Казахская беднота, устремившаяся в Семипалатинск на заработки, слепила из самана свой поселок на другом берегу Иртыша.

В 50-х годах нашего века Семипалатинск все еще сохранял такую лоскутность. Помню, как меня это поразило, когда я впервые приехала туда. Ни в одном другом городе Казахстана — даже в Чимкенте и Кзыл-Орде, воистину древних, — не ощущалось такое сильное присутствие восточных очертаний, как в бревенчатом Семипалатинске.

Этот лоскутный, русско-азиатский город с середины XIX века стал местом, где близко сошлись культура России с казахской культурой, куда тянулась первая казахская интеллигенция.

Великий поэт Абай родился в 1845 году. Мальчиком он приехал учиться в Семипалатинск, в медресе имама Ахмет-Ризы. Его отец, волостной правитель Кунанбай Ускенбаев, отдал старшего сына Халиуллу в омский кадетский корпус, а другому сыну, Абаю, решил дать восточное образование. Но в Семипалатинске будущий великий поэт стал тайком от муллы посещать русскую школу. Значит, жил там кто-то, обративший внимание на даровитого мальчика-казаха, открывший ему русскую грамоту, познакомивший с Пушкиным и Лермонтовым. Потом, став знаменитым поэтом, Абай переведет на родной язык и Пушкина, и Лермонтова, а письмо Татьяны в его переводе станет казахской народной песней. Если положить на одну чашу весов такой факт из жизни Семипалатинска, а на другую тот факт, что на весь город с девятью тысячами жителей имелось одно только фортепьяно, то которая из чаш все же перевесит?..

Даты жизни Достоевского и Абая сходятся на Семипалатинске следующим образом: когда Достоевский прибыл сюда, будущему великому казахскому поэту было девять лет, в год отъезда Достоевского — ему четырнадцать. Для поэта возраст от девяти до четырнадцати — это уже пора творчества. Мог ли мальчик в халате и тюбетейке на бритой голове однажды услышать под окнами, как кто-то хриплым, но на диво выразительным, берущим за душу голосом читает стихотворение Пушкина «Пророк»? О том, что такое чтение вслух Пушкина и Гоголя в доме, где квартировал Врангель, случалось довольно часто, зафиксировано в его «Воспоминаниях…». И думаю, что Достоевский читал не только там.

В Семипалатинске существовал круг любителей литературы. В 1859 году — последнем году пребывания Достоевского в изгнании — Семипалатинская область получала семь экземпляров журнала «Современник», и три из них присылались подписчикам в самом городе. Сибирь в те годы, к удивлению столицы, давала очень высокие цифры подписки на «Современник». Анализируя эти цифры, Чернышевский размышлял на страницах своего журнала: «По особенностям своей исторической судьбы Сибирь, никогда не знавшая крепостного права, получавшая из России постоянный прилив самого энергического и часто самого развитого населения, издавна пользуется славой, что стоит в умственном отношении выше европейской России. По нашим цифрам это подтверждается» (Собр. соч. М., 1950, т. 7, с. 904).

Вот так-то.

Россия продвигалась в Среднюю Азию с севера из двух губерний — Оренбургской и Западной Сибири. Причем, оказывается, Семипалатинскую крепость основали не позже Оренбурга, а раньше.

В Оренбурге отбывал солдатчину поэт Алексей Николаевич Плещеев, друг Достоевского. На Семеновском плацу он, тоже приговоренный к смертной казни, стоял во втором ряду за Достоевским. Когда привязали веревками к столбам Петрашевского, Момбелли и Григорьева, Достоевский обернулся и обнял Плещеева и Дурова.

Оренбургский генерал-губернатор граф В. А. Перовский в 1849 году в качестве председателя военно-судной комиссии по делу петрашевцев вполне оправдал доверие Николая I. В Оренбурге Плещееву открылась другая сторона личности В. А. Перовского. Генерал-губернатора окружали умные, образованные, энергичные люди: востоковед В. В. Григорьев, исследователи Азии А. И. Бутаков и А. И. Макшеев, известный боевой генерал С. А. Хрулев, будущий герой Севастополя. А раньше, в 30-е годы, чиновником особых поручений при Перовском служил В. И. Даль.

В наше время такие группы ближайших сотрудников называют «мозговым трестом» и «командой», по их составу можно безошибочно определить намерения администратора. У Перовского, стало быть, намерения отвечали взглядам его ближайших помощников, которые впоследствии выразил А. И. Макшеев в «Историческом обзоре Туркестана и наступательного движения в него Русских» (СПб, 1890), где сказано, что продвижение России в Среднюю Азию «резко отличается от занятия европейскими государствами стран в других частях света». Эту точку зрения небезынтересно сопоставить с высказываниями Ф. Энгельса о политике России в Азии — более гуманной, чем политика Великобритании. У Энгельса, кстати, упомянут и оренбургский губернатор Перовский, положительно оценена его забота о строительстве на новых территориях дорог и колодцев. (Замечу здесь, что Россия вообще уделяла большое внимание строительству дорог, почтовой связи. По отзыву американского путешественника и журналиста Джорджа Кеннана, впервые посетившего Россию в 60-х годах к объездившего всю Сибирь, русская казенная почта «наиболее обширная и лучше всего организованная во всем свете».)

Поход Перовского на Ак-Мечеть в 1853 году, завершившийся взятием крепости, дал возможность Плещееву отличиться в бою и получить чин унтер-офицера, чем немало облегчилась его участь.

У Достоевского такой возможности не было. На юг от Семипалатинска никаких военных действий не предвиделось. Казахи за рекой Или уже давно приняли добровольно подданство России и дружелюбно встретили вышедший в 1853 году из Семипалатинска отряд майора М. Д. Перемышльского. Перебравшись через Или, отряд дошел до подножий Заилийского Алатау и основал здесь новое укрепление, которое сначала хотели назвать по местности — Алматы, но потом поименовали Верным. Теперь это столица Казахстана Алма-Ата.

Из Верного велись переговоры с киргизами, тоже изъявившими согласие принять подданство России. Время от времени из укрепления отправлялись в киргизские горы военные отряды, но не для военных действий — на рекогносцировку, на переговоры с манапами. С одним из таких отрядов совершил путешествие на Иссык-Куль Чокан Валиханов, с другим — П. П. Семенов, будущий Семенов-Тян-Шанский. Мог ли Достоевский выпроситься из Семипалатинска в какой-нибудь поход? Хотя бы и мирный, не дающий возможности добыть чин, но все-таки не маета в «чертовой песочнице», не учения и смотры, а вольная походная жизнь, новые земли, благодатный климат, горы со снеговыми шапками, как на Кавказе, о котором мечталось… И главное, люди там совсем другие, люди передовой линии, они не только храбрее, чем те, кто при штабах, поближе к начальству, — они умнее, добрее, честнее… Ни в переписке Достоевского, ни в воспоминаниях Врангеля, ни в документах, касающихся военной службы Достоевского, нет ничего ни о просьбах взять в поход, ни об отказах.

В поход за Или с Перемышльским выпросился из Семипалатинска служивший там в 8-м казачьем полку Григорий Николаевич Потанин, будущий знаменитый путешественник, литератор и сибирский общественный деятель, близкий друг Чокана Валиханова, его однокашник по Сибирскому кадетскому корпусу. В воспоминаниях Потанина есть рассказ о его единственной встрече с Достоевским в Семипалатинске, в 1855 году, вскоре по возвращении в полк. Дело было так. Потанин входил в дверь, а Достоевский выходил. Потанин остановился, чтобы дать дорогу. И Достоевский остановился, предлагая ему пройти первым. Произошло смешное препирательство. Оно примечательно тем, что классический, по Гоголю, спор: «Нет уж, сначала вы!» — ведут штрафной солдат и казачий хорунжий. И тем не менее хорунжий не оставляет своего намерения почтительно уступить дорогу солдату. Дальше в воспоминаниях Потанина рассказано, что в Семипалатинске он не ужился с начальством и был переведен в другой казачий полк на Бийскую линию. Хотя, конечно, с большей охотой отправился бы в Верный к Перемышльскому.

Мы, наверное, мало бы что знали об этом деятеле передовой линии, если бы судьба не свела его с Потаниным.