедить. Первая дата обманула их и была какими-то ухищрениями руководителей перенесена. Обманули и вторая, и третья. Секта не распалась! Но ее адепты кинулись яростно обращать в свою веру других, чуть ли не силой вынуждая их поверить и присоединиться. Это пошатнувшаяся внутренняя вера побуждает жажду обратить других, чтобы в них уже черпать себе поддержку.

Один из распространенных видов защиты — фантазия. Мысленное, в мечтах, разрешение душевного конфликта: наказание обидчика, кара виновным, совершение деяний, покрытие постыдного поступка целой цепью героических, воздвижение воздушной триумфальной арки над вчерашним действительным поражением, вымещение, отработка отрицательных эмоций и прерванных действий, недозволенных поступков, отмененных обстоятельствами планов — все это может совершаться в мире мысленных образов, принося успокоение, утоление, радость.

Оттого столь велика склонность человека к мечтам, ярая приверженность его к иллюзиям — они гарантируют скорейшее исцеление любых душевных ран и неуютов. Это влечение наиболее ярко воплощено в приверженности многих к сладким утопиям, душещипательным и закрученным, но со счастливым концом сюжетам массового искусства — всяческим вестернам и прочей продукции «фабрик снов и иллюзий».

Ибо работают психологические защиты и на добычу радости, гордости, душевного утоления.

Это чрезвычайно действенный психологический механизм — возвышение и усиление своего «я» путем отождествления с другими: чтобы перенять на короткое время, пережить как свое и насладиться ощущением могущества, успеха, ума, процветания, находчивости, юмора, взрослости, проиграть в себе состояние героя, лидера, старшего товарища, мастера на все руки, удачливого храбреца. Здесь невозможно переоценить роль массовых коммуникаций, ибо из собственного окружения очень трудно заимствовать образцы для благодатного отождествления. Образ близкого не может сиять таким же безупречным светом, ибо помешает пятно какой-нибудь бытовой детали. А герой массовых коммуникаций чист от приземленности бытовых отправлений (даже уборной он пользуется лишь для гениальных побегов), всегда усмешлив, брит, в настроении, строго подобающем минуте, одет удивительно подходяще для ситуации, прекрасно выглядит и удобен для общения, ибо говорит и делает лишь то, что уже ожидают от него.

Такое же душевное слияние может произойти у человека с великим делом, и здесь работает один особенно интересный прием защит, давно и пристально рассмотренный исследователями человеческой психики, ибо он часто бывал причиной неврозов и разнообразных душевных срывов.

Человек может томиться жгучим стремлением к власти (обнажить которое зазорно или опасно), может быть много лет ущемлен самодурственной тиранией отца или воспитателей, может быть снедаем, сжигаем честолюбием, а примыкает (в любом из трех вариантов) к крупному делу, преобразованию, борьбе. За религиозные, социальные, научные, любые иные реформы. С интересами дела сливаются все его помыслы и стремления, для дела — и только — он добивается победы, овладения, свершения, взятия верха. И все — в интересах всех. И все-таки ради самоутверждения.

Здесь, естественно, возникает справедливое сомнение, и я спешу оговориться. Да, можно быть просто борцом против тирании, против любого гнета — социального или духовного. Просто по убеждениям и глубокой уверенности в своей правоте можно примыкать к любому делу, не ища выхода властолюбивым устремлениям.

Более того, часть реакций, в пружинах которых исследователи усматривают психологические защиты, могут, возможно, обходиться без участия этих механизмов. Более того, существует масса людей, непрерывно терзаемых то многообразными угрызениями совести, то тревогами и страхами, и ни одна из защит не включается в их психике, будто и нет вовсе этих защитных механизмов.