— Правда, — подтвердил Антон, — хотя многое, конечно, зависит от человека, от его способности воспринимать.
— Хотелось бы мне побывать в театре хоть разочек, — мечтательно произнесла Пегги.
— Вы не бывали в театре? — удивился Антон. — Ведь в Лондоне много театров.
— Театров-то много, — вяло согласилась Пегги, — да попасть в них трудно.
Антон вспомнил толпы у подъездов московских театров и очереди у касс.
— Трудно достать билеты? Но ведь можно приехать пораньше и постоять в очереди.
Пегги потупилась, а Бест и Марта переглянулись, заставив Антона подумать, что он попал впросак.
— Дело не в очереди, — заметил Бест, — а в билетах. Они у нас кусаются.
— И зло кусаются, — добавила со вздохом Пегги. — Чтобы попасть в хороший театр, надо пожертвовать половиной моего недельного заработка.
Антон не знал, сколько зарабатывает Пегги, хотя и догадывался, что не очень много. Вспомнив ее родителей, брата Тома, двух сестренок и полуподвальную, сырую и холодную комнату, где они жили, он понял, что театральный билет, стоящий половину недельного заработка Пегги, безусловно, недоступен ей. Ему стало жалко девушку, и у него тут же созрел план.
— Как вы считаете, театр «Феникс» хороший или плохой? — спросил он Беста.
— Театр не шикарный, но труппа хорошая, — ответил Бест. — А что? Хотите пойти?
— Да, хотел бы.
— Почему именно в «Феникс»? Есть театры и получше.
Несколько дней назад Антон, возвращаясь в полпредство, проезжал мимо «Феникса», где, судя по крупной недельной афише, шла пьеса Булгакова «Дни Турбиных». Этот спектакль Антон видел несколько раз, знал лучших исполнителей, и посмотреть, как поставили пьесу англичане, было весьма соблазнительно.
— Может быть, другие театры и лучше, — ответил он Бесту, — но мне хочется в «Феникс», там ставят русскую пьесу, и я с удовольствием посмотрел бы спектакль, который здесь называется «Белая гвардия».
— «Белая гвардия»? — удивилась Марта. — Но это же те, кто боролся против Советской России, не так ли?
— Да, это так. Но в этой пьесе показаны бессмысленность и безнадежность этой борьбы, — пояснил Антон.
Он поднял кружку пива и, показав Пегги, что чокается с ней на расстоянии, спросил ее:
— Если бы я попросил вас пойти со мной в «Феникс» на эту пьесу, вы не отказались бы?
Пегги, поднявшая было свою кружку, опустила ее на столик и растерянно посмотрела на Антона.
— Если бы попросили… — повторила она. — Значит ли это, что вы действительно просите? Или?..
— Я прошу, прошу, — поспешно сказал он. — Если вы согласитесь, я достану билеты на ближайший спектакль.
— Я была бы в восторге, — произнесла она едва слышно.
— Ну и великолепно! — воскликнул Антон и снова показал Пегги, что чокается с ней.
Глава восемнадцатая
Все утро — оно было мрачным и промозглым — Андрей Петрович пропадал где-то в городе и вернулся в полпредство еще более злым, чем уехал. Перед отъездом он обругал Краюхина, который напомнил ему, что вчера вечером звонили из Форин оффиса, чтобы сообщить время отлета премьер-министра в Мюнхен.
— Ну и что же? — сердито спросил Андрей Петрович, надевая шляпу.
— Насколько я понял, они хотели, чтобы кто-нибудь из полпредства приехал на аэродром проводить его, — с готовностью пояснил привратник. — Они назвали подъезд и номер выхода. — Он взял со стола листок блокнота и подал советнику. — Тут вот все записано.
— Все записано! — выкрикнул Андрей Петрович. — А за каким чертом?
Краюхин оторопело отступил к своему большому столу, глядя на советника с удивлением.
— Я только хотел напомнить, — виновато и озадаченно пробормотал он.
— Я ночь из-за этого не спал, утром чуть свет поднялся, черт бы их побрал! — раздраженно бросил советник.
Он вышел из вестибюля к ждавшей его у подъезда машине, хлопнув дверью, а вернувшись часа через два, прошел мимо Краюхина с такой сердитой стремительностью, что тот, глядя ему вслед, покачал головой не столько с осуждением, сколько с сочувствием: не в духе старик!
Все знали, советник расстроен, и потому входили по вызову в его кабинет с тревогой и опаской, а выйдя, торопливо и молча покидали полпредство, исчезая в дожде и тумане.
Антон видел, как уехал куда-то Ракитинский, за ним Ковтун, потом ушел Звонченков — ему машина не полагалась, — а за Звонченковым Горемыкин, который вопреки обыкновению не сострил на прощание, лишь сказал, что вернется не скоро. Оставшись в длинной и темной комнате один, Антон продолжал заниматься своим обычным делом — просмотром газет, опасаясь и в то же время страстно желая, чтобы советник вызвал и его. И когда, наконец, его позвали к советнику, он вошел в кабинет с беспокойством и удовлетворением.
Андрей Петрович был действительно хмур, усталое, постаревшее за бессонную ночь лицо побледнело и осунулось. Ответив на «Доброе утро!» Антона легким кивком, он молча указал на стул.
— Звонили друзья, — проговорил Андрей Петрович медленно и тихо, — и благодарили за ваше вчерашнее выступление в Излингтоне. Просили передать благодарность.
— Спасибо! — облегченно и обрадованно произнес Антон.
Андрей Петрович потянулся за конвертом, лежавшим в плетенной из проволоки корзиночке с надписью «Ин» — входящие, и, вынув из конверта фотографию, пододвинул по полированной крышке стола к Антону.
— Получили сегодня авиапочтой из Брюсселя, — сказал он. — В конверте ничего, кроме этой фотографии, не оказалось. Вам она что-нибудь говорит?
На фотографии были запечатлены столики под полосатым навесом на тротуаре у входа в здание с вывеской по обе стороны двери: «Метрополь» — известнейший в Брюсселе отель и ресторан в самом центре города, на пляс де Брюкер. Там Антон обедал с Жаном-Иваном Капустиным и был представлен его девушке Аде Гейс. Вглядываясь в людей, сидевших за столиками, он неожиданно для себя открыл, что лицо одного из них — квадратное, большеносое, с тяжелой нижней челюстью — знакомо: Зюндер, «фон Зюндер», как тот горделиво называл себя, знакомясь с соседями по купе в поезде Москва — Берлин.
— С этим, — Антон указал на Зюндера, — мы ехали из Москвы в одном поезде, а от Негорелого до Берлина даже в одном купе. Я запомнил его лицо и фамилию, но не думал, что это тот самый Зюндер, который вел переговоры от имени Круппа с лордом Овербэрри.
— А второй, надо полагать, и есть сиятельный лорд, работающий на компанию «Виккерс-Армстронг», — предположил Андрей Петрович.
— Надо полагать, — повторил Антон не очень уверенно.
Он не понимал, почему это важное для них доказательство связи двух компаний пришло хотя и быстро, но столь необычным путем. Боясь вызвать недовольство и без того раздраженного Андрея Петровича, Антон высказал недоумение: неужели нельзя было прислать снимок закрытой почтой с необходимыми пояснениями?
— Я думаю, у них не было иной возможности переслать нам фотографию быстро, — сказал Андрей Петрович. — Они решили, что в таком виде без подписей и пояснений она не вызовет подозрений, а мы сумеем разобраться в ней и использовать должным образом. И мы разберемся, — уверенно объявил Андрей Петрович. — Зюндера, как выражаются следователи, мы уже опознали. Осталось опознать его соседа. Вот этим вам и придется сейчас заняться. Вашему приятелю Фоксу нужна фотография, на которой должны быть точно указаны интересующие нас и его лица.
Андрей Петрович снова вложил фотографию в конверт и протянул его Антону:
— Действуйте!
Антон хотел было спросить, как действовать, но маленькие, глубоко сидевшие глаза уставились на него повелительно и сердито, и он, поднявшись со стула, согласно наклонил голову.
— Хорошо, Андрей Петрович!
В своей комнате Антон снова достал снимок из конверта и стал рассматривать его, раздумывая, кто мог бы опознать в соседе Зюндера лорда Овербэрри. Показать фотографию Ангелочку? Нет, этого делать не следовало. Вирджиния не должна знать, кем добыта фотография. Отыскать адрес лорда и самому отправиться к нему под каким-нибудь предлогом? И это, разумеется, не лучший выход: международные мошенники хитры, и лорд сразу догадается, зачем к нему явились из советского полпредства.
