Широкохвост смакует удовольствие оттого, что его будят к готовому завтраку. Доведись ему ожидать в собственном жилище, пока ученики не приготовят пищу, — всем пришлось бы умереть от голода. Мимолетная мысль: как там они без него? У троих достаточно знаний, они могут и самостоятельно присмотреть за подкачкой и всходами. Но Широкохвост переживает: как поведут себя ученики, случись беда? Если сломается подкачка или из яйца пойдет выводок? И представляет, как, вернувшись домой, застает там разруху и запустение.

Но здесь, в жилище Длинноклешни, так тепло и уютно! Настоящий особняк. Кратер Горьководья не такой обширный, как Непрестанное Изобилие или другие кратеры в городе, но Длинноклешень правит целым потоком. Ее владения простираются на десять мер в любую сторону. При доме — слуги и наемные работники. Даже ученикам — и то лень лишний раз шевельнуть клешней.

Широкохвост боится опоздать к завтраку. Запасы из кладовой Длинноклешни обильны, как и все чудеса богатого Горьководья. Переползая в главный зал, гость в который раз поражается густой растительности на стенах и полу. У него самого не хватило бы проводной прокачки, чтобы поддерживать столько жизни. А может быть, у зажиточной Длинноклешни просто вдоволь отбросов, вот и хватает на пышную растительность в доме? Или же хозяйка настолько богата, что может подкачать излишки кратерной воды прямо в дом? Как бы то ни было, но Широкохвосту с его стылым имуществом и правами на чуть теплое течение о подобном и мечтать не приходится.

— Приближаясь к главному залу, Широкохвост чувствует роскошь предстоящего пира. Судя по шуму, с полдюжины членов Собрания уже там, и о кухне Длинноклешни сам за себя говорит тот факт, что до Широкохвоста доносится лишь чавканье.

Гость устраивается между Гладкопанциркой и тихоней, чье имя не вспомнишь. Пробежавшись щупальцами по разложенной перед ним пище, чувствует новый прилив уважения к Длинноклешни, смешанный с завистью. Печенье из давленого кислолиста, целые яйца бахромчатки, свежие, нежные стекляшники и какие-то незнакомые Широкохвосту крохотные придонные создания, аккуратно нанизанные на шипы, но еще шевелящиеся.

Широкохвост не припомнит, когда в последний раз ему доводилось принимать участие в подобном пиршестве — с тех самых пор, когда он унаследовал имущество на Северном Склоне и устроил тризну в честь старины Плоскотела. Когда гость тянется к третьему стекляшнику, Длинноклешень щелкает клешнями в дальнем конце зала, требуя внимания:

— Предлагаю Собранию небольшую прогулку, — говорит хозяйка. — Примерно в десяти мерах вниз по течению за моими приграничными камнями находится небольшой кратер, слишком теплый и горький, чтобы утруждать себя подкачкой. Я запретила своим рабочим протягивать там сети и припоминаю, как доводилось заставать там за кормежкой любопытных созданий. Предлагаю плыть туда и ознакомиться с образцами.

— Могу ли я предложить использовать для измерения температуры тех вод метод Остроуса? — предлагает Гладкопанцирка.

— Превосходная идея! — восклицает Длинноклешень.

Остроус говорит что-то неразборчивое о забытом оборудовании, но остальным удается уговорить коллегу. Гости доедают угощение (Широкохвост замечает, как некоторые члены Собрания набивают яствами сумки, и хватается за последнее яйцо бахромчатки, чтобы не остаться обделенным), после чего все направляются к границам владений Длинноклешни.

За межевыми камнями ученые инстинктивно сбиваются в тесную кучку. Разговоры стихают, все больше внимательного вслушивания и звуковых сигналов. Длинноклешень заверяет присутствующих, что она отгоняет от своего кратера и разбойников, и мародеров, но и сама, идя позади, несколько раз подает звуковые сигналы — на всякий случай. Впрочем, слышатся только крики каких-то диких детей, да и те быстро убегают, едва заметив приближение взрослых.

По пути к поселению близ кратера Анри и Роб оставались немногословны. Внимание каждого было сосредоточено на навигационных панелях с внутренних сторон шлемов. Ориентирование на Ильматар казалось обманчиво простым: выбираешь курс по инерционному компасу, направляешь крылатку в нужном направлении — и вперед. Но Фриман время от времени ловил себя на мысли: как же непросто ориентироваться без электроники! Звезды скрывала километровая толща льда над головой, а приличного магнитного поля у Ильматар не было. Едва получается отличить верх от низа — если только поисковые огни не гасли, дно не пропадало из виду и вас не окутывало облаком песчаной взвеси, а вот держаться на заданной глубине удавалось исключительно благодаря наблюдениям за экраном эхолота и датчиком давления. Без навигационного оборудования человек на Ильматар был бы слеп, глух и совершено потерян.

К 05.00 исследователи приблизились к намеченному месту.

— Только пассивный режим эхолокации, — велел Керлек, — и необходимо сохранять тишину. Ты можешь снимать со ста метров?

— Потом придется усиливать и чистить изображение… но в общем — да.

— Вот и хорошо. Займешь позицию вон там. — Анри указал куда-то в темноту.

— Где именно?

— Возле той громадной кучи камней по направлению… сейчас… сто градусов, примерно в полусотне метров.

— Хорошо.

— Стой там и не шуми. Я направляюсь вперед, к кратеру. Отдай мне второй беспилотник.

— Договорились. Что собираешься делать?

— Зайду прямо в поселение.

Покачивая головой, Фриман отыскал себе относительно удобное укрытие в камнях. Дожидаясь, пока осядет взвесь, оператор заметил, что перед ним — не природная гряда: обработанные камни, остатки какого-то сооружения… Кое-где на поверхности даже вырезаны узоры и письмена. Фриман старался заснять как можно больше. Попробуй не снимать — остальные ксенологи на «Хитоде» потом семь шкур спустят.

Керлек продвигался вперед в мутном облаке. Если он будет баламутить придонный ил, то большая камера окажется бесполезной, а потому Роб рассчитывал лишь на беспилотники. Один следовал за Анри на расстоянии десяти метров, второй снимал журналиста сверху. Связь по лазеру была несколько шумновата под водой, в основном — из-за частиц, но подробности и не нужны. Все сохранится на камерах беспилотников, а потому Фриман довольствовался тем, чтобы просто охватить окулярами аппаратов как можно больший радиус. Поскольку оператор сидел удобно и мог орудовать руками, то вместо голосовых команд и особенно раздражающего визуального управления он пользовался виртуальным джойстиком.

— Гляди! — неожиданно воскликнул Керлек.

— Что? Где?

Изображение на передней камере Керлека приблизилось, показались восемь ильматарцев, плывущих строем, метрах в десяти над дном. Все — взрослые, в поясах с какими-то приспособлениями. Двое — при копьях. С тех пор как беспилотники принесли первые изображения аборигенов, их описывали как гигантских омаров, но, глядя на строй инопланетян, проплывающих над головой, Роб не мог согласиться с таким описанием. Большеголовые, плоскохвостые местные жители напоминали скорее белуг в доспехах. Длина тел взрослых особей колебалась от трех до четырех метров. Каждый имел с дюжину конечностей, аккуратно согнутых под панцирем; позади — ноги, спереди — четыре подии, передняя пара заканчивалась большими, точно у гигантского богомола, клешнями. Кроме того, аборигены имели острые жвала и длинные осязательные щупальца. Сама голова представляла собой громадный, гладкий купол, блестящий, точно угольное ведерко на шее, откуда и взялось научное наименование ильматарцев: Salletocephalus structor. Введенные в режим ожидания датчики Керлека перехватывали щелчки и потрескивания, создаваемые локацией аборигенов, изредка перемежаемые пронзительной клавесинной нотой.

Оба человека наблюдали, как над головой Керлека проплывает отряд ильматарцев.

— Как думаешь, чем заняты местные? — спросил Роб, едва группа инопланетян скрылась.

— Не знаю. Скорее всего отряд охотников. Отправлюсь за ними следом.

Фриман собрался было поспорить, но не стал: с Анри это занятие безнадежное.