Затем в сопровождении этого русского купца я осмотрел возникающий ярмарочный город. Там уже стояли огромные караван-сараи с пристройками, юрты, палатки и шла подготовка к торгам. На дорогах между городами тоже царило оживление, а сами города готовились принять тысячи паломников, которые прибудут в Ургу на время ярмарки, чтобы поклониться хутухте и ургинским святыням; многие из этих паломников отправятся из Урги дальше, в Лхасу, к далай-ламе, но и многие тибетцы в свою очередь совершали паломничество в Ургу. Под вечер я воротился к себе на квартиру и сел за путевой дневник, чтобы записать множество впечатлений этого дня.

Наутро, т. е. на восходе солнца, китайский повар подал мне в постель завтрак, а вскоре явился и «гофмаршал», дабы сообщить мне распорядок дня. Во-первых, я должен был присутствовать на утренней службе в большом дацане, где воздают почести хутухте, и там познакомиться с семью советниками Живого Будды, настоятелями ургинских монастырей (все это святые, которым уже нет нужды рождаться вновь). Далее был предусмотрен второй прием у хутухты, в присутствии семерых настоятелей, вот тогда-то можно будет обсудить возложенные на меня поручения барона Корфа.

Заседание совета состоялось в малом личном храме хутухты, где я был принят накануне. Все происходило с огромным достоинством, и меня приятно удивило, сколь точно семеро духовных пастырей были осведомлены об истории Монголии, давних договорах России с Монголией и Китаем и о вопросах политики. Один из них коротко и ясно обрисовал ситуацию, и все приветствовали начинания, представленные мною от имени барона Корфа, и высказались за сближение с Россией посредством торговых контактов.

Между тем перед дворцом собралась большая толпа паломников. По окончании заседания совета, во время коего подавали чай и сладости, хутухта в сопровождении настоятелей вышел в павильон с колоннами и занял место на троне; рядом поставили столик с шахматной доской и фигурами. Еще прежде Его божественность спросил, играю ли я в шахматы; теперь он предложил мне партию, я сел напротив, и игра началась.

Зала наполнилась ламами, которые шпалерами стали по обе стороны; по этому проходу приближались к своему Живому Богу паломники, один за другим по-лягушачьи вползая на коленях по лестнице либо прыгая по ступеням.

На Божественного это поклонение явно наводило скуку, он полностью сосредоточился на игре. Не поднимая глаз от доски, хутухта благословлял каждого из подползающих паломников, прикасаясь к его лбу тою шахматной фигурой, которую как раз держал в руке. При этом он, к моему радостному удивлению, напевал подхваченную вчера мелодию «Es gibt ein kleines Vogelhaus…». Благословив в ритме штраусовского вальса благоговейный народ, он поставил моему королю шах, а затем и мат.

Утешаясь выигранной на совете битвой, которая как бы искупала шахматный проигрыш, я попрощался и отправился домой обедать. Засим все семеро святых советников нанесли мне визиты в обществе собственной свиты, я угостил их чаем, сластями, печеньем и киевской вишневой наливкой.

В свите этих вельмож было и несколько монгольских князей, чуней, один из которых спросил, не угодно ли мне поохотиться вместе с ним на антилоп — в его владениях у подножия горного кряжа замечено несколько стад. Я очень обрадовался этому предложению, особенно оттого, что сам чунь отнесся ко мне с симпатией и сообщил, что хочет пригласить на охоту и своих русских друзей из Маймачина. Мы уговорились, что через три дня я приеду в его княжество, расположенное километрах в двухстах к югу; в качестве провожатых князь оставил для меня в Урге кой-кого из своих людей с лошадьми.

Однако ночью я почувствовал себя плохо; поднялась температура, и я опасался, уж не приобрел ли от сильнейшей тряски во время путешествия ламской почтою какое-нибудь внутреннее воспаление. «Гофмаршал», которому я посетовал на нездоровье, привел ко мне самого знаменитого из многочисленных тамошних лекарей. Тщательно меня осмотрев, лама диагностировал раздражение кишечника, но объяснил оное не тряской, а какой-то ядовитой пищей. Он спросил, не угощали ли меня буряты сурками, которых так любят сами; по его мнению, эти животные чрезвычайно ядовиты и употребление их в пищу ламаистам, собственно говоря, запрещено. Я не отрицал, что вместе с бурятским чаем мог отведать и сурка; в конце концов, лекарь дал мне порошок из растертых корешков, пахнущих фиалками, и велел обернуть живот теплой ягнячьей шкуркой. От такого лечения меня прослабило, температура очень скоро упала, боль прошла, и на третий день я уже мог двинуться в путь — на сей раз в тарантасе, чин чином запряженном тройкой лошадей и управляемом, как положено, кучером с козел; и снова меня сопровождала многочисленная кавалькада. Теперь мы меняли лошадей на подставы, присланные князем, и были они превосходны, так что вечером того же дня я прибыл к моему чуню.

Князь принял меня в своем юртовом стане с большою сердечностью и явно обрадовался моему приезду; русские господа из Маймачина уже прибыли и привезли с собою русскую водку, паюсную икру и русские пироги, так что угощение было наполовину монгольское, наполовину европейское.

Охотиться предстояло на так называемую антилопу Пржевальского, или дзерена. Это животное размером с лань, с рогами наподобие лиры, помнится, отогнутыми на спину. Ноги у этой антилопы сильные, короткие, цвет шкуры золотистый, светло-коричневый, бежит она иноходью, живет в горных лесах и лишь изредка спускается в предгорья и безлесные степи. Ходит она большими стадами из многих сотен голов, чрезвычайно пуглива и проворна, так что в горах добыть ее почти невозможно и монголы охотятся на нее главным образом в степях.

На рассвете мы сели на коней. Накануне вечером княжеские вассалы видели дзеренов примерно в пятнадцати километрах от лагеря; мы разделились на группы и широким фронтом — километра три — поскакали в том направлении. Монгольские охотники были вооружены луками и стрелами, князь прихватил еще и берданку, а мы — я, Моэтус и трое других русских гостей — вооружились винчестерами.

С вершины холма мы увидели далеко в степи стадо в несколько сотен голов; у меня был с собою бинокль, и я с удовольствием разглядывал редких животных, которые благодаря своей яркой светлой окраске отчетливо выделялись на фоне степной зелени. Но пугливые дзерены тоже заметили нас. Поначалу они стояли спокойно, поглядывая в нашу сторону. Так и подмывало устремиться прямиком к стаду, но князь велел, чтобы мы, оставаясь на холме, один за другим выехали в поле зрения животных, а затем, сохраняя меж собой дистанцию примерно в сотню шагов и присмотрев какое-никакое укрытие, подходящее для лежащего человека, на ходу бросились из седла наземь и замерли, так как малейшее движение любого охотника может испортить всю охоту. Лошадей без всадников уведет на аркане передний.

Когда охотники всех четырех групп лежали в укрытиях, цепочка лошадей и всадников развернулась в сторону стада и медленно поскакала к нему. Началось своеобразное маневрирование, основанное на особенностях дзеренов и долженствующее выгнать их на охотников.

Дзерены чрезвычайно пугливы и осторожны, но, по всей видимости, еще и очень любопытны. Когда что-то незнакомое — вот как здесь цепочка всадников — медленно приближается к ним, они не убегают в безоглядном ужасе, а подпускают его к себе; но уж затем стадо бросается наутек, уходя далеко в сторону от возможного врага. Когда дзерены отступают, всадники тоже меняют направление и опять медленно скачут прямо на антилоп, которые ведут себя так же, как в первый раз. Всадники стараются маневрировать так, чтобы все стадо или часть его, уходя от мнимого врага, находящегося перед глазами, оказалось на расстоянии выстрела от настоящего противника, притаившегося в засаде.

Я хорошо видел все это, лежа за травяной кочкой; с величайшим увлечением я следил за ловкими маневрами всадников, которые таким манером подгоняли стадо к цепочке стрелков. Плотно сбившееся стадо набежало на двух стрелков; один из них был сам князь, который чуть ли не в упор уложил одного дзерена стрелой, а второго — пулей. Я тоже вскочил и примерно с двухсот шагов выпустил по бегущему стаду пять пуль кряду из моего многозарядного винчестера, хотя уложил только одну антилопу; остальные стрелки, вооруженные винчестерами, тоже стреляли безуспешно, а вскоре стадо исчезло за холмом.