Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A
IX.
«Вперед — до полного!» Как будто оторвалось
Все хмурое от сердца, и его
Захолохнула нежная усталость…
Отхлынула — и стало так светло,
Просторно, сказочно и радостно! Быть может,
Так было лишь с Петром? Но почему
Вон тот купец, который смачно гложет
Кожурку колбасы (давно претит ему,
Должно быть, Нижний и реки раздолье.
Но и его разобрало приволье),
Снял котелок и, утерев усы,
Вздохнул, сложив на животе персты.
X.
В каюте наскоро устроились, помылись
И бросились на палубу скорей.
Уж караваны барж от дали задымились
И пятнами домов, садов, Кремля, церквей
Маячил Нижний пестрой панорамой.
Уж миновал Печёрский монастырь,
Зеленым берегом охваченный, как рамой,-
Над ним, под ним и сизый блеск и ширь…
И потянулись отмели и тальник,
И, мирных мест молельник и печальник,
То там, то здесь над мутною волной
Склонилась ива грустной кривизной.
XI.
Макарьев, Толга, Решма и Бабаев-
Четыре грани Волжского кольца!
От кашинских и кимрских краснобаев
До астраханского надменного дельца,
От узких берегов со старыми церквами
И мшистыми кремлями городов
До шири меж безлюдными полями,
Меж сумрачных таинственных песков!
Макарьев — волжская суровость, Толга — древность,
Бабаев — красота, а Решма — та напевность,
Та ласки полная и тихая печаль,
Которую в разлуке с Волгой жаль.
XII.
Как будто четырьмя монастырями
Благословляема, в пути ты вновь и вновь
И молишься под старыми церквами…
Они звонят: «Плыви, не прекословь!
Учась, учи заветному терпенью!
Но если Бог тебe велел бы вновь,
Быть вновь путем народному смятенью,
Могилы братские на дне своем готовь!
Угодники твою глухую правду видят —
В одеждах ангельских они из облак снидят
И огненным пылающим щитом
Благоволенье разольют кругом.
XIII.
«И будешь ты не сирой и печальной
К селеньям рабским льнуть своей волной
И изнывать в тоске весь путь свой дальний
И кутаться туманной пеленой!
По берегам не пьяное разгулье,
Полно отчаянья, забредит до зари —
Ты потонешь в свободном шумном улье
Под песни мира и любви!»
Так говорят они, а ты не веришь, Волга!
Ты мучилась, тоскуя, слишком долго,
И эти грезы светлые давно
Ты схоронила в илистое дно.
XIV.
Быть может, вновь, насуплена сурово,
В пожарищах, в неистовой резне,
И от кровавых тел и от огней багрова,
Ты будешь ждать, тесня волну к волне,
Ждать, чтò окончит вдруг глухую бойню,-
Уже предчувствуя и кандалы и плеть
(Убийств и мщения уродливую двойню),
И виселиц скрестившуюся сеть…
Ты, мудрая, не нашею тоскою
Полонена, и нет тебе покою,
И кажешься ты нам печальной потому,
Что мы с тобою мыкаем тоску.
XV.
Причалил от Макарьева к Исадам
Широким полукругом пароход.
Как кукла кустарей, с пугливым взглядом,
Городовой пролез уже вперед.
Такой он невнушительный, линючий,
Как вывески в провинции, такой
Для всех давно знакомый, не минучий,
Пропитанный бесправьем и тоской.
Его теснят, толкают, он отходит
К корме и шашку за спину отводит
И, на амбар облокотясь спиной,
Стоит, и добродушный и смешной.
XVI.
По сходням хлынули за почтой бабы, дети,
С мешками, топорами мужики;
И попик, пишущий от старости мыслете,
В подряснике из грязной чесунчи;
И барыня в пенснэ, с седой собачкой;
И юноша в плаще и с кодаком;
И землекоп с лопатами и тачкой;
И инвалид с коротким рукавом…
В потертых шляпках прошлогодней моды,
С мужскими лицами, познавшими невзгоды,
И с флёр-д-амур по лбу и по вискам,-
Учительницы входят по мосткам.
XVII.
Казань. Татары. Шарфы, апельсины
И деревянные игрушки кустарей,
Лимоны, туфли, бусы, мандарины
И вобла с колбасой и связки кренделей.
Из гнутых проволок корзинки и повозки,
И зайчики из красного сукна;
Чулки и щипчики, наперстки и расчески;
И ящиков клейменая стена.
Крик, толкотня; расхлябанные доски;
Рой крючников, волнистый и громоздкий;
И ресторан, похожий на сарай;
И двухэтажный, с зонтиком, трамвай.
XVIII.
А город далеко — за дымными песками,
За чередой гниющих, пьяных луж -
С Сюмбекою, с Державиным, с садами,
Тосклив и неуютно-неуклюж.
Забитые голодные татары,
Угрюмо-скучные названия газет,
Песчаного смерча размерные удары
И неба мутный, желто-серый цвет.
«Крафт-Эбинг», «Пазухин» у книгоноши;
В окно кают заглядывают рожи,
И в рубке чередует пития
Казанцев круглоносая семья.
36
{"b":"176007","o":1}