1960–1973 «Мне не хочется думать сейчас ни о чем…» Мне не хочется думать сейчас ни о чем, Наслаждаюсь прощальным вечерним лучом, Песней птицы далекой и тем, что во мне Зародилось, живет и цветет в глубине. Эта музыка, этот звучащий цветок Так приходит нежданно, в таинственный срок… Я не в силах понять, рассказать не могу, Но в взволнованном сердце моем берегу — Процветанье в душевном, возвышенном мире Лепестков анапеста — их ровно четыре. «Не презирай свой темный труд…» Не презирай свой темный труд — Существованье в грубом мире — От камня, канувшего в пруд, Круг на воде и звук на лире… Круг не исчезнет без следа И звук не будет без созвучий, Не успокоится вода, Но станет плеск ее певучей… Когда придет последний срок И станешь ты на грани жизни, Ты вспомнишь, как он был высок, Удел твоей земной отчизны. И, позабыв прошедших лет Свои терзания и муки, Возденешь на весь Божий свет Благословляющие руки. «Поэт, живи! И милость Божью…»[117] Поэт, живи! И милость Божью На нищих духом призывай, К бездомности и бездорожью Голодным сердцем привыкай… Ты будешь чист, и свят, и беден, Когда ж пробьет простейший час, Ты отойдешь суров и бледен В непостижимое для нас. И пусть, и благ и злата ради, Живет и гибнет жадный век — Не ты ли на большой тетради Оставишь подпись — Человек?.. Эпитафия («Всю жизнь он так мучительно искал…») Всю жизнь он так мучительно искал Во тьме веков потерянное слово, Так вопрошал и так ответа ждал Последнего, простого, основного… И вот теперь он каменный лежит — Ужель и камень ничего не знает? Нет, он уже с природой говорит И страшным голосом природа отвечает… «Не прислав никакого гонца…» Не прислав никакого гонца — Да такого никто и не ждет — Неизвестно, с какого конца Подколодной змеей подползет. И холодной колодою вдруг Станет тот, кто был полон огня… Нет, не в силах понять я, мой друг, Что коснется сие и меня, Что уйду, не оставив следа, А за веком потянется век, Что уйду неизвестно куда — Будто был и не был человек… «На грубый мир, на низменные души…»
На грубый мир, на низменные души Ночная тень медлительно сползла, Но тот, кому даны глаза и уши, Касанья темного не ощутит крыла. Поэт не спит. Его томит тревога, Она ему, как страшный дар дана, И только тайн Его душа мучительно полна. Nocturne («Ночью долгой в одиночестве…»)[118] Ночью долгой в одиночестве Сны не снятся, сон бежит… Как мне вспомнить имя-отчество? — Память темная молчит. Знаю, жил многозначительно Этот странный человек, Только, видно, расточительно Прожил он свой серый век. И совсем как офильмована Жизнь его передо мной, Темной краской заштрихована Или краской голубой… Сколько было обещано, Сколько было дано, Сколько было завещано Или запрещено… Сколько было возможностей — Помнишь об этом ты? Сколько было и сложностей, Чуда и простоты… — Ночью долгой… Но словами ли Рассказать про свет, про тень? — Ну, вставай, Семен Абрамович, Начинай привычный день. Кинерет(«Невозможно понять, где кончается небо, где море…»)[119] Невозможно понять, где кончается небо, где море, Горы в воздухе виснут, иль длинная цепь облаков? Невозможно понять, что в душе моей — радость иль горе… Будто время вернулось обратно к истоку веков… Галилейское море. Ладья с рыбаками. И сети… Что они наловили сегодня? И где Рыболов? А у берега — море людское и люди, как дети, И, как солнце, сиянье простых, потрясающих слов… Вот — по этой земле… И следы от шагов не сотрутся. Вечер легкий спускается в синий и розовый цвет. Скоро звезды взойдут, скоро звезды над миром зажгутся, В галилейской ночи окуная лучи в Кинерет. Иом Кипур («Земля дремала в тишине…»)[120] Земля дремала в тишине В прохладе полнолунной ночи, Но душно, душно было мне, Как будто был я опорочен, Как будто все грехи людей, Тысячелетняя их драма Легли на совести моей, Как камни рухнувшего храма… — О, Господи, ну что я мог, Что я могу — слепой и слабый, Мне ли найти средь всех дорог Единый путь, прямой и правый? Мне шестикрылый серафим На перепутьи не явился, Земным отчаяньем гоним, Я ждал, я жаждал, я молился… О, если бы для всех племен Полуживых на дне глубоком Тобою был я одарен Глаголить пламенным пророком! Чтоб разбудить, чтобы воззвать, Чтобы зажечь священным словом — Увы, но эту благодать Я заслужить не мог пред Богом… Иное счастье мне дано — Быть горечи земной поэтом… Но счастье ль это? Все равно! Мои слова всегда об этом, Ведь люди безнадежно спят И покаянье их не гложет И даже Тот, Кто трижды свят, Спасти от смерти их не может… Луна спокойно с высоты Над миром дремлющим сияла И жалкие мои мечты Холодным светом обливала. 1970 вернуться Поэт, живи! И милость божью. Отправлено в письме В.Л. Андрееву от 28 ноября 1972 г. вернуться Nocturne. Стихотворение (без названия) отправлено в письме В.Л. Андрееву от 4 января 1965 г. вернуться Кинерет. В ОэБЛ II датировано 1952. Включено в ВРС, стр. 300–301. вернуться Иом Киппур. Стихотворение приложено к письму Луцкого В.Л. Андрееву от 16 октября 1968 г. «Мне шестикрылый серафим/ На перепутьи не явился» — аллюзия на стихотворение «Пророк» (1826) Пушкина (см. также далее: «Глаголить пламенным пророком!»). |
