За последние пятнадцать лет консервативные судьи федеральных судов проявляли такое безразличие, граничащее с враждебностью, по отношению к афроамериканцам и другим небелым гражданам в вопросах десегрегации в школах, дискриминации при приеме на работу и в области соблюдения прав избирателей, которое напоминает отношение, близкое к практике расизма. Когда два афроамериканца были избраны в наблюдательный совет в одном из округов штата Алабама, весь наблюдательный совет ответил тем, что отменил индивидуальные полномочия каждого члена по принятию решений в отношении их собственных округов и передал эти полномочия наблюдательному совету в целом, в котором господствующие позиции занимают белые граждане. Верховный суц вынес решение, что такого рода хитрости не являлись несправедливым обращением и не нарушали законов об избирательных правах[836].

Суд поддержал формирование избирательных округов таким образом, который позволял вытеснить афроамериканских избирателей из некоторых избирательных округов штата Луизиана. При этом суд привел аргументы, что если чернокожие граждане не были представлены в округе раньше, тогда новый план избирательного округа, при котором их опять не будет, можно считать вполне приемлемым[837].

Правая идеологическая предрасположенность Верховного суда находит отражение не только в решениях, которые он выносит, но и в тех судебных делах, которые он выбирает для пересмотра или отказывается пересматривать. Федеральные окружные суды выносят ежегодно почти 300 000 решений. Число апелляций, подаваемых ежегодно в двенадцать апелляционных судов США, составляет около 30 000. В отличие от этого Верховный суд выносит ежегодно около 170 решений. За последние два десятилетия доминирования в этом суде консерваторов резко сократилось поступление дел на пересмотр от истцов, представляющих трудовые взаимоотношения, положение этнических меньшинств, права потребителей и права личности. У лишенных власти и бедных людей шансы на пересмотр их дел все время уменьшаются по сравнению с могущественными и влиятельными истцами из властных структур и крупных частных фирм. Обвинители из штатных и федеральных органов при слушании дела в апелляционном суде имели в пятьдесят раз больше шансов выиграть его, по сравнению с ответчиками. Обвиняемые в уголовных преступлениях, способные оплатить судебные расходы, добивались пересмотра своих дел в два раза чаще, чем ответчики или подсудимые, не имеющие средств для покрытия расходов, связанных с защитой их интересов в суде[838].

В то время как число апелляций в суды низших инстанций намного возросло, количество времени, которое Верховный суд тратит на рассмотрение дел, и число дел, которое он заслушивает, сократилось на четверть по сравнению с периодом 1960-х годов, когда председателем Верховного суда был Эрл Уоррен. Трудно утверждать, что члены суда чрезмерно перерабатывают, когда количество дел, приходящихся на каждого из членов консервативного большинства суда, на самом деле сократилось. Даже если бы было верно, что члены Верховного суда перегружены, это не объясняет той очевидной классовой предубежденности, которая проявляется при истребовании дел из производства нижестоящих судов вышестоящим судом.

В отношении политического влияния Верховного суда можно сделать несколько общих заключений. Верховный суд, скорее всего, был консервативным фактором. На протяжении свыше полувека он использовал вето своего меньшинства, настроенного в пользу бизнеса, для проведения тех реформ законодательства, которые европейские страны осуществили уже десятилетия назад. Он противодействовал Конгрессу в вопросе введения прогрессивного подоходного налога. Для принятия этого решения потребовалось восемнадцать лет, и пришлось обойти восемнадцатую поправку к Конституции. Верховный суд поддерживал интересы рабовладельцев буквально накануне Гражданской войны и допускал расистскую сегрегацию в течение еще почти целого века после нее. Суд препятствовал усилиям Конгресса ввести ограничения на финансовые расходы богатых кандидатов по проведению своих избирательных кампаний.

Играя решающую роль в определении того, что соответствует Конституции, а что нет, Верховный суд подает соответствующие подсказки многим слоям общественности, в том числе и самому Конгрессу. Не приняв ни одного законодательного акта о гражданских правах в течение семидесяти лет, Конгресс после судебного дела «Браун против Совета по вопросам образования» за десятилетний период ввел в действие три таких законодательных акта. При наличии действующего закона сторонники защиты гражданских прав по всей стране усилили давление в целях превращения принципа десегрегации в реальность. Аналогичным образом решения Верховного суда под председательством судьи Уоррена, защищающего права бедных слоев населения, открыли новое поле для гражданских судебных процессов в области реформирования системы социального обеспечения и послужили стимулом для возникновения и развития различных движений в защиту бедных людей.

Поскольку Верховный суд не мог ни законодательно закрепить, ни обеспечить проведение в жизнь своих решений, его стали считать «наименее опасной ветвью власти». Но периоды пребывания у власти администраций Рейгана и Буша продемонстрировали, что воинственно-консервативный Верховный суд, поддержанный консервативной исполнительной ветвью власти, может оказывать весьма значительное влияние в духе судебного активизма. Вновь и вновь суд при рассмотрении дел навязывал собственную искаженную логику, извращая ясный язык закона и намерения Конгресса. Или же суд вдруг принимался поддерживать административные постановления, нейтрализующие акты законодательства. Когда Конгресс пытался нейтрализовать правый активизм Верховного суда и восстановить действие законов в том виде, как они замышлялись, президенты Рейган и Буш обычно налагали вето или угрожали наложить его на новые законодательные инициативы. Не располагая возможностями собрать две трети голосов палаты для преодоления вето президента, Конгресс обычно терпел поражение. Таким образом, консервативный президент при поддержке пяти или более членов Верховного суда с правой идеологией и ориентацией на расширенное толкование Конституции, а также имея на своей стороне третью часть плюс одного члена Нижней или Верхней палат Конгресса, мог без затруднений переписывать многие регламентирующие нормативные акты и законы[839].

Юристы правых убеждений среди членов Верховного суда были не только сторонниками расширенного толкования Конституции, но и людьми явно авантюристического склада, готовыми без колебаний пойти на переделку большей части Конституции, мошенничать с «правилами игры», изобретать концепции и аргументы из ничего, выхолащивать содержание законов, обращаться с намерениями Конгресса и его приоритетами как с категориями, не имеющими практического значения, поддерживать авторитарные тенденции в исполнительной ветви власти, блокировать реформы в областях экономики и избирательного права, сводить на нет существенные достижения в политической и экономической областях и разрушать гражданские свободы, гражданские права и нынешний демократический процесс в стране. То же самое можно сказать и в отношении юристов, стоящих во главе судов более низких инстанций, чем и объясняется нынешнее положение, при котором консерваторы из Верховного суда оставляют без пересмотра так много решений нижестоящих судов. «Сегодня большинство напористых, политизированных судей федеральных судов, — считает специалист по конституционному праву, — относятся к числу консервативных республиканцев»[840].

Эти крайне политизированные сторонники расширенного толкования Конституции ограничивают способность правительства улучшить условия работы трудящихся, заявляя о том, что это нарушает права штатов, провозглашенные десятой поправкой к Конституции. После этого они ограничивают способность штатов ограничить размеры затрат частного бизнеса в ходе референдумов, ссылаясь на прерогативы федерального центра, согласно первой поправке к Конституции. В таких ситуациях консерваторы не вспоминают о том, что суды незаконно присваивают себе полномочия органов, вырабатывающих государственную политику. В этом наблюдается типичное проявление двойных стандартов. Судебный активизм, укрепляющий авторитарную государственность и привилегии большого бизнеса, для них приемлем. А судебный активизм, который поддерживает демократические права рабочего класса и социально-экономическое равноправие, вызывает нападки.