Когда я договорила, она спросила меня о цианиде в ингаляторе.

— Цианид нетрудно достать, — пояснила я. — Его используют при изготовлении пластмасс, при гравировке, при закалке металлов. Что касается ингалятора, он от какой-то из подпольных группировок самоубийц, возможно, от «Нашего выбора». Копы скажут вам точнее.

Она развернула салфетку и расстелила на столе.

— Я слышала, такая смерть болезненна.

— Вовсе нет, — возразила я. — Когда-то соединения цианида использовали, чтобы казнить преступников, в скверные стародавние времена. Все дело в первом вдохе. Если вдохнуть глубоко, сознание потеряешь, еще не успев упасть на пол. Умрешь меньше чем за минуту.

— А если вдохнуть недостаточно глубоко?

— Мисс Джонс…

Она резко прервала меня:

— Если нет?

— Тогда времени это займет больше, но все равно завершится смертью. Начинаются судороги. Кровь приливает, кожа краснеет. Глаза вылезают из орбит. Говорят, похоже на сердечный приступ.

— Рашми? — Она произнесла имя дочери нежно, словно укладывая его в постель. — Как умерла она?

Неужели копы показывали ей фотографии с места преступления? Я решила, что нет.

— Не думаю, что она страдала, — сказала я.

Она оторвала от салфетки длинную полоску.

— Вам кажется, что я плохая мать, да?

Я не вполне понимала, какого ответа от меня ждут, но явно не согласия.

— Мисс Джонс, мне мало что известно о вас и вашей дочери. Но я знаю, вы заботились о ней достаточно, если наняли меня. Мне жаль, что все так обернулось.

Она устало покачала головой, словно я произнесла избитую остроту. Одна треть это не 0,33. Лос-Анджелес никогда не был столицей Калифорнии.

— Есть ли что-то еще, о чем мне следует знать? — спросила она.

— Да. — Мне пришлось рассказать, что я узнала сегодня утром, но я не сказала ей, что работаю теперь на дьявола. — Вы упоминали, что у Рашми была подруга Кейт.

— Христосианка?

Она оторвала от салфетки еще одну полоску.

Я кивнула:

— Ее зовут Кейт Вермель. Я не могу сказать наверняка, но есть основания полагать, что Рашми и Кейт поженились вчера. Для вас это имеет какое-нибудь значение?

— Наверное, имело бы вчера. — Она говорила безо всякого выражения. — Больше не имеет.

До меня доносились звуки из соседнего класса. Стулья шаркали по линолеуму. Девочки болтали друг с другом.

— Я знаю, что Рашми стала христосианкой, — сказала она. — Это обломок религии. Но ведь все оказалось в руинах, верно? Моя дочь и я… Не думаю, что мы когда-либо понимали друг Друга. Под конец мы стали совсем чужими. — Салфетка превратилась в лохмотья. — Сколько вам было лет, когда это случилось?

— Я тогда еще не родилась. — Ей не было нужды объяснять, что это. — Я не такая старая, какой кажусь.

— Мне было девятнадцать. Я помню мужчин, отца, дядей. И мальчиков. Я даже спала с одним. — Она слабо улыбнулась мне. — Вас это не шокирует, мисс Хардвей?

Я терпеть не могла, когда старухи начинали говорить о сексе, но в ответ просто помотала головой.

— Я не любила Санила, но сказала, что выйду за него замуж, потому что так я могла уйти из материнского дома. Может быть, и Рашми использовала эту Кейт с той же целью?

— Этого я не знаю.

Зазвонил школьный звонок.

— Сегодня я в белом, мисс Хардвей, в честь моей дорогой дочери. — Она собрала обрывки салфетки, сандвич, пакет с молоком и сунула все в мусорную корзину. — У индусов белый — цвет траура. И еще это цвет знания. Богиня познания, Сарасвати, всегда изображается в белом деянии, сидящей в белом лотосе. Осталось кое-что еще, что я обязана узнать. — Она провела пальцем по золотой вышивке на вырезе туники. — Но пока что придется прерваться.

Мы подошли к двери.

— Что вы будете делать теперь?

Она открыла дверь. Пятый класс толпился в холле, девочки копались в своих шкафчиках.

— Искать Кейт Вермель, — ответила я.

Она кивнула:

— Передайте ей, что я сожалею.

Я еще раз попыталась дозвониться до Кейт, но когда на другом конце линии снова ответил сайд-кик, я поехала через весь город на Ист Вашингтон-авеню. В доме помещалось «Общество отравителей», увеселительное заведение, на вывеске значилось, что оно открывается в девять вечера. Звонка на двери не было, но я стучала достаточно громко, чтобы разбудить саму Мэрилин Монро. Никакого результата. Я обошла дом и попытала счастья у задней двери. Если Кейт там, она не в настроении принимать визитеров.

Поисковое устройство в сайд-кике включилось, указывая на «Макдоналдс» на Уоллингфорд, в десяти минутах езды отсюда. Единственными посетительницами там оказалась пара телок с колышущимися грудями и в одинаковых кислотно-зеленых виниловых масках. Одна из них сидела на корточках перед другой, выпрашивая кусочки цыпленка. Бот принял мой заказ на комплекс за двадцать девять центов; за прилавком здесь стояли одни боты. По закону заправлять заведением должен был человек, но если хозяйка тут и имелась, ее не было видно. Я подумала, не позвонить ли в городское управление, чтобы пожаловаться, но булочки с яйцом оказались с хрустящей корочкой, а «МакЛатте» хорошо заварен. К тому же мне не хотелось наблюдать, как копы станут извлекать несчастную хозяйку из ее норы.

Вслед за мной вошли двое мрачного вида солдат в армейских комбинезонах. Они ели, низко склонившись над пластиковыми подносами, так что картошке не приходилось проделывать длинный путь. Складные титановые дубинки лежали на столе на виду. Одна служивая была чуть изящнее автобуса. Вторая ничем не выделялась, но когда я выглянула из-за своего сайд-кика, она уставилась на меня ледяным взглядом. Я продемонстрировала ей сияющие ногти и улыбнулась самой лучшей своей улыбкой. Она нахмурилась, что-то сказала напарнице и снова занялась подносом.

Сайд-кик запищал. Это оказалась моя приятельница, Джули Эпштейн, она работала в Отделе угрозы собственной жизни и исчезновений во втором полицейском участке.

— Ты занята, Фей?

— Ага, королева Кливленда только что потеряла свою хрустальную туфельку, дело поручили мне.

— Ясно, а я тут поблизости. Не хочешь пообедать?

Я нацелила камеру сайд-кика на пустой поднос перед собой.

— Только что.

— А ты где?

— «Макдоналдс» на Уоллингфорд.

— Да ну? И как ребрышки?

— Не могу сказать. Но булочки с яйцом выше всяких похвал.

— Это там хозяйка наркоманка? Жалобы уже поступали. В этом заведении всем заправляют боты?

— Нет, я ее сейчас вижу. Она дает сдачу какому-то дежурному копу.

Она засмеялась.

— Встретила следователя по делу Рашми Джонс. Удушье, вызванное цианидом.

— А вы случайно не показывали мамаше фотографии с места происшествия?

— Нет, конечно. К чему такие жестокости. — Она нахмурилась. — А что?

— Я только что от нее. У меня такое впечатление, будто она подозревает, что ее дочке перед смертью пришлось сражаться с газонокосилкой.

— Мы ей ничего не говорили. Кстати, по большому счету нам плевать, что ты звонила клиентке, но в следующий раз все-таки удосужься сначала позвонить нам.

— Это ваш закон копов. Я живу по закону частных детективов.

— Откуда ты украла эту реплику, из «Китайского квартала»?

— Диалоги там лучше, чем в «Сети зла». — Я поболтала остатками латте в стаканчике. — Вы установили мотив?

— Пока нет. А что тебе больше нравится? — Она начала загибать пальцы на левой руке, — Семья? Учеба? Деньги? Сломанный ноготь? Неудачный день?

— Беременность. В качестве версии.

— Думаешь, ее оплодотворили? Мы проверим. Но это еще не повод убивать себя.

— Все может стать поводом. Только ни один из них того не стоит.

Она нахмурилась:

— Слушай, сейчас ты от меня ничего не узнаешь.

— Скажи мне, Джули, по-твоему, я занимаюсь игрушечной работой?

— Ну ты даешь, Фей. — В ее смехе угадывалась истерическая нотка. — Может, вам с Шарифой пора в отпуск?

— Угу. — Я пропустила это мимо ушей. — Просто одна старушенция назвала меня цыпочкой.