Лица, находящиеся на высоких государственных постах, редко несут наказания в виде тюремного заключения за преступления, даже если они взяты с поличным. Министр внутренних дел Джеймс Уатт из администрации Рейгана оказал содействие богатым инвесторам в получении миллионов долларов из жилищных фондов в целях строительства жилья для лиц с низкими доходами. Однако жилье для малообеспеченных людей так никогда и не было построено. Д. Уатт сумел уклониться от восемнадцати тяжелых обвинений в лжесвидетельстве под присягой и признал себя виновным в малозначительном преступлении, за которое его приговорили к пяти годам заключения условно и штрафу в $5000.[326] Преступников из числа «белых воротничков» сравнительно редко приговаривают к тюремному заключению, приговоры обычно бывают мягкими, а иногда — и вообще не исполняются. Осужденные по делу ссудо-сберегательной ассоциации, виновные в воровстве сотен миллионов долларов, провели за решеткой в среднем меньше времени, чем автомобильные воры, и в сравнительно удобных для пребывания тюрьмах нестрогого режима. Средняя продолжительность тюремного заключения для беловоротничковых преступников составляла в 1994 году пять месяцев, а в 1996 году была повышена до одиннадцати месяцев[327].

Инвестор с Уолл-стрит Майкл Милкен признал себя виновным по шести обвинениям в посягательстве на личную безопасность и был приговорен к 10 годам тюремного заключения, которые впоследствии были заменены на двадцать два месяца, большую часть которых он провел на общественных работах вне тюрьмы. Беловоротничковые преступники, приговоренные к общественным работам, редко отбывают даже часть срока наказания, — их обычно освобождают даже от этого. Милкен должен был выплатить в порядке возмещения ущерба по уголовному и гражданскому искам $1,1 миллиарда, однако сумел сохранить крупную сумму — в $1,2 миллиарда — в стороне от всех своих операций. Аналогичным образом Айвэн (Иван) Боэски остался при своих $25 миллионах после выплаты штрафа за финансовые операции, проведенные с использованием инсайдерской информации, и недолгого пребывания за решеткой. «Каждый крупный участник этих (инвестиционных) преступлений появлялся вновь после пережитой ситуации как весьма состоятельный человек»[328]. И снова, кто скажет, что преступность не расплачивается за свои дела?

По многим преступлениям юридических лиц уголовные дела даже не возбуждаются. Для начала судебного иска не хватало адвокатов и следователей, а правительство не могло вести в суде более тысячи дел о мошенничестве и незаконном присвоении денежных средств с участием ссудо-сберегательных ассоциаций и банков, в результате чего потери американских налогоплательщиков доходили до нескольких миллиардов долларов. Хорошо оплаченные юристы частных фирм могут годами вести гражданские тяжбы в судах с последующей подачей апелляций для того, чтобы измотать истцов[329].

Корпорации используют в судах практику так называемых SLAPP (Strategic Lawsuit against Public Participation — стратегические обращения в суд с целью предотвратить участие общественности). Эта практика направлена против групп потребителей и защитников окружающей среды с целью запугать их перспективой длительных и дорогостоящих судебных процессов и, таким образом, заставить прекратить критику продукции корпораций и некоторых сторон их деятельности. Мясоперерабатывающая промышленность подала в суд на Опру Уинфри за «распространение хулящих сведений о продукции» после того, как она заявила в ходе своего телевизионного шоу, что гамбургеры — продукция невысокого качества и ее нельзя употреблять в пищу. Уинфри выиграла процесс, но это стоило ей тяжелого стресса и больших денежных расходов. После этого критических выступлений против мясоперерабатывающей отрасли она не допускала. Союз потребителей затратил $10 миллионов, защищаясь в течение восьми лет от судебного преследования со стороны фирмы Isuzu Motors за то, что назвал одну из марок автомашин этой фирмы ненадежной. В штате Западная Вирджиния против активиста движения по защите окружающей среды был подан иск на сумму $200 000 за то, что он обвинил угледобывающую компанию в том, что она отравляет местную речку. Вне зависимости от победы или поражения в суде такие иски оказывают сильное сдерживающее влияние на критиков правонарушений корпораций, поскольку критикам недостает финансовых ресурсов и эмоциональной стойкости, чтобы выдержать продолжительную защиту в суде. Как заметил в отношении практики подобных исков один из членов Верховного суда из Нью-Йорка: «Если не считать пистолета, приставленного к голове, более серьезную угрозу для Первой поправки к Конституции США[330] едва ли можно себе представить»[331].

Из свыше пятидесяти тысяч обвинительных заключений, предъявленных Министерством юстиции США, только несколько сотен касались нарушений национального законодательства по защите окружающей среды, охране труда и безопасности потребительских товаров. Принимая во внимание достаточно высокую документальную обоснованность широко известных и неоднократных нарушений законодательства со стороны корпораций, такое небольшое число обвинений со стороны федеральных властей едва ли подтверждает мнение корпораций о том, что бизнес является жертвой безжалостного стремления федеральных властей к расправе над ним. Чаще всего юристы правительства бессильны и оказываются в тупике[332].

Судья Верховного суда Хьюго Блэк однажды заметил, что «не может быть равного для всех правосудия там, где отношение суда к человеку зависит от количества имеющихся у него денег»[333]. Судебная система относится к человеку как к принцу или как к парии, в основном в зависимости от размера его финансовых ресурсов. Руководителя корпорации с полным карманом денег и большой командой известных адвокатов воспринимают в суде совсем не так, как бедного человека с низкооплачиваемым, назначенным судом адвокатом, который в первый раз видит своего подзащитного только в день начала слушаний по делу[334].

Лица малообеспеченные, из числа рабочих, с низким уровнем образования или относящиеся к расовым меньшинствам с большей вероятностью будут подвергнуты аресту, им будет отказано в освобождении под залог, их будут усиленно склонять к признанию вины, и все это — без предварительного заслушивания и адекватного изложения позиций сторон. Меньше вероятность того, что их будут судить судом присяжных, более вероятно, что они будут признаны виновными, осуждены и получат суровый приговор, включая высшую меру наказания. У них меньше возможностей получить продление срока апелляции, быть приговоренными к наказанию условно или с отсрочкой исполнения наказания, чем у члена гангстерской шайки, руководителя корпорации или вообще у более богатого человека. Как говорится, у богатого мало причин опасаться судебной системы, а у бедного — мало причин уважать ее.

У рабочих, борющихся за улучшение условий труда, есть основания для недовольства. За последние годы полиция неоднократно нападала на бастующих сельскохозяйственных рабочих, водителей грузовиков, шахтеров, рабочих мясоперерабатывающих предприятий, дворников, а также заводских и строительных рабочих. Полиция арестовывала и наносила сотням из них телесные повреждения. Сотрудники частных служб безопасности избивают бастующих рабочих и разгоняют их пикеты с помощью насильственных действий, на которые полиция и следователи не обращают внимания. Рабочих бросают в тюрьмы за невыполнение постановлений суда, запрещающих забастовки и пикеты. Рабочих бросают в тюрьмы даже за то, что они кричат на штрейкбрехеров. Рабочих бросают в тюрьмы, если они осмеливаются, стоя в пикете, дерзко отвечать полиции. В городке Элмвуд (штата Индиана) семеро забастовщиков были убиты бандитами, которых наняла компания. В округе Харлан штата Кентукки вооруженный громила застрелил бастующего шахтера-угольщика. То же самое произошло с другим шахтером в округе МакДауэл штата Западная Вирджиния и с сельскохозяйственным рабочим в штате Техас. Во всех этих случаях полиция никого не задержала, несмотря на наличие показаний свидетелей в отношении убийц[335].