Чтобы победить олигархию общество должно быть стратифицировано вопреки сегодняшним границам корпораций.

И первой стратой должна стать новая русская интеллигенция — с моралью и кодексом чести. Этот кодекс должен не совпадать с моралью рынка — так, как это и было у русской интеллигенции.

Вчера еще интеллигенция появиться не могла: сегодня место освободилось. Прежде мнилось, что столичные бульвардье и есть рудимент интеллигенции, сегодня не мнится.

То, что именует себя креативным классом и интеллигенцией, является ничем иным как либеральным мещанством. В этом нет обиды, это просто социальный факт.

Понять, что перед нами мещанство — просто: данная страта не располагает никаким убеждением и знанием, превосходящим убеждение и знание работодателя. Внутренний кодекс мещанства и кодекс рынка — совпадают. Вот и все.

Высшим авторитетом отныне является не мораль и не сострадание — но успех в бизнесе. Выбрав лидером олигарха и открестившись от народа, мещанство обозначило себя как известную социологии страту.

Вы можете представить Достоевского, выбирающего своим лидером Рябушинского, или Чехова, которому нечего добавить к словам Мамонтова? Такого представить нельзя — как нельзя именовать издателей глянцевых журналов и пиар агентов — интеллигентами. И это надо очень точно понять.

Ситуация следующая. В России либеральное мещанство выступает против коррумпированного чиновничества. Чиновничество является одной из корпораций, но в целом, для развития олигархической формы правления — это преграда. Планктон олигархии, мещанство, требует демонтировать государство. Вот, собственно, и все.

Преодолеть эту ситуацию можно лишь путем утверждения морали, превосходящей корпоративную, превосходящей логику рынка. В тот момент, когда появится интеллигенция, и мещанство займет свое место — в этот момент олигархия потеряет моральное преимущество.

Это будет первый шаг.

В сущности, надо сказать всенародное спасибо антинародному режиму Путина — поскольку, если бы не он, то говорить вам было бы вовсе не о чем, и эмоции стали бы блеклыми, как и всегда.

Уже три месяца как ваши реплики озарены далеким отблеском совести — и вы чувствуете себя людьми.

Поглядите в зеркало — у вас появилось осмысленное выражение.

Даже подумать боязно, что станет с обществом, когда исчезнет этот лысый демон, хранитель нашего самосознания.

Уйдет — и опять про курорты, водку, босоножки, баб — то есть, про главное думать и не переставали, разумеется, но как сочно чередовали с гражданственностью!

А говорят — палач! Воспитатель, коллективный организатор и вдохновитель.

И заметьте: массовых порок нет.

Возможно, и зря.

Путин, конечно, отвратительный и мелкий тип — впрочем, как и любой из оппозиции. Представить Акунина или Латынину на царстве — это, пожалуй, страшнее. Особенность царя в том, что он наряду с гадостями вдруг нечто дельное сотворит — дорогу проложит, войну выиграет или еще что. Это не вдруг и не часто, но так тоже бывает. А у оппозиции свершений пока что нет. Потом, возможно нечто сделают, но пока не сделали.

Да, разумеется, требуется сменяемость власти. Иначе какая же это демократия? будет обязательно диктатура. Тут вот что любопытно: Путин — к большому сожалению — пришел на третий (а там ведь и четвертый!) срок по закону. Или почти по закону — ну, надул себе процентов чуток. Все равно бы прошел. И вот это обидно очень.

К сожалению, в конституции есть эта лазейка — можно пропустить срок и царствовать снова (вот у Саркози или Буша или Блера такой возможности нет), значит надо убрать этот пункт, немедленно! С этого начать, за это хлопотать! об этом рисовать плакаты!

Даешь смену президента каждые шесть лет! Но организовать такую огромную страну за 4–6 лет — нереально. Какая там вертикаль власти — горизонталь бы до Владивостока обеспечить. Правления меньше 15–20 в России никогда ничего не давали и не дадут. Значит любой новый правитель будет у власти снова 20 лет, если его не убьют табакеркой. Или он ни к чему. Ну, что сделали Павел или Андропов? А оба, кстати, были неплохими. А Екатерина, Грозный, Сталин, Брежнев, Петр — запомнились.

Вариантов ровно три: а) развалить страну на составные части, как это и предлагал Гитлер (а за ним еще десяток людей, скажем, Бжезинский), чтобы на пространстве до Урала никогда не было единого государства; б) передать власть мировым финансовым центрам, как это, в сущности, подразумевает победа олигархии — а править будут наместники, но не наместники царей (Медведев) а наместники финансистов — Путин ведь и замышлялся как такой; в) смириться с особенностями географии.

Уважаемые читатели.

В сегодняшней политической ситуации я позволяю себе делать заявления, которые кем-то могут быть расценены как партийные.

Говорю отчетливо: ни одна из сторон мне несимпатична, Причем Путин и его компания — симпатичны еще менее нежели мещане с бульваров. Гораздо менее. Если говорю нечто против так называемой интеллигенции, то от разочарования в самом дорогом.

Я не принадлежу ни к какой партии.

Далее: вероятно, многие из вас читали книгу Дюма «Двадцать лет спустя», в которой описывается, как мушкетеры оказались в разных лагерях — одни поддерживали принцев, а другие — кардинала. И однако при этом они не вступали друг с другом в бой, и дружба была для них выше фрондерско-королевских распрей.

Так вот, я хочу чтобы прозвучало внятно: я ставлю человеческие отношения выше любой партийности и дружбу (сколь трудна она ни была бы) ценю выше, нежели гражданскую позицию — которая весьма часто ничего не стоит.

Было уже три попытки — на этих вот страницах — навязать мне критику Дмитрия Быкова или Григория Ревзина.

Ревзин и Быков — мои друзья, и дружбу я ставлю выше нежели любые идеологические соображения.

Если сталинские репрессии и товарищеские суды и могли чему-то научить, то именно тому, что никакая общественная справедливость не стоит дружеской руки.

Я ни в коем случае и никогда не позволю себе осудить позицию друга иначе как в прямом разговоре с ним самим.

И я ни единого мгновения не сомневаюсь, что столь замечательных людей как Быков и Ревзин имеются их собственные мотивы и соображения, как им себя вести. они столь умны и талантливы, что наверняка сформулировали свои соображения давно.

Имеются соображения и у меня.

Возможно, мы не совпадаем во взглядах.

Но — повторяю — главным уроком тоталитарных режимов является тот, что никакая гражданская, общественная, социальная риторика, никакая группировка, никакое движение и никакой кружок единомышленников — ничто не заставят меня никогда поставить все это говно выше человеческих отношений.

Путин, фигутин, немцов, навальный, мазарини, латынина, конде — мне это безразлично, это абстракции.

Ревзин и Быков — живые и дорогие мне люди.

Друзья выше принципов.

И если эти слова прозвучат достаточно громко — это будет важно.

Потому что главный принцип — человечность.

Серьезно получилось. Но тема очень серьезная.

Проблема общественной позиции (любой) — проблема понимания.

Не взаимопонимания, не чувства локтя, не инстинктивной солидарности, не верности кружку — а способности усвоить, что сказано.

Для того, чтобы осудить, надо понять, что осуждаешь, иначе выйдет глупость.

Есть знаменитый пример, который никто не понял верно.

«Я Пастернака не читал, но осуждаю», — сказал рабочий. Это суждение осталось примером наглости и глупости: как можно осуждать, не прочитав? Высказывание цитируют, когда хотят показать бессмысленность обвинения.

Однако обвинение абсолютно логично: рабочий и не собирался читать Пастернака, ему чтение ни к чему. Рабочий осуждает то, что писатель опубликовал роман на Западе, оторвался от коллектива, предал законы общежития. Это факты, рабочий их знает и он данные факты осуждает.