Работы, требующие высочайшего искусства, выполняются в монастырях; хлопчатобумажные ткани, шерстяные и полушерстяные изделия привозят из России, шелк — из Китая, Индии и Тибета.

Уже при рождении бурята непременно присутствует лама, и точно так же под влиянием духовенства проходит вся его жизнь. Считается большой удачей еще в детстве, учеником ламы, достичь первой ступени развития. Почти каждый лама имеет при себе таких детей, живет с ними в одной юрте и учит их. Эти дети прислуживают учителю и ведут его хозяйство; они учатся произносить молитвы, вертеть молитвенные мельницы и немножко читать и писать. Примерно в десять лет они могут вернуться к родителям, но имеют шанс в следующем воплощении родиться уже ламаистскими студентами. Часть таких детей — принято считать, что в предыдущем воплощении они уже достигли первой ступени развития, — остается у ламы для дальнейшего обучения; эти старшие ученики носят ламаистскую одежду, однако в любую минуту могут вернуться к мирской жизни.

Достигнув третьей ступени, они становятся ламами, т. е. приносят обеты безбрачия и бедности. На этом третьем этапе они получают, так сказать, высшее образование — из них готовят духовных лиц, лекарей или астрологов. В таком случае они учатся у тех или иных ученых. Странствуют, подобно средневековым школярам, от монастыря к монастырю, черпая мудрость у знаменитых лам своей профессии, изучая в библиотеках рукописи, копируя оные для своих монастырей, и в духовных состязаниях-диспутах, добывая для монастырей и для себя знаки отличия и титулы. Этими знаками отличия — пестрыми флажками — украшают их юрты, и на шапках они тоже носят соответствующие метки учености. В своих странствиях они часто добираются до Тибета и Лхасы, в ту пору совершенно закрытой для европейцев.

Из числа представителей третьей ступени развития впоследствии выбирают настоятелей монастырей, так называемых ширету, выбор должен быть одобрен ургинским хутухтой, который также благословлял избранника. Авторитет ширету в монастыре и за пределами оного был очень велик, они не только руководили богослужениями — управление огромными монастырскими состояниями тоже целиком сосредоточивалось в их руках. Им подчинялись и все кочевники, живущие на весьма обширных монастырских землях. Лично свободные, кочевники обязаны были служить своим духовным наставникам, пасти и охранять их стада, перегонять скот на продажу, сопровождать и перевозить лам в их поездках и т. д.

Четвертой ступени развития достигали считанные единицы; во всем Забайкалье был лишь один такой — бандидо-хамбо-лама, верховный глава здешних ламаистов. Достигший этой ступени мог только добровольно родиться как Будда, Живой Бог.

Но и в дальнейшей жизни бурята, не принадлежащего к монастырю, лама играет важную роль. Случись болезнь — будь то у животного или у человека, — призывают ламу-лекаря; при любом серьезном начинании спрашивают совета у ламы-астролога; если бурят покупает себе жену, ее выбирает для него астролог, а на свадьбе он принимает от ламы-священнослужителя бурханы — статуэтки Будды для домашнего алтаря, наполненные добрыми изречениями на полосках бумаги.

Поскольку женщина как работница имеет значительную ценность, а детей желательно иметь как можно больше, невест покупают. Иногда такая покупка совершается, еще когда девочке всего 5–6 лет от роду. Тогда цена — калым, состоящий из скота, — выплачивается не единовременно, а постепенно, пока ребенок не достигает брачного возраста, т. е. примерно к пятнадцати годам. Если калым выплачен заранее, девочка еще до свадьбы переезжает в новую семью. Если же она в детстве умирает, ее отец возвращает калым, т. е. ровно столько скота, сколько получил, оставляя приплод себе.

Примечательно, что порою два брата покупают себе одну жену, если в одиночку у них нет возможности собрать калым. Когда имущественное положение улучшается, старший брат возвращает младшему его долю калыма, и тот покупает себе собственную жену. Детей от первой жены они делят между собой.

Приданое, приносимое женою в семью, состоит только из мехов, платьев и украшений. Последние считаются огромным богатством, и нередко бурят вкладывает в них изрядную часть своего состояния. Особой торжественности и обрядов на свадьбах не бывает. Жених и его родня верхом гонятся за невестой, при этом все они надевают лучшие свои наряды; потом устраивают пир, во время которого уничтожают невероятное количество баранов и араки. Такие празднества длятся по нескольку дней и сопровождаются забавами и скачками.

Когда бурят умирает, лама опять-таки играет важную роль: он должен прогнать злых духов, которые могут встретиться душе на пути в загробный мир. Если же душа покинула тело, оно утрачивает для ламаиста всякое значение, культ предков ему неведом. Труп выносят из юрты, кладут на холме, окружают камнями, но не закапывают и не прикрывают, оставляя во власти стихий и животных. Через некоторое время всякий след умершего исчезает, попадаются лишь отдельные кости, каковые при случае сжигаются.

Урга[7] расположена во Внешней Монголии, которая тогда политически принадлежала Китаю и была резиденцией хутухты, Живого Будды, высшего ламаистского вельможи на всем Востоке. Ту же роль, что в Тибете играла Лхаса, в Монголии играла Урга. Восточные монголы воздавали хутухте божественные почести, сравнимые с почестями, какие воздавали далай-ламе. Обычно эта инкарнация Будды была отроком, от имени которого правили окружавшие его ламы. Достигнув совершеннолетия, хутухта должен был отправиться к пекинскому двору, чтобы в тамошнем буддистском храме принять поклонение китайских ламаистов и принести дань уважения китайскому императору. Поскольку китайское правительство боялось влияния взрослого и самостоятельного хутухты, обычно на обратном пути в Ургу Живой Бог внезапно умирал, и его место опять занимал ребенок — воплощение усопшего.

При выборе нового хутухты важную роль играли политика Китая и тибетского далай-ламы. Как правило, это воплощение Будды находили не в Монголии, а в Тибете, причем ребенок происходил из семьи, политически индифферентной для Китая и Тибета, и непременно был отпрыском девы.

Привезенный в Ургу ребенок тотчас становился объектом божественного поклонения и воспитывался в убеждении, что он вправду является воплощением своего предшественника. Как ни странно, такие дети, судя по рассказам, помнили и жизнь предыдущего хутухты, так что, например, узнавали предметы, какими он пользовался, а также обстановку, в которой он жил, да и привычки его становились их привычками. Наставники тщательно пеклись о физическом и духовном развитии хутухты. Воспитание его было, с одной стороны, буддистско-богословским, с другой — светско-политическим. Хутухта мог беспрепятственно наслаждаться мирскими радостями, ездить верхом, охотиться, общаться с женщинами, только жениться ему запрещалось. Его политический вес был столь велик, что Россия, намереваясь развивать торговые контакты с Монголией и приобрести там влияние, искала его дружбы.

Тогдашний ургинский хутухта как раз достиг возраста, когда ему полагалось совершить поездку в Китай. Однако на редкость смышленый юноша не уступал нажиму своего окружения и Пекина и под разными предлогами ловко откладывал отъезд. Он прекрасно знал, какие опасности грозят ему в связи с поездкой в Китай. В Урге же он был в безопасности, там и китайское правительство не осмеливалось сократить срок его инкарнации. К России хутухта питал благорасположение и рассчитывал, что в случае сложностей с Китаем Россия ему поможет.

Чтобы еще упрочить эту дружбу, барон Корф поручил мне съездить в Ургу и передать хутухте его подарки и приветственное послание. Поскольку бурятские ламы весьма одобряли намерение барона Корфа, бандидо-хамбо-лама попросил меня взять в сопровождение нескольких почтенных лам, которые ламской почтой доставят меня в Ургу.

До сих пор в поездках по степи я вполне довольствовался седлом и легким тарантасом, на котором туда прибыл, но для путешествия в Ургу пришлось вызвать из Читы большой экипаж. Из Гусиноозерского дацана, резиденции бандидо-хамбо-ламы, мне предстояло проделать до Урги около 400 километров. Путь лежал в основном через холмистую степь, но встречались и глубокие овраги, и речки, где не было ни мостов, ни паромной переправы. Да и тракта как такового не существовало — езжай как хочешь и выбирай, смотря по времени года, самый удобный путь.