Попробуйте представить себе эпоху «Холодной войны» без «Красного Китая». Надо полагать, что даже при сохранении угрозы, исходящей от Советского Союза и находящейся под жестким контролем русских Восточной Европы, этот период был бы куда менее устрашающим. Во всяком случае, без поддержки коммунистического Китая Ким Ир Сен никогда не осмелился бы вторгнуться в Южную Корею, а коммунисты Хо Ши Мина не смогли бы добиться успеха в Индокитае. Не случись разделения страны на коммунистический материковый Китай и антикоммунистический Тайвань, Тайваньский пролив не стал бы взрывоопасной зоной ни в пятидесятых годах XX века, ни в девяностых. Иными словами, без этого непредсказуемого источника конфликтов эпоха «Холодной войны» была бы совсем иной, и гораздо менее суровой.
Но имеет ли смысл даже размышлять о такой возможности? Да — ибо дальнейшее развитие событий в Азии явилось прямым итогом захвата Китая коммунистами. Всего этого могло просто не быть, если бы в 1946 г. националистический лидер Чан Кай-ши не совершил роковую ошибку.
В конце предыдущего года, после капитуляции Японии, генералиссимус начал переброску по воздуху своих отборных частей в Маньчжурию, ставшую оплотом коммунистов. Красные, разумеется, сопротивлялись, но их войска не шли ни в какое сравнение с закаленными в боях ветеранами-националистами. Быстро продвигаясь на север, подразделения Гоминьдана за месяц тяжелых боев сломили сопротивление противника при Сипинджи и вернули себе всю южную Маньчжурию. Коммунисты бежали на север. 6 июня их полководец Линь Бяо получил приказ подготовиться к оставлению Харбина, ключевого пункта обороны севера. Но когда из города уже были видны приближающиеся отряды центрального правительства, Чан Кай ши остановил наступление — тем самым совершив ошибку, которую уже не смог исправить. Он упустил время, предоставив коммунистам возможность перегруппироваться и реорганизоваться. Его армия так и не вступила в Харбин, а тремя годами позже оказалось разбитой наголову, остаткам ее пришлось бежать на Тайвань. Чан, перефразируя старую поговорку, ухитрился выхватить поражение из зубов победы. Колоссальные последствия чего Азия и весь мир ощущают и по сей день.
Но чем объясняется странный поступок Чана? Увы, ответ заключается в двух словах: «давление США». К совершению непоправимой ошибки Чана подтолкнул американский генерал Джордж Маршалл, находившийся тогда в Китае с дипломатической миссией, целью которых было примирение националистов и коммунистов[305].
Кем же был сам Маршалл? При всем том вполне заслуженном уважении, каким пользуется этот храбрый солдат и выдающийся государственный деятель, в Китае он оказался не на своем месте. Мужественный и честный человек, он не сумел разобраться в коварных хитросплетениях азиатской политики. Желая принести мир, он посеял в Азии зерно «холодной войны» — что для самого Маршалла стало ужасным сюрпризом,
Когда после двойного удара — советского вторжения в Маньчжурию и американской атомной бомбардировки — Япония дрогнула и внезапно капитулировала, победы коммунистов в Китае не предвидел никто. К моменту неожиданного прекращения боевых действий коммунисты, по большей части, отсиживались на своих базах в Янани, вдалеке от бывшего ареной сражений северного Шэньси, и в любом случае не обладали внушительным военным потенциалом[306]. Все иностранные державы, включая СССР, признавали правительство Чан Кай ши в Чунцине в качестве единственной законной власти в Китае.
Сталин определенно не рассчитывал на победу коммунистов[307]. Секретные пункты ялтинского соглашения предоставляли русским в Маньчжурии особые права и привилегии, однако Советский Союз не выказал ни малейшего намерения оспорить суверенитет Китая над этим регионом. По правде сказать, многие ожидали, что СССР попросту аннексирует эту территорию, за контроль над которой Россия и Япония боролись с конца XIX века и пребывание которой в недружественных руках создавало серьезную угрозу дальневосточным регионам Советского Союза и стратегическому порту Владивосток.
Но если союзники, идя навстречу советским требованиям, согласились на расширение границ СССР в Европе, то почему то же самое не могло произойти и в Азии? Во всяком случае, американский журналист Эдгар Сноу, видимо располагавший серьезными источниками информации, предупреждал своих читателей о намерении Москвы закрепиться таким образом в северо-восточной Азии.
Проблема заключалась в категорическом неприятии подобного решения китайским правительством. Вступившее в войну с Японией прежде всего из-за Маньчжурии[308], оно на могло остаться безучастным свидетелем простой смены японских захватчиков на русских. Эти опасения заставили Чан Кай-ши отвлечься от внутренних проблем (каковых имелось в избытке) и сосредоточить внимание на северо-востоке.
Славу полководца Чан Кай-ши снискал в 1925—1928 годах, когда он, мгновенно воспользовавшись открывшейся, быть может на миг, возможностью, совершил со своей южной армией рискованный, молниеносный бросок на север (так называемый «Северный Поход»), результатом которого стало свержение военного правительства в Пекине и создание Китайской Республики со столицей в Нанкине. Эта операция, основанная на классической китайской стратегии «быстрых решений и быстрых действий», считалась образцовой. Достаточно отметить, что за всю многовековую историю Китая Чан оказался вторым вождем, которому удалось осуществить завоевание страны с юга[309]. Его Маньчжурская операция 1946 года базировалась на той же концепции.
Два материковых Китая
Но несмотря на то, что Вашингтон являлся неизменным союзником Чана, многие американцы не жаловали китайского генералиссимуса. Он не знал ни слова по-английски, не доверял иностранцам и держался с ними настороженной. «Уксусный Джо» Стилуэлл, командующий американскими войсками на китайско-бирманско-индийском театре военных действий, презирал главу чунцинского правительства, называя его «дешевкой». Под руководством Чана Китай был обескровлен в бесплодной войне с Японией, и, кроме того, генералиссимус нес личную ответственность за чудовищный размах коррупции, экономический упадок и разгул насилия в стране. Коммунисты, власть которых народ еще не испытал на себе, выглядели предпочтительнее в глазах многих, включая осведомленных и мыслящих иностранцев.
Что же до окопавшихся в далекой Янъани коммунистов, то начавшееся в августе 1945 года вторжение Красной Армии в Маньчжурию неожиданно открыло для них новые возможности. Стратегического значения Янъань не имела: коммунисты угнездились там в 1930-х годах, спасаясь от проводимой националистами кампании по «искоренению разбойников». Преимущество этого места состояло в близости к границе Монгольской Народной Республики, находившейся в то время под полным контролем СССР и способной стать для коммунистов последним убежищем в случае новой угрозы со стороны националистов.
Зато Маньчжурия представляла собой ключ к овладению всем Китаем. Именно с этого плацдарма начинались завоевательные походы, приводившие к воцарению в стране династий завоевателей. Последний раз именно маньчжуры — народ, давший провинции свое имя, — в 1644 году повели отсюда наступление на Пекин и основали великую династию Цин, правившую до 1912 года.
Простейшее решение коммунистов состояло в том, чтобы переместить свои вооруженные силы и управленческий аппарат из Янъани в Маньчжурию следом за освобождением последней от японцев наступающей Красной Армией. Советы и впрямь способствовали этому, и отдельные отряды коммунистов даже перебазировались на новое место по находившимся под советским контролем железнодорожным путям[310], однако существовала серьезная проблема. На словах Советы признавали Маньчжурию частью единого националистического Китая и не имели официальных дипломатических отношений с коммунистическими властями.
