Осуществление крупных реформ, разумеется, потребовало значительно больше денег, чем предоставлял нам бюджет. При этом налогообложение было далеко не низким, однако я выяснил, что, с одной стороны, оценка иных объектов налогообложения была совершенно необоснованно занижена, с другой же — иные лица и предприятия ухитрялись почти полностью уйти от уплаты налогов. Чтобы покончить с этой дурной практикой и распределить налоги справедливо и равномерно, я обратился с запросом в Правительствующий сенат: в какой мере земство правомочно устранять недостатки в этом отношении? Только когда сей верховный судебный орган признал за нами такое право, мы начали кампанию против нарушителей, с которых теперь взыскивали налоги по нашей оценке.
В первую очередь речь шла о крупных промышленных предприятиях, прежде всего о сталеплавильном заводе в Кол-пине. Занимая не менее 25 000 рабочих, завод осуществлял большие поставки государству, точнее флоту. До сих пор такие заводы обычно оценивали себя сами и выплачивали земству рассчитанный ими налог. Теперь сумма налога, согласно нашей объективной оценке, возросла в десять раз; сюда же добавились недоимки за прошлые годы, которые мы были вправе потребовать и которые составили солидную сумму.
Во-вторых, в нашем уезде располагались четыре императорские резиденции: Царское Село, Гатчина, Павловск и Красное Село. Земство имело право облагать налогом недвижимость в этих городах. Фактически же это право было иллюзорно, так как касательно всей недвижимости, расположенной в означенных городах, ведомство двора присылало готовые оценочные реестры как основу для нашего налогообложения, а ведь многие ушедшие на покой высокие государственные чиновники и вельможи понастроили себе там вилл и особняков, представлявших огромную ценность. По закону право оценки, как всюду в уезде, принадлежало земству. Этим правом мы теперь и воспользовались, и оказалось, что, например, Гатчина должна платить вшестеро, а Павловск и Царское Село — вчетверо больше, чем по оценке ведомства двора.
Таким образом, бюджет земства настолько улучшился, что мы смогли провести реформы, не повышая налоги, выплачиваемые физическими лицами, крестьянами, домо- и землевладельцами.
Большинство населения нашего уезда приветствовало мои начинания, о чем прямо свидетельствовали результаты выборов; однако же богачи, считавшие себя в результате нововведений имущественно ущемленными, стали мне ожесточенными врагами.
И третье: славянофилы и шовинисты, в коих недостатка не было, ненавидели меня как немца. С началом войны эта часть общества приобрела большую силу, основала лигу «истинно русских людей» под названием «Союз Михаила Архангела»{106}; во главе его стоял человек дурной репутации, некто д-р Дубровин. И он, и другие лидеры этой партии имели собственность в Царском Селе и других городах нашего уезда, а потому переоценка недвижимости коснулась и их. «Союз Михаила Архангела» нередко называли «черной сотней», и щупальцами своими он оплел всю Россию. К нему принадлежали и вконец опустившиеся люди, чернь, они-то и устраивали погромы, преследовали всех неугодных им лиц и от имени церкви, русской идеи и монархического принципа практически безнаказанно творили величайшие бесчинства. Эта партия, если можно ее так назвать, тоже была мне врагом, а во времена страшного военного психоза врагом опасным.
ДАВНИЕ ПОПЫТКИ УСТРАНИТЬ МЕНЯ
Прошли ночь и утро — я никого не видел, кроме надзирателя, приносившего тюремную еду; ответа на свои вопросы я не получил, и во мне проснулись воспоминания о том, что враги и раньше пытались убрать меня, заподозрив в покушении на особу Государя.
Царь был настоящий охотник и охотиться любил в одиночку. Без всяких приготовлений, никого не предупреждая — ни из свиты, ни из ведомства двора, — он уезжал в одно из своих охотничьих угодий и как обыкновенный охотник предавался своей страсти. Правда, из Царского Села выехать на охоту было не так-то легко. Царя окружали несчетные сотрудники тайной полиции и личной охраны, бдительно следившие за каждым его шагом. Поэтому в свои охотничьи экспедиции он выезжал украдкой, ни свет ни заря, вместе со своим наперсником, генералом князем Орловым{107}, который в таких случаях садился за руль, причем они использовали все средства, чтобы незаметно улизнуть от охраны и из резиденции.
Царь очень любил глухариный ток. Один из лучших токов находился в императорских угодьях в Лисине, расположенном у большого тракта километрах в пятидесяти от Царского Села. Земство проложило грунтовую дорогу, которая сокращала этот путь верст на двадцать, но наша дорога была задумана и построена для нужд деревенских жителей, а отнюдь не для больших и тяжелых царских автомобилей.
Случилось это в феврале 1913 года. Однажды рано утром царь со своим наперсником незаметно для окружающих улизнул из резиденции — выехал на своем «мерседесе» в Лисино на ток.
Поскольку еще до полудня царь должен был принять министров, времени у него было относительно мало. Поэтому он свернул на грунтовую дорогу, притом, несмотря на скверное ее состояние, с большой скоростью. Вдобавок нужно было проехать через маленький, выстроенный минувшей осенью легкий деревянный мостик. Сам по себе он был в хорошем состоянии, но стоял на суглинке и по причине зимних холодов слегка поднялся и сместился. Автомобиль на полной скорости пронесся по мостику, который затем с одного края подломился, однако же седоки ничего не заметили.
После охоты царь с той же скоростью помчался назад. Такого натиска мост уже не выдержал, случилась авария. «Мерседес» разбился, царя и Орлова выбросило из автомобиля; по словам царя, его, как мяч, швырнуло на дорогу. Оба охотника чудом остались невредимы, но ружья и авто были разбиты вдребезги. Генерал князь Орлов нашел в ближайшей деревне крестьянскую телегу и на ней доставил царя в Царское.
Около шести — мы еще крепко спали — громкий звонок телефона поднял нас с постелей. Перепуганная столь ранним звонком, моя жена поспешила к аппарату. А потом позвала меня: генерал В.{108} хотел поговорить со мной.
Генералу В., коменданту дворца, подчинялись тайная полиция и охрана, которым надлежало стеречь особу Государя и защищать; иными словами, на нем лежала ответственность за безопасность Его величества. Генерал был зятем министра двора графа Фредерикса и отнюдь не питал ко мне расположения; этот славянофил и русский националист не терпел меня уже за то, что я немец, а кроме того, у него было владение в Царском. Мало того, он считал нанятых мною сотрудников земства политически неблагонадежными. Я набирал на те или иные должности только дельных специалистов — главное, чтобы люди были честные, на которых можно положиться. Общение с «политическими» в Сибири научило меня, что личная порядочность и честность не зависят от политических убеждений. Я руководствовался правилом: земский чиновник должен быть человеком порядочным и честно выполнять свои обязанности на службе земства, политикой ему заниматься незачем.
Петербургский губернатор Зиновьев{109}, предшественник графа Адлерберга, разделял эту мою точку зрения и утвердил предложенных мною кандидатов. Земству разрешалось брать на работу только лиц с политически безупречной репутацией. Зиновьев полагался на свое собственное и мое знание людей, и мы ни разу не пожалели о своем выборе. В. был «черносотенец», т. е. ультрапанславист и соратник Дубровина. Достаточно сказать, что он был из тех приближенных царя, которые тотчас покинули его, едва он попал в плен{110}. Дальнейшие комментарии излишни.
Когда я подошел к телефону, генерал В., не здороваясь, закричал: «Вы знаете, что на вашей дороге в Лисино, на мосту, царь наехал на бомбу, подложенную вашими агентами? Вы за это ответите!» На мой вопрос: «Жив ли Государь?» — он ответил: «Да, но он уцелел чудом». На следующий мой вопрос: «Он что, тяжело ранен?» — я ответа не получил, генерал бросил трубку.
