Одиночество («Прозрачные брызги и ветер нетленный…»)[112] Прозрачные брызги и ветер нетленный, Но волны не плещут и озера нет… Я был на вершине, на грани вселенной, Где не было солнца, но всюду был свет. Мне слышались звуки, но не было речи И было волненье, как музыки строй, Мелькали какие-то спины и плечи, Но ни одного человека со мной… И был я один пред холодной природой, Себя потерявшая серая тень, С такою ненужной и страшной свободой, Единственный в мире и древний, как пень. Я крикнул, но эхо враждебно молчало, Но был в тишине миллион голосов… Вдруг что-то меня подняло, закачало, Взнесло, уронило и вновь подняло. И вот я предстал перед Светом великим, Но Лика не видел. И был Он во мне. «Мне снятся сны об ангелах, о небе…»[113]
Мне снятся сны об ангелах, о небе, О святости блаженной и простой, А жизнь полна тщетой о грубом хлебе, Горой стоит меж мною и мечтой. И все-таки… Нельзя же без услады… Вот я не сплю и все же снится мне — Нисходит в душу некий свет отрады, Душа летит, возносится в огне… И, увидав горбатого урода, Я думаю, сомненьем потрясен, Не в нем ли скрыта ангела природа, Не пару ль крыл в горбе упрятал он? Он смотрит хмуро и слегка тревожно — Не ангелом же с нами пребывать — И я горба касаюсь осторожно, Дабы небес почуять благодать. Богу[114] Твой умысел доступен детям, Но зрелым извращен умом, Так, на пути преграду встретя, Свет длится траурным лучом. «О, какие приходят слова…»[115] О, какие приходят слова, Когда не рука их пишет, Когда во сне голова, А сердце живет и дышит… И какие приходят стихи… — Мне снилось, что мы сидели В осеннем лесу, где мхи, Березы, сосны и ели. Ты грустила. О чем — я не знал, Но есть тихая боль в листопаде… И, волнуясь, тебе я читал По знакомой тебе тетради. Я окончил. Был шорох крыл — Это с веток взлетели птицы… И вдруг я случайно открыл Незнакомые мне страницы. И там не моей рукой Коротких несколько строчек, И бился в них голос мой, Хотя и чужой был почерк. Был в музыке этой предел, Куда улетал я, ликуя, И все, что я страстно хотел, Но сказать не умел наяву я. И эти стихи я читал… О, сердце, ты любишь, ты дышишь, Я этих строк не писал, Да разве такие напишешь? Там были такие слова, Какие во сне лишь бывают… — Я проснулся. Пуста голова, Губы воздух беззвучный хватают… «Мне сон сказал: “Вот, умер ты…”» Мне сон сказал: «Вот, умер ты, Неправда ли — не страшно?» И вдруг я рухнул с высоты Земной мечты всегдашней. Я прошлому сказал — прости, Иду куда угодно… Но я не знал, куда идти Походкою свободной. И вспомнил я, как на земле Мы думаем о Боге, Но Бога не было нигде, Ни на одной дороге. Я звал, я плакал в тишине — Никто не откликался — И страшно-страшно стало мне — Зачем же я скончался? Вдруг, оборвав важнейший спор И не докончив дело, Куда-то выбросил, как сор, Разрушенное тело… Куда ж деваться мне без рук, Без ног, без теплой кожи? И вдруг я слышу легкий звук, На звук пловца похожий… Гляжу и вижу — в тишине Со дна земли любимой Всплывает медленно ко мне Мой труп неразрушимый… Качаясь, медленно плывет С раскрытыми глазами, Свободный ветр его несет Прозрачными крылами. — Все ближе он, все ближе он — Сейчас мы будем вместе… Но — глупо оборвался сон На самом лучшем месте. «Ветер светел…» Ветер светел, Ясен свет, Что ж невесел Ты, поэт? Струны лиры Не звучат — Или миру Ты не брат? Тяжким вздохом Был ответ — Там, где грохот, Песни нет, Где Гоморра И Содом, Рухнет скоро Каждый дом. Быть ли чуду? Иль стихи Слушать будут Лопухи? вернуться Одиночество. Автограф в АБЛ, названый «Cosmos» и датированный 1950 г., имеет дополнительную строфу (между третьей и четвертой в окончательном варианте): И не было неба и твердь не твердела, И не было жизни и смерть не цвела, И не было сердца и не было тела, Но помнила память о той, что была. вернуться Мне снятся сны об ангелах, о небе. В ОэБЛ II датировано 21/III <19>28. вернуться Богу. В ОэБЛ I датировано 12/XII <19>28. вернуться О, какие приходят слова. Включено в ВРС, стр. 300. |
