Слоганом правящей партии станет: «Хочешь жить как в Азии — голосуй за правых».

Придворные идеологи выпустят книги под названием «Есть азиатская держава!».

Гонениям подвергнутся теории славянофилов, ищущих (видали дураков!) «особый путь России». Какой еще особый путь! Разве не очевидно откуда пришло христианство? С Востока! А кто изобрел колесо, порох, арифметику, Каким числами пользуемся? Арабскими! То-то! И после этого говорить о Евразии? Бред… Славянофилов и евразийцев будут высмеивать как ретроградов (точь в точь как сейчас). Взбрело же в голову Трубецкому и Данилевскому считать, что у России есть нечто общее с Европой! Даже и детали общей нет… Это надо же!

В школах будут проходить историю споров — очевидную принадлежность России к Азии порой оспаривали «государственники», служаки царской немецкой фамилии.

Да, на пути России были провалы, случались цивилизационные срывы — например: 300 лет Россией правили немцы! Эти триста лет германского ига отбросили Россию в ее развитии. Ну что ж, бывало такое, но влияние Романовых было незначительно, народ не поддерживал так называемых «учителей», штольцев всяких, и народ смеялся над ними.

Закономерный финал: германское нашествие 41ого года было отброшено. Народ России сбросил с плеч Западное ярмо — теории славянофилов и евразийцев были посрамлены раз и навсегда, и никакого союза с Европой быть не может в принципе.

И уж точно никто никогда не вспомнит про безумных «западников» — этот вздор забудут в одночасье.

Наиболее успешные бизнесмены — Алекперов, Агаларов, Усманов — будут демонстративно покупать недвижимость в Бомбее, а правозащитник Чхартишвили вспомнит о том, что он и грузин, и японист.

И если кто-нибудь заикнется о том, что Россия — это Россия, и писатель Толстой чего-то стоит — вне зависимости от конфуцианства, то такого человека сочтут опасным смутьяном.

скажите, мои воображаемые друзья, для вас есть авторитеты?

Это довольно простой вопрос.

В обществе (в котором отсутствует вера в Бога и уважение к власти, а также нет закона и объявлено, что программы перемен тоже нет) должна присутствовать хотя бы некая моральная личность. То есть, должен существовать человек, чье мнение для вас является решающим.

Вот есть человек, и его слова, деяния, книги, речи — для вас пример чистоты и твердости духа.

Некогда таким человеком в России был Толстой. И Солженицын был таким человеком. И Сахаров. И Аверинцев тоже был таким. И Лихачев.

Это были люди, много сделавшие в своей жизни, много всего создавшие, люди с очень определенными взглядами. И мнение этих людей в известном смысле замещало закон — или даже отсутствующую веру.

То есть, они были как бы представителями людей в вопросе веры — ведь они очевидно имели твердую веру.

Скажите, у вас есть такой человек?

Подозреваю, что такой фигуры сегодня нет, и авторитета для вас, воображаемые друзья, не существует.

Точнее сказать: вместо ненавистного нам «учителя» появился некий размытый, аморфный, мыльный собеседник, безответственный наперсник, неутомимый шептун — он ежедневно вам нашептывает набор мелких слов в уши. Это такая коллективная личность, он сам столь же эфемерен как наше общество, он такой же воображаемый как вы, мои воображаемые друзья. Это дух времени, состоящий из сотни колумнистов, такой сводный идеологический фантом: альбац-морев-дашевский-новодворская-гельман-деготь-рубинштейн-пархоменко-акунин-кашин-гессен-латынина.

Никакое серьезное слово нас уже не воодушевит — требуется юморок, легкая шутливая манерка, немного знаний, легкое необременительное убеждение — в чем-нибудь, что не задевает чувства гражданина своей определенностью.

Это не многоголовый монстр идеологии, как можно было бы подумать, а скорее большая лужа. Никто из колумнистов по отдельности ничего из себя не представляет, выдернете одного из толпы, поинтересуйтесь, какие стихи пишет Дашевский, какие исторические идеи пестует Латынина, каково содержание книг Гессен — и все, лужу можно считать лужей. Но когда варево булькает, когда создается эффект вечно пузырящейся поверхности — тогда можно решить, что перед нами не лужа, но океан мысли. Это и есть классическая идеологическая работа.

И штука в том, что к этому вечному шепоту привыкли — как к безликому интернету, как к собственной необразованности, как к ничего не говорящему современному искусству. Мы ведь не хотим ничего нового — нас, вообще говоря, все устраивает. Нам только нужно чтобы шептун безостановочно шептал, как вечно работающий телевизор, нужно, чтобы лужа булькала не переставая.

Новостной повод имеется? Вот и реакция, и остроумно, как всегда.

А еще спрашивают: что делать?

Выключить телевизор, обходить лужу стороной, читать только хорошие книги, не бояться учиться истории и философии.

Вы — наркоманы, понимаете? Идеологические наркоманы.

Перестаньте, это вредно.

На первый процесс Ходорковского я пошел вместе с его американским адвокатом Чарльзом Краузе (он из Вашингтона и коллекционер графики) — мы сидели во втором ряду знаменитого Басманного суда. Краузе ничего по-русски не понимал и немного скучал, разгадывал кроссворд. Посматривал время от времени на публику, на героев процесса — но в речах понимал только фамилии фигурантов и названия предприятий.

В какой-то момент я растерялся: обвинитель стал склонять мою фамилию. Кантор, Кантор — я испугался, что Чарльз решит, что это я заварил всю кашу. Оказалось, что некий мой однофамилец (потом-то я выяснил, что это крупный воротила) Вячеслав Кантор, владелец предприятия АКРОН, вчинил иск Ходорковскому, и этот иск — одно из оснований процесса.

Одним словом, в тот день я очень страдал от совпадения фамилий. Вячеслав Кантор представился на этом судилище воплощением зла и произвола.

Около зала суда шумела толпа защитников справедливости.

В толпе были (как теперь принято говорить, характеризуя протестные собрания) прекрасные светлые лица.

Впоследствии я узнал, что магнат В.Кантор — не полный злодей, но яркое светское явление. Он собирает большую прекрасную коллекцию живописи, меценатствует. Он создал так называемый «Музей еврейского искусства» и прикупил на его стены картины всех свободолюбивых художников наших дней — еврейской национальности. Вокруг этого музея и его владельца бурлит интеллектуальная жизнь, причем фигуранты этого оживленного процесса — ровно те же самые свободолюбивые люди, что митингуют против басманного правосудия.

Себя евреем я считаю редко — только в антисемитской компании, а так держу себя за русского, даже если это и не нравится кому-то. Не в том дело, что материнская половина берет верх, отец влиял больше — но просто я вырос в России и думаю о России. Так что в музей еврейского искусства попасть не хотел, но тут важна не национальность, а нечто более сущностное.

Есть удивительная непоследовательность в наших сегодняшних днях, что-то крайне нелепое, что трудно поддается характеристике. Вот, мы сочувствуем некоему опальному герою, но принимаем деньги от того, кто героя упек за решетку. Вот, мы служим сначала Березовскому, потом Усманову, а потом протестуем против Путина, живя на деньги Усманова, — какая-то во всем этом царит этическая сумятица.

Трудно себе представить, чтобы художники круга Лоренцо Медичи с одинаковой легкостью брали деньги от семьи Пацци. Впрочем, возможно, эти средневековые понятия о чести устарели.

Можно, разумеется, считать, что нынче все устроено проще: господские ссоры в бельэтаже — это идет само по себе: ну что мы в сущности знаем, о том, кто прав и кто виноват в разборках Абрамовича и Березовского? Мы люди маленькие, наблюдаем издалека, это не наше дело. А там — ух! Большие люди, большие проблемы! Мы с равной охотой сходим на яхту и дачу Абрамовича — и забудем в этот момент, что прежде бывали на даче у Березовского. Ах, какая нам разница, кто что у кого украл? Помилуйте! Что это — у нас, что ли, украли? Крали-то вообще из бюджета, это какие-то народные абстракции. Словом, хозяева ссорятся — но нас это не касается.