— Бутылка! — вдруг озарило иберрца. Он скомандовал Фриолару: — Эу, бычара алхимическая, сгоняй-ка в мой погреб и принеси-ка нам чего-нибудь хорошего, чтоб не на сухую голову разговаривать.

— Не вздумай! — взвился волшебник. — Алхимия, посмеешь разбазаривать мои припасы — прокляну!

— Может быть, их связать? — с надеждой спросил Клеорн у Фриолара. Тот в ответ посмотрел с очень серьезным подозрением:

— Инспектор, а вы, случайно, не слышите..?

— Не слышу — что? — уточнил Клеорн. Теперь уже — отодвигаясь и от Фриолара.

— Какой-то странный голос, высокий и вроде бы женский…

Сыщик перемигнулся с капралом. Тот развел руками, смирнехонько отошел в угол, где удобнее всего держать оборону, и будто случайно перехватил кистень с такой силой, что побелели костяшки пальцев.

— И в самом деле, — Фриолар совершенно неожиданно обрел поддержку в лице господина Альтисты. — Что, ваш малец сбежал, под каким буфетом тут спрятался? Мне тоже чудится, что какая-то шмакодявка малолетняя постоянно в разговор вмешивается.

— И вовсе я не шмакодявка! — возмутился голос. — На себя посмотри, башка гранитная!

— Во-во, — потер подбородок дон Текило. — именно об этой балаболке я и толкую. Или у меня глюки на почве долгого воздержания?

— Мэтр? — повернулся Фриолар к Вигу. Тот разразился довольным хихиканьем.

— Не беспокойся, алхимия, это всего лишь Касси. Помнишь, я о ней толковал?

— Я попросила бы, — гордо заявил призрак. Обладай кто-нибудь из собравшихся в гостиной мужчин Истинным Зрением, они бы увидели, как приведение вскинуло голову, подбоченилось и выпятило испачканную кровавым пятном грудь. — И вообще, раз пошел такой разговор, я, как лицо, пострадавшее от козней данного волшебника, официально заявляю, что тоже требую моральной компенсации! Почему мне никто не заплатил за то, что я просидела целый месяц взаперти?

— А ты вообще молчи, ты мертвая! — невежливо отмахнулся Виг.

— Некромантия?! — шепотом закричал Брык. Он, конечно, был герой, но не в присутствии зомби, в самом-то деле!

— Ну, мертвая, и что? Не человек я после этого, что ли? Или, по-вашему, котовая когтедралка достойна большего уважения, чем я?! — не сдавалась Касси.

— Ты кого… как… Ты!!! — закричал дон Текило. Остальное он высказал на старо-иберрском, звучном, сочном и раскатистом. Пару выражений Фриолар узнал.

— А ты… ты… — опешила Касси. И тут же выдала ответную фразу, на более известном алхимику диалекте. От особо цветистых ругательств щеки молодого человека заалели, как маков цвет.

Клеорн и Брык вжались в угол и медленно, по стеночке, передвигались в сторону выхода. На их лицах читалась надежда любой ценой защитить свою жизнь от сумасшедшего иберрца, прыгающего по гостиной, размахивающего руками и изрыгающего пространные иностранные фразы. А Фриолара осенила совершенно другая мысль.

— Мэтр, — обратился он к волшебнику. — Мэтр, это что, действительно ваш призрак с нами разговаривал?

— Ну да, — кивнул Виг, весьма довольный сложившейся ситуацией.

— И почему, в таком случае, я его слышу?

— Не его, а ее, — не удержалась от шпильки Касси. — Совсем ты, Фри-Фри, в лесной глуши охомячился, мальчика от девочки не отличаешь.

— И в самом деле, — задумался волшебник. Покрутил кончик седой бороды. — У тебя что, способности к магии, наконец, проклюнулись?! Или ты внезапно умер, как вот он?

— ЧТО?! — в один голос спросили Фриолар и Текило.

— Да живые вы, живые, аж противно, — Виг наскоро просканировал два застывших в растерянности тела. — Может, вы с ней родственники? А-а, вот в чем дело. Пуговица. Не помню, где я ее взял, но сейчас вижу, что она настроена на обнаружение Магии Смерти. Носи на здоровье…

Дон Текило на всякий случай осмотрел свой камзол, посмотрел на Фри-Фри, который схватился за подаренный артефакт и ощупывал его, будто ожидая, что тот сейчас превратится в какого-нибудь злого костяного дракона, и неожиданно заорал:

— Это ж моя пуговица! Я ее у эльфа украл! А ну, верни, паршивец!..

— Ату его! — подзадорила Касси. — Эй, погоди, не бей Фриоларушку, он хороший, только дурак…

— Ты мне всё компенсируешь! — кричал Альтиста.

Имущественный спор продолжился в теплой, насыщенной обстановке. За спорами, драками и разъяснениями о том, что из Талерина должна была вернуться мэтресса Далия, никто из собравшихся в Башне мужчин так и не вспомнил.

Мягко и нежно светилось оранжево-красное нутро камина. Развешенные по стенам маленькие коптилки отвечали скромными желтыми огоньками. В углу, за очагом, слышалась тихая песенка — то Напа Леоне натирала свинью-копилку очередным полирующим составом.

Артефакт время от времени издавал невнятное «хогри-хок!», и гномка еще старательнее принималась чесать «свинке» спинную щетинку, натирать до блеска острые копытца и выпирающие из-под губы клыки.

Кроме гномьего напева слышался еще один звук — легкое поскрипывание большой, рассчитанной на двухлетнего ребенка колыбели. В соответствии со всеми мыслимыми канонами сверхзаботы о подрастающем поколении колыбель стояла на самом теплом месте, то есть рядом с очагом, при этом категорически отвергая любые соображения безопасности.

И элементарной логики тоже.

Ибо не простая то была колыбель. И дело не в том, что на ее бортиках крепились разнообразные штуковины, а в том, кто располагался на пуховых подушках, коими была заполнена постелька.

Конечно же, это был Черно-Белый Кот.

Сейчас он спал на спине, отбросив хвост и поджав передние лапы. Закрепленная над мордой жесткая кисточка размера «микромышь» почесывала ему переносицу. Специально созданный массажер аккуратно касался пяточки левой задней лапы, одновременно доводя до блеска коготки — их Котик выпустил, не в силах сдержать накатившее удовольствие. Молоточки готовились, как только настанет час пробуждения, произвести легкое похлопывание по подставленной им спинке или другой части тела; рядом с молотками ждали пульверизаторы — нанести на кошачью шерсть секретный состав (изобретенный лично Напой Леоне, но пока не опробованный на живом существе. А свинка не жаловалась.)

Картина вырисовывалась мирная. Можно даже сказать — домашняя, полная искренних чувств и торжества привязанности. Поэтому, когда ее увидел Ньюфун, вернувшийся после тяжелого, заполненного кузницами, секирами и разговоров с добрыми гномами дня, он только и смог, что с чувством плюнуть. Совсем очеловечилась чокнутая сестрица, уж даже качалку для кота своего завела, ну и дела!..

Тут в дверь ресторации постучали.

— Я ужинаю, — объявил Ньюфун и удалился на кухню.

Повторный стук, еще более громкий, заставил Напу оставить полировочные работы, схватить ожидающий своего части топор и подскочить к двери.

— Госпожа Кордсдейл! — взмолились за дверью. — Покормите нас!

— Госпожа Кордсдейл, мы соскучились по вашим колбаскам!

— Мы сочинили оду про то, как вы насаживаете дичь на вертел!

— Госпожа Кордсдейл, вы ж любите поэтов!

— И студентов!

— А ну тихо! — скомандовала Напа. — Вы мне зверя разбудите…

Так как команда касалась всех, в том числе и ее самое, гномка старалась говорить как можно тише. Ничего удивительного, что ее не услышали.

— Госпожа Кордсдейл, откройте «Розочку»!

— Не доводите до греха! («Какого греха?» — потребовали объяснений столпившиеся под дверью голодные посетители. И получили ответ: «Иначе мне придется идти ужинать к своей бывшей и снова клясться ей в любви! Не дайте впасть в грех лжи, добрая наша Напа Леоне!»)

И все вместе, хором:

— Покормите нас, госпожа Кордсдейл!

— Уходите, а то Ницша вызову! — грозно, но опять же — шепотом пообещала Напа. В подтверждение своей суровости гномка потрясла топором, поставила его рядом с выводящей к двери лесенкой, и повернулась к камину, проверить, не разбужен ли ее драгоценный котик.