«Как много низости…» Как много низости В душе больной Чуждаться близости С другой душой. Но от усталости И жить и петь, Как мало жалости, Чтоб всех жалеть. От равнодушия Клонит ко сну, Глаза и уши я, Закрыв, засну. Быть может, стану я Живым во сне, И мысль нежданная Приснится мне. 9. III <19>75 «Я в поезде быстром. В вагоне со мной…»
Я в поезде быстром. В вагоне со мной Любимые, близкие… Тесной семьей Несемся куда-то, куда суждено, И версты столбами мелькают в окно. Куда он стремится, куда он летит? На станции каждой секунду стоит, И кто-то спеша покидает вагон, И в страхе мы видим прощальный поклон. И к станции новой весь поезд спешит, И вновь остановка, и кто-то бежит… И так постепенно пустеет вагон — Таков, вероятно, природы закон. Как страшно смотреть на пустые места! И мчится опять за верстою верста… А в памяти страх и мечта о былом: Я ль буду последним в вагоне пустом? Париж, 1975-76 «Посидеть бы спокойно…» Посидеть бы спокойно За рабочим столом И решить, что достойно И что лучше на слом. Но ничто не понятно, Ясно только одно — Что вернуться обратно Никому не дано. 3. IV <19>76 «Брат мой, каменщик, ты, что не знаешь покою…»[163] Брат мой, каменщик, ты, что не знаешь покою И до полночи темной работать готов, Знай, что камень, усердно скрепленный тобою, Крепче сотен возвышенных слов. Если ты упадешь от волненья и муки Или духом падешь, созидая твой храм, Крепкой цепью сомкнем наши братские руки И воскреснет учитель Хирам. Мы из племени тех, кто не знает измены — Пусть волнуется в мире нечистая кровь! Мы незримо возводим нетленные стены, Сердце к сердцу, с любовью любовь! Если мы недостроим в стремленьи высоком, Будут внуки за нас продолжать. И лучистая дельта с всевидящим оком Будет вечно над миром сиять. «Буду атомом в необъятности…» Буду атомом в необъятности, Вечно грустным, всегда неутешным, Помоги моей полусвятости Или дай мне силы быть грешным. «Душа моя, ты — как луна…» Душа моя, ты — как луна, На две страны разделена. Одна — на солнечном огне Ясна другим, понятна мне… Другая, страшная — в тени. Ночные призраки одни Бессонно пребывают в ней Среди кощунственных затей… Там — колдовская бестолочь, Бег времени из ночи в ночь… Царица сирая — сова Цедит бессвязные слова. И в грязной, мутной тишине По капле падают оне. Там — вылетая из пещер, Орды безглазые химер Во тьме кромешной, гробовой С «морлоками» в игривый бой Вступают вдруг. И сон и смрад Переполняют душный ад. «Здесь, на земле, светло и звучно…» Здесь, на земле, светло и звучно, А небо — меркнущая ртуть… О, как Тебе должно быть скучно Собою полнить эту жуть… Ты там — сырой, огромной волей Блюдешь неведомую цель, А я — живу-живу… не боле, Но сотворил себе свирель… И в час, когда душа без гнева, Я звуком исхожу из губ И жду созвучного напева Твоих громотворящих труб… Но в пустоте ветхозаветной И в непрерывности времен Один мой голос безответный Стократно эхом повторен… Нет, этой радости — не трогай! Не много радостей Ты дал!.. Ты где-то в небе — недотрогой, Я на земле — убог и мал… «Как-то по-новому сегодня…» Как-то по-новому сегодня Разглядываю мир земной, Как-то свежее и свободней Вокруг меня и надо мной. Как будто я и нежил прежде, Я увидал впервые вдруг, Как свет небес спокойно брезжит На эту жизнь, на тихий луг… Я прохожу необычайно, Такой не я, такой другой… Себя ощупываю тайно Обеспокоенной рукой. О милая, какое чудо, Когда, привычная теням, Из-под мучительного спуда Душа взлетает к облакам. «Когда на небосводе…»[164] Когда на небосводе Исчезнут облака, Гляди, звезда восходит, Гляди, как высока!.. И ты глядишь пугливо На призрачный экран И на такое диво! И на такой обман! Окружена эфиром Уж миллионы лет, Она горит над миром, Звезда, которой нет. Она давно, как камень, Тяжка и холодна, Но льется синий пламень С незыблемого дна. вернуться Брат мой, каменщик, ты, что не знаешь покою. Один из немногих масонских поэтических текстов Луцкого (принимая во внимание, что посвящение автора в масоны состоялось в январе 1933 г., стихотворение едва ли могло быть написано раньше этого срока). Учитель Хирам — строитель Иерусалимского храма, направленный к Соломону царем Тира. По масонской легенде, которая величает Хирама Великим Мастером Архитекторов, он, после завершения строительства храма, был убит («убийство Хирама» упоминается в масонском докладе Луцкого <О Прекрасной Даме>). Мотив воскресения Хирама см. в стихотворении Д. Кобякова «Ученый мастер в шапочке своей…» (Дмитрий Кобяков. «Чаша» (Париж, 1936), стр. 29). Из других поэтов эмиграции к образу Хирама обращался Н. Оцуп, см. в его стихотворной драме «Три царя» (Париж, 1958). И Лучистая дельта с всевидящим оком — масонский знак. вернуться Когда на небосводе. Другой вариант этого стихотворения. Окружена эфиром Уже миллионы лет, Она горит над миром, Звезда, которой нет. Она теперь, как камень, Темна и холодна, Но льется синий пламень С незыблемого дна. Когда на небосводе Исчезнут облака, Гляди, звезда восходит, Гляди, как высока. И кто же не отметит — Гляди туда, на ту, Что там летит и светит В такую высоту. |
