Существует мнение, что прусское юнкерство — кирпич конструкции Бисмарка — явление в европейской истории уникальное: мелкий землевладелец-низший офицерский чин. Небольшой достаток и солдатская дисциплина.

Крупный землевладелец Франции или России — он и чин имел крупный, из таких военную машину не сложишь, а крестьянские рекруты не имеют материального интереса.

Так вот, этот институт юнкерства историки обнаруживают и в Британской империи — в колониях: военная служба и администрирование в Африке и в Индии дали сотням тысяч доход, земли и офицерскую ответственность.

Когда Британская Империя распрощалась с колониями, это офицерство вернулось домой богатым — и стало оплотом трона и страны. Их доходы не обесценились.

Вообразите, что было бы, если бы распад империи совпал с изменением системы хозяйствования и деноминацией — как это было в Советском Союзе.

В щели между расколотыми республиками провалилось много сотен тысяч — кабы не миллионов — представителей социалистического юнкерства — превратившегося в одночасье в пауперов.

Это я говорю к тому, что в эти дни проходит чествование Ельцина — и ровно те же либеральные люди, которые требуют отставки Путина, славословят Б.Н.Ельцина. Так, Эхо Москвы пишет о том, что БНЕ дал свободу, а народ оказался недостоин ее, а Известия рассказывают, что БНЕ помиловал восставших. И вообще, он герой. Трактовка появилась: «Путин вкрался в доверие и обманул» рассеянного гиганта.

Так вот, историческая память необходима.

Президент Ельцин сделал для страны следующее:

Он развалил Советский Союз, и миллионы лишились прав.

Он начал внутреннюю войну

Он раздал народное имущество нескольким воровским кланам — и мы знаем, что аукционы были фиктивны

Он расстрелял народом избранный парламент

Он стал марионеткой новых буржуев

Он выпросил себе личную неприкосновенность и ушел на покой.

Предполагаю, что в истории России не было человека (включая Гришку Отрепьева, Гитлера, Батыя и Сталина) нанесшего стране сопоставимый ущерб.

А теперь сложите два и два: отставка Путина и слава Ельцина. Отсутствие программы при смещении тирана (ср. Пусть каждый берет сколько сможет — лозунг БНЕ) обещает стране новый славный период. Как сказал поэт: трудно «терпеть все это».

В советских детективных фильмах всегда оказывалось, что главный бандит в прошлом был власовцем или полицаем. А дед преступника был петлюровцем. В финале, когда преступника арестовывали, он показывал свое истинное лицо и кричал милиционерам: «и вообще я вас, красных, ненавижу! Суки коммунистические! Не добил вас Гитлер! Сгинете скоро, падлы красные!»

Когда я смотрел эти фильмы, то смеялся над топорной пропагандой: уж прямо, если вор, так непременно и гитлеровец в прошлом. Если колхозное добро крадет — так уж прямо у атамана Краснова в денщиках ходил.

Я не верил в пропаганду. Тогда свободолюбивые мальчики пели песню «скоро стая акул капитала разметает Советский союз» — трунили над советской демагогией. Дескать, где вы таких акул-то видали? Все вокруг хотят добра, только Россия злая.

Затем Советская власть рухнула. В ней было много дурного, но в ней была наша жизнь тоже. Наши мамы и папы любили друг друга и гуляли по улицам советских городов, которые стремительно рассыпались.

Российская империя распалась на части, а части разделили на улусы.

Хозяевами улусов стали богатые люди, часто нечестные. Многие из них были ворами, некоторые — убийцами. И хотя мы все повторяли строчки «ворюга мне милей чем кровопийца» мы постепенно поняли, что кровопийцами становятся те, кто защищает награбленное. Но все-таки они же не фашисты: ну награбили, ну постреляли — перемены, чего хотите?.

Затем появились правозащитники нового толка. Прежние правозащитники боролись с тоталитаризмом за абстрактное свободное слово.

Новые правозащитники боролись не за абстракции, а за конкретные вещи, почти всегда воплощенные в неправедно нажитых деньгах. Спекулянты сделались героями, а опальный олигарх стал играть роль Сахарова. Но сказать, что новая борьба за свободу это не совсем то, что было прежде — стеснялись.

Если кто-то выступал за коллективную собственность, он тут же становился изгоем среди либералов: ты какую Россию защищаешь? Страну рабов? Тюрьму народов? Поминали наследие Сталина — хотя Сталин много десятилетий назад помер. Мол, сталинизм жив, коль скоро патриоты хотят казарму в целости сохранить. И спрашивали: а что, разве кто-то хочет страну рушить? Ну кому она нужна?

Меня однажды назвал сталинистом человек, чей отец был профессиональным стукачом и писал доносы, по которым сажали людей. Причиной послужило то, что я возразил против концепции, считающей Сталина зачинщиком мировой войны. Обвинение было тем нелепее, что моего отца арестовали при Сталине именно по доносу такого же вот человека. Меня самого исключали из школы и комсомола за антисоветские выходки, а уж антисоветских картин я нарисовал столько, что в глазах темно. Но вчера доносили на антисоветские настроения, а сегодня доносят на советские. И вот, когда я возмутился и назвал мерзавца потомственным стукачом — либеральная публика устроила мне гражданский суд.

Это был виртуальный суд в интернет-газете. Председательствовала неизвестная мне тогда Маша Гессен. Лейтмотивом было то, что я защищаю Россию и коммунизм против справедливой критики — и не брезгую такими приемами: взял и припомнил стукача отца благородному правозащитнику.

Совсем как в советском кино. Отец, видишь ли, у него стукач. Подумаешь, стукач! Меня осудили прогрессивные люди.

Впоследствии я узнал про Гессен больше. Она последовательный враг сегодняшней власти. Но большой друг банкиров. Писатель Селинджер и ботаники-утописты ей не нравятся. Нравятся резкие люди, добившиеся реального успеха. При Советской власти не было вообще ничего хорошего — и со страной надо обращаться жестко, чтобы добиться генетических культурных перемен. В последнем интервью она приветствует резкие меры Америки — хватит миндальничать.

Недавно мне попались две книги издательства ИМКА пресс «История Власовской армии» и «Жертвы Ялты» — обе про то, как русские сотрудничали с Гитлером, и почему это было хорошо. Советские солдаты в них названы «русские звери», а Власов изображен героем, который хотел увидеть обновленную Россию — без коммунистов, партизан, колхозов и т. п. Храбрый атаман Краснов (тот, который снабжал ставку Гитлера памятными записками о бывшей родине при составлении плана Барбаросса) и атаман Шкуро названы хранителями достоинства — в целом это гимн коллаборационизму.

Книги написаны англичанином и немцем — а переведены на русский язык Е. С. Гессен — матерью М. Гессен.

И я вспомнил советские детективные фильмы.

А уж линию от атамана Шкуро — вы вольны сами проводить или нет; это по настроению.

Шкуро, кстати, тоже очень любил свободу и западное частное предпринимательство.

Высказывания вызваны синдромом Добчинского («передайте государю императору, что живет такой Добчинский»), то есть, жгучей потребностью обывателя обозначить свое присутствие в мире. Отчего-то люди убеждены, что их присутствие необходимо, хотя это и не совсем так.

Взглядов и убеждений нет ни у кого (помимо медведевского «свобода лучше чем несвобода» и иггипоповского «три доллара лучше чем два»), но судят о политике, искусстве, философии, социологии, литературе и — что поразительно — о религии. Основа для суждения есть: мы члены общества, где данные понятия присутствуют — и мы свободно выражаем мнение.

Демократическое общество породило бесчисленное множество кураторов, рестораторов, франчайзеров, критиков, дистрибьютеров, пиарщиков, колумнистов, девелоперов, инвесторов, рекетиров, маркетолов и банкиров — и каждый является личностью, с правом на суждение обо всем. и мало того, суждение имеется. Каждый сам себе энциклопедист, каждый сам себе журналист, сам себе фотограф, сам себе художник, сам себе политолог и тп.