— А как же! Девчонка ж у Напы живет! Вернее, жила, пока летом не уехала на свой Сумрачный Остров!

— Ее там нет, — покачал головой алхимик. И тут же его озарило: — Так это Напа писала Джое письма!

— Не Напа, — Ньюфун, будучи гномом, предпочитал точность, — а ее человечка. Спроси саму Далию, если не веришь — я ведь им сразу сказал, что искать девчонку надо в Вертано, она там все ходы-выходы знает…

Клеорн насторожился. Вертано? Вот как? Интересно, случайно или все-таки не случайно разговор о столице Пелаверино заходит на следующий день после покушения на жизнь правящего монарха?

Пришлось вмешаться и допросить мастера Кордсдейла по всем правилам. Кое-что Клеорн помнил — да, ему кто-то говорил, что из «Алой Розы» кого-то похитили. Правда, сыщик почему-то подумал, что речь шла о Далии, и отправился искать пропавшую алхимичку в Луаз. А на самом деле вторую алхимичку — ведь Джоя, будучи студенткой Университета, имела право так называться, — увезли куда-то на северо-восток, в сторону Триверна. Точного направления Ньюфун указать не мог, так как по причинам, сообщать которые он наотрез отказался, путешествовал под землей.

Последний раз гном видел Джою в Вертано. Вернее, не видел; ему сказали, что она там, и он пошел проверить… А потом? Тут Ньюфун задумался и стал постукивать по затылку молоточком. Что-то такое было … или это было уже не в Вертано, а в Пустыне? Нет, не вспоминается, хоть тресни. В Пустыне-то Ньюфун был, ему дали пушку и велели приглядывать за двумя человеками, а вот подробности…

Или та девчонка вообще не Джоей была? А, вспомнил! Девчонка была совершенно другая, только Оск почему-то звал ее Джоей.

— Оск? — хором переспросили Клеорн, Фриолар и Лео.

— Тот дылда, который моего Кота чуть не прибил, а потом принцем Роскаром оказался. Я не верил, чтоб мне пива не пить! Ей-ей, не верил, думал, у парня с головой не порядок. Ан нет, оказалось, не врет…

Сыщик второй раз попросил изложить ему подробности, но и тогда осталось слишком много неизвестностей.

— Пожалуй, я поговорю с Напой, — решил Фриолар. — С вашего разрешения, господа, откланиваюсь.

— А я поговорю с его высочеством, — задумчиво протянул Клеорн.

— А я, — заявил Лео, едва за начальством закрылась дверь. — Поговорю с дамой Элоизой.

— Кто такая? — осведомился гном. — Откуда она знает Джою?

— Самая лучшая девушка на свете! — восторженно ответил волшебник, забираясь в камин и кастуя заклинание телепорта. — Совершенно не знает эту вашу Джою, в теоретической магии не сильна, о расследованиях понятия не имеет — за это я ее и люблю!

Снова наступал вечер. Похолодало, и Замок застыл, покрытый инеем, еще более величественный и прекрасный, чем прежде. Утром ослепительно светило солнце — холодное, как и всё в этом странном мире, и Джое в какой-то миг показалось, что жизнь не так уж и плоха…

Но это было утром.

Сейчас девушка сидела у окна башни-лаборатории, закутавшись в плащ, подбитый гладким черным мехом, рядом урчал Альбинос, положивший ей на колени круглую тяжелую голову. Джоя рассеянно гладила зверя по загривку и пыталась проанализировать, что же произошло утром.

Всё дело в лунах. Так сказал Цогобас, и у Джои не было причин сомневаться в словах карлика. Однако леди Кёр не снизошла до ответа, и ее молчание тревожило девушку гораздо больше, чем причитания елен-Лур и панические взгляды Дьёмиаса.

Что произошло? Джоя нахмурилась, прижала пальчики к стеклу, оттаивая небольшой кружок, и попыталась вспомнить.

Утром, переписав окончательный вариант Баллады о Шестом Тролле, она отправилась на прогулку. Как раз в это время Цогобас с помощниками расчищал дорогу к Замку. Телепортация — телепортацией, а все-таки хаотично наметенные вокруг жилища сугробы выглядят неэстетично. Да и охотники в Замок все-таки добираются своим, пешим ходом; почему бы не сделать доброе дело.

А потом потребовать от торговцев дичью и пушниной дополнительные скидки.

Наблюдать, как степенный Цогобас гоняет пажей, чтобы те ставили артефакты правильно, направляли магический поток, сметающий снег, аккуратно, да еще вели себя вежливо, было забавно. Чуть позже компанию трудяг догнали вышедшие на прогулку царсари и принялись кувыркаться в снегу, грозно порыкивая, скаля зубы и проваливаясь в рыхлые сугробы по уши. Расшалившаяся Джоя запустила в хищников пригоршню снега, Альбинос в отместку схватил ее за край плаща, утащил в снежные глубины.

Кристаллики льда ослепительно сверкали в лучах солнца, серп Серебряной Луны кокетливой сережкой украшал горизонт, Черная Луны казалась собственной тенью. Грозный зверь порыкивал, жмурился и катался по снежной целине, счастливый, как котенок. Морозец жёг щёки румянцем, и вечно унылая дацианка сама не заметила, как начала смеяться. Это было очень глупо, но именно сейчас Джоя поняла смысл выражения, которое иногда употребляла вампиры ее родного острова — дескать, у живых людей кровь бурлит в жилах. Растворенный в ее собственной крови смех перекатывался по сосудам, щекотал нос, слепил глаза, наполнял сердце необузданной смелостью и звал на подвиги. Никогда раньше Джоя не отважилась бы поймать царсари за уши и тискать огромную кошку; если бы в какой другой день Альбинос схватил ее за одежду и поволок к возвышающемуся вдалеке лесу, девушка бы умерла от страха…

А теперь она задыхалась от смеха. Карлики бросились к ней на помощь, увязая в глубоких сугробах, проваливаясь по пояс и смешно выкарабкиваясь на более-менее крепкий наст. Царсари сгрузил «добычу» под ближайшим деревом, взрыкнул, показывая огромные клыки, и умчался по своим делам. Джоя помахала команде Цогобаса рукой — дескать, со мной всё в порядке, и, постанывая от привязавшегося хохотунчика, принялась искать путь обратно.

Помнится, она еще подумала, не было ли в Кёр-Роэли каких-нибудь эльфов. Окружавший Замок лес при ближайшем рассмотрении оказался непролазной чащей; возникало ощущение, что древесное роскошество было сотворено каким-то адептом Зеленой Магии, переусердствовавшего с дегустацией выращенных им грибов и травок. Мощные стволы, склоненные ветви, разорванная когтями кора, переплетенные побеги, опавшая хвоя…

Джоя осторожно пробиралась по опушке, стараясь, чтобы жадные сучки не зацепили ее плащ; капюшон сполз на нос и рассмотреть что-либо дальше двух шагов было проблематично. Неловко оступившись, она угодила в заметенную ямку, упала на колени, подняла голову…

И увидела повешенного.

Солнце было у Джои за спиной, и поэтому она могла рассмотреть мертвеца во всех подробностях. Даже сейчас — стоило закрыть глаза, и кошмарное зрелище воспроизводилось в мельчайших подробностях. Мертвец был высок ростом, узок в кости, серо-белую одежду — то ли странного покроя длинный камзол, то ли восточный халат — трепал легкий ветерок. Бледное, будто вырезанное из кости лицо запрокинуто вверх и в сторону, под острым подбородком бугрится толстая грубая веревка; труп неспешно раскачивается под собственной тяжестью, и отбрасываемые деревьями тени скользят, как похотливые змеи…

Перепуганная Джоя поднесла руки ко рту, заставляя себя держаться с достоинством и не смущать бесполезным криком покой мертвеца. Она отступила на полшага, под ногой хрустнула ветка, повешенный развернулся… и посмотрел на нее.

Глаза у него были большие, как у эльфа, миндалевидные, раскосые и наверняка прекрасные. При жизни. Сейчас это были два озера, наполненных раскаленной лавой; в них обитала ненависть, в них жила злоба, в них сосредоточилась вся не-жизнь, которой обладало это странное существо; и сейчас адские очи видели ее, Джою.

Повешенный дернулся — неловко, будто от долгого пребывания во вздернутом состоянии у него затекла шея и отнялись руки; нашарил левой рукой в складках одеяния какой-то предмет. Взмах — блеск стали — и он уже падает вниз. На секунду замирает — на фоне черных стволов и мелькающего за ними бесконечного снега появляется бело-серое пятно, расчерченное сверху вниз более тонкими теневыми линиями, — и идет к замершей от испуга девушке. Худое, бескровное лицо кривит улыбка, чернота глаз превращается в вытянутый кошачий зрачок, бесцветные косы шевелятся за спиной, а может быть, это настырные тени бегали по мертвецу и создавали иллюзию движения… Но через секунду он стоял рядом, отводя руку с зажатым в ней кривым кинжалом, и Джоя абсолютно точно знала, что в следующее мгновение безжалостная сталь вопьется ей в сердце…