В начале века именно большевики и были авангардом.

Затем авангард представлял Хрущев и коммунистическая партия.

А нынче авангардом являются демократическая либеральная публика.

И крайне ошибочно думать, что большевики, или Хрущевское политбюро, или сегодняшние демократы — говорят от имени культуры.

Отнюдь нет. Все авангардисты, во все времена, в любой культуре говорят только от имени власти — или той власти, которая уже воцарилась, или той власти, которая еще не пришла, но непременно придет. В этом и есть задача авангарда — преддставлять власть, ради этого стучат башмаком по столу и орут в Храмах.

Ради власти рисовал властный и тщеславный Малевич, ради торжества и власти стучал башмаком и бранился Хрущев — и разницы нет.

Роль культурного человека в России (это очень отчетливо понимали Цветаева с Пастернаком) состоит в ином. А именно в ограждении культуры от хамства власти, от хрущевского авангарда.

Проблема власти в России всегда одна и та же — власть авангардна, но вовсе не культурна; власть в России не тождественна культуре никак. Иные пытались власть воспитывать и просвещать, иные выбирали более легкий путь: стать еще большими хамами, нежели чиновный держиморда.

Это и происходит сегодня.

А иные просто уходили из того дома, где орут и матерятся — затыкали уши и закрывали за собой дверь.

объясняется очень просто, никакой загадки в этой улыбке нет.

То есть, улыбка ее и впрямь загадочна — но вы эту улыбку видели не раз, просто отчета себе не даете.

Женщина, изображенная на картине Леонардо, — беременна. Женщина ждет ребенка, на ее устах — улыбка, характерная для женщины в интересном положении: так все беременные иногда улыбаются. Женщина знает и предчувствует то, что кроме нее никто и не может почувствовать.

В данном случае, она предчувствует, что ее сын спасет мир.

И она этому улыбается.

Согласитесь, тут есть чему улыбнуться.

Картина, которую мы все именуем Джокондой (причем всем известно, с кого этот образ писался, имеется — как у всякой картины — бытовая история создания вещи) — эта картина изображает Мадонну, ожидающую рождения Спасителя.

Это и есть та самая загадка — которую с поразительной наивностью обсуждает крещеный мир. Тысячи людей силятся спросить у Мадонны: ты чему там улыбаешься? — и не получая ответа, зрители начинают подозревать подвох.

Так возникло много шпионских версий. Вдруг эта картина — автопортрет Леонардо? Или эта женщина замышляет что-то роковое? Один деятель пририсовал Джоконде усы, карикатур на нее нарисовано несчитано — а что она там замышляет, так и не разгадано.

А она действительно замышляет — и это очень значительный замысел.

Впрочем, удивление зрителей перед улыбкой Богоматери — подтверждает, что мир все еще способен удивиться христианству; мы все еще удивляемся тому, что Спаситель рожден смертной женщиной, что его рождение было не торжественным — а случилось в хлеву, и сам Христос тоже смертный — хоть и не совсем простой смертный.

Сколько над ней, бедной, потешались (совсем как над Мадонной и Христом), превратили ее в конфетную обертку (совсем как христианство), опошлили и растиражировали в фальшивых копиях (совсем как веру Христову), и всякий хулиган норовил заявить о себе — высмеивая Ее.

А она все улыбается, готовя миру спасение — и принося себя и плод чрева своего — в жертву.

Это очень хорошая картина. Это очень твердая картина — сделана на века.

Таким, в сущности, и должно быть искусство: говорить о главном, отбрасывать пустое, не реагировать на суету.

Искусство — и Джоконда — заняты важным делом.

И хорошо, что самое важное дело можно делать с улыбкой.

Прочел статью некоего Файбисовича «На пути к другому народу».

Автор пишет о том, что народ в России — неудовлетворительный, но если креативный класс будет упорно бороться за ансамбль ПР, то когда-нибудь вырастет новый народ, кондиционный.

Звучит здраво: если бить зайца, он спички зажигать научится — отчего бы и русскому люду не полюбить солисток ансамбля Бешеная Пизда? Екатерина картошку насаждала, Петр брил бороды, а прогрессисты привели непотребных девок в Храм — и все это на благо прогресса. От картошки прежде нос воротили, а привыкли — жрут.

Другой автор (Быков) пишет о том, что мол, на митинги выходят не для того, чтобы изменить жизнь, а для того, чтобы быть честным с самим собой. Высказывание выглядит как благородное и продуманное: оппозиция ясно дала понять, что программой она не располагает, идей нет, но оппозиция желает быть в оппозиции. Терпеть положение в стране нельзя — доколе? Вот и идем на площадь протестовать. Против чего? против коррупции прежде всего, против тех, кто осудил солисток Бешеной Пизды за свободные пляски. И находиться на баррикадах — морально. Интеллигенту пристало взыскать с власти за насилие над народом.

Правда, сегодня спрашивают с народа.

Ну так — исторический поворот: история, по образномй выражению оратора, «поставила на либеральных зоилов — а положила на народонаселение России».

Здесь любопытно то, что история России разыгрывается как бы в казино. Всякий захочет быть на стороне победителей.

Быть честным перед собой — дивная цель, вопрос в том, до какого пункта индивид желает быть перед собой честным.

Проследить всю последовательность событий своей биографии — это мало кому понравится. Лучше быть честным до того удобного момента, который позволяет оставаться приятным собеседником у богачей, давать концерты жирной публике и одновременно выступать за свободу народа, каковой народ эти самые богачи обокрали.

Это комбинация нескольких честностей лишь кажется особенно циничной — она вполне осуществима: так всегда и врут с трибун во все времена.

Врать проще всего, когда объектом осуждения является тоталитаризм. Всем известно, что это такое. Это колонны преданных, дедушка-Ленин, «спасибо Сталину за детство» и лагеря.

В нашем пафосном сознании понятие «тоталитаризм» связано с однородной системой угнетения — вот, сидит в Кремле жестокий Сталин и угнетает инакомыслящих, подписывает приказы о расстрелах. Историческая правда состояла в том, что Сталин долгое время единоличной властью вовсе не обладал, а произвол тем не менее был — после революции и после смерти Ленина воцарилось многовластие и всякий из главарей копал под другого главаря, и всякая фракция располагала своей собственной опричниной и водовороты репрессий возникали то по воле Рыкова, то по воле Троцкого, то по воле Сталина, то воле Зиновьева — и эта система тотального террора была следствием того, что всякий мелкий тиран самовыражался, а его служилый интеллигент-идеолог доказывал ему, что завтра именно он воцарится на троне.

Когда мы произносим слова «оппозиция», нам мерещится, что у Бухарина была некая внятная программа, или что Рыков обладал сверхзнанием того, как надо, или что Троцкий был философ и знал экономику и социологию, или что Зиновьев вычертил схему развития России.

Ничего этого в природе не было.

Просто эти люди, как и Сталин, располагали достаточной властью (сегодня эта же самая власть может выражаться в миллиардах уворованного, а тогда выражалось в личных армиях, в связях на местах, в возможностях влиять на голосование и тп) — и слово «оппозиция» — это не более чем эвфемизм слова «конкурент»

Эту оппозицию как реальную борьбу за распределение благ и власть — боярская Русь явила в полной мере, и Россия времен распрей Гусинского с Березовским показала то же самое, да и сегодняшняя олигархическая Россия ничем не отличается от этой же самой схемы.

Интеллигенция Совестской России попала под удар не потому лишь, что Сталин специально не любил Бабеля и Мандельштама и охотился за свободной мыслью. Тирану было не до того, дел в мире хватало. Да и свободной мысли особой не было. Философов выслали на пароходе — а у Бабеля, при всем уважении, идей было немного. Грозное желание все причесать под одну гребенку родилось у тирана само собой — интеллигенты льнули к властным группам и противным лагерям, от идеологов ждали беды все гловари — и Рыков, и Томский. и Сталин и Зиновьев. Время было такое — надо было рвать власть из глотки у соседа. И рвали.