Салон «Адажио спа» располагался в доме номер № 465 на Двенадцатой авеню. Кирпичное здание, противоударная витрина из люксара, такая поцарапанная, словно ее исхлестало грозовыми ливнями. За стеклом виднелись пыльные растения. На втором этаже окна были заложены кирпичом. Я пристегнула велосипед цепью к остову машины, поставила сайд-кик на запись и вошла.

Стена за небольшой конторкой сразу притягивала взгляд из-за фотографии с видом какого-то средиземноморского города. Пустынный пляж просто сверкал на фоне остальных скверных картинок. Из двери, ведущей внутрь салона, вышел бот и встал за конторку.

— Добрый день, мадам, — начат он. — Счастлив приветствовать вас. Наше заведение называется…

— Я ищу Кейт Вермель. — Не собираюсь тратить время на болтовню с ботами. — Она здесь?

— Весьма сожалею, но она здесь больше не работает.

— Она здесь работала? — удивилась я. — Мне сказали, она живет в этом доме.

— Тебе сказали неверно.

Дверной проем заполнила собой старушенция, протиснулась в дверь, опираясь на металлическую трость. На ней было желтое цветастое платье, чуть меньше тента цирка-шапито, а поверх него голубой халат с вышитым над левой грудью именем «Норин». Лицо у нее было широкое и белое, как сваренное вкрутую яйцо, на голове плотная масса седых кудряшек, а руки — самые большие, какие я когда-либо видела.

— Я сама разберусь, Барри. Пойди-ка к Хелен Ритци. В двенадцать у нее еще инъекция, а потом переставишь терморегулятор на «сто один».

Бот вежливо поклонился и ушел.

— Так в чем же дело?

Трость описала дугу, и бабуля схватилась за конторку, чтобы не упасть.

Я вынула из кармана брюк свой сайд-кик, вывела на экран удостоверение и вручила ей. Она медленно прочла, фыркнула и вернула его мне.

— Молоденькие цыпочки выбирают игрушечные занятия. Почему бы вам не делать что-нибудь полезное?

— Это что? — поинтересовалась я. — Перманент? Или пилинг?

Но это была женщина из стали, сарказм просто отскакивал от нее.

— Если никто не будет заниматься настоящей работой, скоро проклятые боты заменят нас всех!

— Может, еще не все потеряно. — Надо было что-то сказать, но как только я произнесла эти слова, тут же пожалела об этом. Мое поколение жило лучше, чем когда-либо жили старушки. Может быть, в один прекрасный день наши дети смогут обходиться вообще без роботов.

Наши дети. Я проглотила комок в горле и вызвала на экран сайд-кика фото, которое дал мне Сирин.

— Я ищу Кейт Вермель.

Я показала фотографию ей.

Она поглядела на экран, затем на меня.

— Тебе необходим маникюр.

— Ага, до зарезу.

— Я работаю, чтобы жить, детка. И ноги у меня гудят, если я стою слишком долго. — Она указала своей палкой на дверной проем за конторкой. — Как, ты сказала, тебя зовут?

Обшарпанный столик для маникюра стоял в алькове, украшенном выцветшими гроздьями винограда, которые плохо скрывали водяные подтеки на осыпающемся потолке. Пыль покрывала листья, делая серыми фиолетовые гроздья из пластика.

Норин провела большим пальцем по кончикам моих ногтей.

— Ты их обкусываешь или просто срезаешь циркулярной пилой?

Это была шутка, поэтому я фыркнула.

— Итак, сделаем ногти квадратными, круглыми или овальными?

Кожа у нее была сухая и в пятнах, очевидно, из-за нездоровой печени.

— Понятия не имею. — Я пожала плечами. — Это была ваша идея.

Норин тяжело опустилась на приставной стул, он был такой низкий, что ее лицо оказалось всего в каком-то футе от моих рук. На столике стояли ряд мисок из нержавеющей стали, банка вазелина, круглая коробка с солью, вазочка с пакетиками сахара из «Макдоналдса», рядом с ней флакон жидкого мыла. Норин начала подпиливать мне ногти, каждый от края к середине, слева направо, затем с другой стороны. Какое-то время она работала молча. Я решила не давить на нее.

— Кейт до прошлой недели работала у меня массажисткой, — произнесла она наконец. — Потом вдруг сообщила, что увольняется. Здорово меня подставила. Мне пришлось ходить к ее клиенткам с больной ногой. А я иногда даже с постели не могу подняться. С ней что-то случилось?

— Насколько мне известно, пока еще нет.

— Но она исчезла.

Я покачала головой.

— Я не знаю, где она, но это не означает, что она исчезла.

Норин плеснула горячей воды из электрического чайника в одну из стальных мисок, добавила холодной воды из кувшина, выдавила порцию мыла и повертела миску, чтобы размешать.

— Подержи минут пять. — Она жестом показала, что я должна опустить пальцы в миску. — Сейчас вернусь. Надо убедиться, что Барри не спалил Хелен Ритци лицо.

Она со стоном поднялась.

— Подождите, — сказала я. — А она сказала, почему уходит?

Норин потянулась к своей трости.

— Только об этом и болтала. У нее, видишь ли, это был первый раз.

— Какой «первый раз»?

Старушенция захохотала.

— Ты же детектив, цыпочка. У нее вчера должна была состояться свадьба. Еще скажи мне, что на этой твоей картинке изображено что-то другое.

Она вышла, белые больничные тапочки шаркали по грязному линолеуму. Из глубины салона до меня донесся ее рокочущий голос, а затем скрежет бота. Меня подмывало достать из кармана сайд-кик, но я держала руки в мыльной жиже. К тому же я достаточно насмотрелась на фотографию. Норин права. Это свадьба. Рука с кольцом, наверное, принадлежит христосианскому священнику. Должны быть еще свидетель и фотограф, хотя, возможно, фотограф и есть свидетель. Конечно, я ничего не знала о свадьбе, хотя два дня расследовала исчезновение Рашми Джонс. А детектив я была не самый худший. Наверное, мать Рашми сама ничего не знала. Иначе какой смысл поручать мне поиски дочери и утаивать подобную информацию.

— Должна сказать, — произнесла Норин и подошла ко мне, тяжело опираясь на трость, — этот бот меня пугает. Я подала на него заявку в городское управление на прошлой неделе, а он уже знает все мои дела вдоль и поперек. Вот вопрос: если они такие умные, почему они так странно разговаривают?

— Дьяволы создали их, чтобы сводить нас с ума.

— Для этого им не нужны боты, детка.

Она снова села на свой стул, оторвала верхушки у пяти пакетиков сахара и высыпала их содержимое в ладонь. Потом потянулась за коробкой с солью и добавила соли в сахар. Сверху выдавила порцию мыла и растерла между ладонями.

— Можно было бы купить какой-нибудь дорогой отшелушивающий крем, но это действует не хуже. — Она указала подбородком на мои руки. — Стряхни и давай сюда.

Я хотела расспросить ее о планах Кейт, но, когда она взяла мои руки в свои, я забыла вопрос. Я никогда не испытывала ничего подобного: раздражение от скребущих по коже частиц, тут же смягченное чувственным скольжением мыльных пальцев. Наслаждение, чуть тронутое болью, нечто такое, о чем я пыталась поведать Шарифе, когда мы с Шарифой вообще разговаривали. После процедуры мои руки горели еще час.

Норин налила воды в другую миску, и я сполоснула руки.

— Почему замужество заставило Кейт оставить работу? — спросила я.

— Не знаю. Может, дело в церкви? — Норин высушила мне руки потрепанным полотенцем. — Она в прошлом году стала христосианкой. Может, Иисусу не нравится, когда состоящие в браке женщины разминают спины. А может, ее оплодотворили. — Она горько усмехнулась. — Это со всеми рано или поздно происходит.

Я пропустила это мимо ушей.

— Расскажите мне о Кейт. Как с ней работалось?

— Средне, учитывая, на какую помощь можно рассчитывать в наши скорбные дни. — Норин отодвигала кожицу вокруг ногтей апельсиновой палочкой. — Приходила обычно вовремя, но я смогла нанять ее всего на два дня в неделю. Она не слишком усердствовала, но точно выполняла указания. Ее беда была в том, что она никогда не сближалась с клиентами, всегда вела себя так, словно здесь ненадолго. В основном держала все при себе, вот почему я и поняла, что ее волнует предстоящая свадьба. Не в ее правилах было болтать.

— А невеста?