VI. И Петр теперь, взволнован позабытым, Ждал утра, Жигулей, кургана и Усы, Водил по пальцам подбородком бритым, Оттягивая темные усы, И говорил: «Я здесь ведь был когда-то… Там хорошо — там сосны и песок, И запах смол, и мерные раскаты Шумящих крон, и ландыши у ног». А ветер студенел перед восходом И мутная вода казалась иодом; Просвечивали плоские холмы, И свертывались на день сторы тьмы. VII. Привет вам вновь, Уса, курган, утесы! Вы там, за островом, к вам пароход нейдет — Он режет воложкой грядущие покосы И кучку сосен скоро обогнет И встанет Ставрополь за плешкою песчаной, Убогий и невзрачный, как всегда, С собором, с каланчею деревянной… Над пристанью — базар и номера. Приказчик с красной узко-глазой рожей И носиком горошинкой, похожий И на разбойника и на купца… И булки в поларшина из лотка. VIII. Извозчики с гитарами — пролеток Еще лет сто им здесь не завести; Полдюжины в заветных шалях теток, Штук пять свиней: одни пришли плести Таинственные сплетни, а другие Жрать дрянь и грязь. У номеров, в тени Крылечка, сонно вяжут ведьмы злые Невероятно толстые чулки, На проезжающих посматривая злобно… И воздух пахнет истово и сдобно, И, пòходя в бадьe болтая квач, Жует мордвин свой губчатый калач. IX. В бревенчатой, смолистой, светлой дачке С того же утра зажили они. Сейчас же водовоз, молочница и прачка, И из кухмистерских две девочки пришли. Молочница решила, что ей надо Похлопотать насчет кухарки им; Был водовоз совсем иного взгляда - Кухарки — шлюндры, лучше жить одним И столоваться… «Дело ясное! Восейко Кухаркою обкрадена еврейка, А в третьем годе у ташкентских вдов Кухаркин брат стащил двух петухов!» X. Ушли, но целый день у окон раздавалось «Хозявушки, не надо ли яиц?» — Прислуга, барин, к вам не нанималась?- «Позвольте, барышня, немножко спиц!» И так до вечера, когда бродить по роще Они ушли и долго на валу Сидели. Там был смутно слышен тощий Стук колотушек, да гудел вверху Спокойных сосен разговор вечерний, И бой часов был в сумерках размерней, И, вместо песен, птичий сонный крик Стал маленьким заботливым «чилик…» XI. Им нравилась их маленькая дачка. Два пса, котенок, Вася — воробей, Скакавший в ожидании подачки Через порог отворенных дверей — Делили с ними день и их любили За то, что бестолково, как они, Меж соснами, на солнце греясь, жили, Не замечая, как сменялись дни. Мести метлой немногие соринки, В иглистом насте разметать тропинки И шишки собирать на самовар, Вдыхая сосен смоляной угар. XII. Ходить на Воложку купаться, ждать обеда И почтальона, вечером гулять, Минуя, в свой кларнет влюбленного, соседа, И глушь казенника на ширь лугов менять. А к ночи с лампою усесться на террасе, Жевать калач, глотая молоко, И перед сном насыпать крошек Baсе… Спать мертвым сном и встать, когда светло От струек солнца, пролитых сквозь щели Закрытых ставень. Вот их день. Шумели Им дружелюбно сосны, и песок Доверчиво лежал у ихних ног. XIII. В курзале музыка по вечерам играла, Теснились дачники, стучали каблуки, Шуршали юбки. Молодежь плясала. На них с диванчиков смотрели старики, Старухи, дети. Весело влюблялись И весело умели ревновать. Фонарики на гвоздиках смялись, И ночь старалась ласковей дышать. «Тоской по родинe» кончались танцы И гасли в зале лампы и румянцы, Шумела роща молодой толпой И от зари был лес уже седой. XIV. Петр с Кадей на заре встречались с ними И шли сквозь них навстречу солнцу. Там — В курзале — привиденьями ночными Еще бродили стражники, к кустам От света льнули, заплываясь мглою; Еще стучал глухой билльярдный шар; Скандалили в буфете с перепою, И с кумысом влеклись орды татар… А в Жигулях уже костры дымились; Пески холмов искрились и струились В дрожащем воздухе, и ночь, по-над песком Скользя, влеклась сиреневым крылом. XV. На кладбище, уютном и веселом, Они стихи читали по крестам, Приглядываясь к бабочкам и к пчелам, К простым и незатейливым цветам. Оттуда были видны Волга, мели, Изгибы кос и кружево лугов, И были ярче жаворонков трели, И пароходов светлый, нежный зов. И даже сосны были там другими — Такими мирными и всеблагими… И начинала Кадя: «Сладко жить»… И Петр кончал: «и Божий мир любить!» |
