Женщина с красными лентами заметила:

— Он выглядит гораздо моложе. Моложе Ленина, я имею в виду.

— У них разница в возрасте всего шесть лет, — сказала женщина с косами. — Но ты права. Или скорее это Ленин выглядит старше…

— Ш-ш-ш. — Третья женщина, все еще поигрывающая сережкой-ракушкой, прижала палец к губам. — Тише. Я почти… ага. Вот. — Она опустила руки на колени и откинулась назад. — Настроила, все записывается.

— Хорошо, — кивнула женщина с красными лентами.

Она поправила волосы, как будто случайно коснувшись мочки уха. Спустя мгновение ее соседка сделала то же самое.

— Да, — кивнула обладательница красных лент, — Чисто и четко. И весь этот шум тоже, потрясающе.

Та, что с косами, заявила:

— Кстати, о шуме, что-то мы затихли. Мы же изображаем дешевых потаскушек, которые накачиваются даровой водкой. Пора смеяться.

Ленин кинул взгляд на соседний стол, за которым три женщины снова громко расхохотались.

— Кажется, они всерьез принялись за нашу бутылку, — заметил он. — Если тебе хочется еще, поторопись, пока дамочки ее не прикончили.

— Да на здоровье, — отозвался Джек. Он посмотрел на свой стакан и скорчил гримасу. — У этой треклятой водки вкус, как у конского пота. И как только русские ее пьют?

— Привычка.

— Да-а уж, тебе проще, чем мне. Душу заложил бы за глоток старого доброго Джона Ячменное Зерно. [54]

— Можно достать и его, — пожал плечами Ленин. — Хотя, вероятно, не в таком месте, как это. Все, что произведено не в России, здесь стоит очень дорого из-за непомерных налогов на импортируемые товары. Еще одно благодеяние нашей драгоценной чиновничьей бюрократии.

— И не говори, — подхватил Джек. — Являешься сюда добыть немного золотишка, сделать что-то для себя, вместо того чтобы, как всегда, гнуть спину на чужих. И обнаруживаешь, что иностранцы обязаны получать специальные разрешения на старательство и даже просто на передвижение по территории, а их не раздобудешь, не заплатив стае жуликов-крючкотворов, обосновавшихся за правительственными конторками. Так что я решил — ну и черт с ними.

— И тебя сцапали.

— Угу. Чуть не бросили в тюрьму, но к тому времени я успел наткнуться на богатую жилу, так что у меня нашлось, чем подмазать казака-офицера. И вот я здесь, снова гну горб и рву зад, причем далеко-далеко от дома. Говорю тебе, Владимир, — продолжил он, — если тебе нужен кто-то, чтобы разнести в клочья горстку жадных сукиных сынов, которые тут всем заправляют, то тебе нужен я, и я не возьму за это ни цента.

Он провел ладонью по лицу и вздохнул:

— А вместо этого я собираюсь вышибить днище германского военного корабля и уничтожить людей, которые не сделали мне ничего плохого, и все ради великой революции рабочих. Так как же насчет платы?

Три женщины переглянулись. Та, что с красными лентами, сказала:

— Нет. — И зажмурилась. — Нет.

— Значит, это правда. — Женщина с сережками-ракушками покачала головой. — Невероятно.

— Смотрите. — Та, что с косами, расплылась в широкой глупой улыбке. — Ленин уже нервничает — глядите, он снова озирается. Ведите себя как пьяные, пейте, черт побери.

— Легко. — Женщина с красными лентами в волосах потянулась к бутылке с водкой. — После того, что я услышала, мне просто необходимо выпить.

— Фактически, — сказал Ленин, — ты делаешь это ради денег на билет до своей страны. Не то чтобы я ставил под сомнение твои социалистические убеждения, но сейчас ты бы взорвал родную мать…

Рука Джека метнулась через стол, и его пальцы крепко стиснули плечо Ленина.

— Никогда не говори со мной о моей матери, — процедил он сквозь зубы. — Понятно?

Ленин словно оцепенел. Он побледнел, и морщины в уголках его рта, стали глубже.

— Да, извини.

— Ладно, ладно. — Джек убрал руку и глотнул из стакана. — Просто думай, что говоришь.

Ленин потер плечо. Помолчав секунду, он сказал:

— Полегче с водкой. Сегодня ночью тебе понадобятся ясная голова и твердая рука.

Джек издал короткий хриплый смешок:

— Можешь не беспокоиться. Даже я не настолько глуп, чтобы закладывать за воротник перед тем, как браться за динамит. Сделай я ошибку — и дождик из Джека Лондона будет лить с небес неделю. Вперемежку с останками парочки гребцов-алеутов, ведь никто не станет разбираться, где чьи клочки.

Он снова сделал глоток, на этот раз поменьше.

— Не такая уж это сложная задача, — добавил Джек. — Действительно, ничего особенного. Подойти к «Бранденбургу», остановиться у борта чуть впереди кормовой турели, чтобы оказаться возле порохового хранилища. Взвести мину, установить таймер — самая тонкая часть работы, но твой приятель Иосиф свое дело знает — и прижать эту штуковину к корпусу судна, пока магниты не схватятся, да следить, чтобы ничего не лязгнуло и не клацнуло. Затем взять рогатину и передвинуть мину так, чтобы она оказалась ниже ватерлинии, под поясом брони, а потом велеть ребятам сматываться. Черт, да с этим любой бы справился.

Он криво усмехнулся:

— Я тебе нужен в общем-то только для того, чтобы не ошибиться кораблем. Эти алеуты — лучшие в мире гребцы, но они не отличат «Бранденбург» от «Нового Орлеана».

Женщина с косами сказала:

— Знаете, я никогда в это не верила. По правде, я не раз пускалась в жаркие споры и говорила, что это по меньшей мере смешно.

Та, что с сережками-ракушками, заметила:

— Что ж, не ты одна. Все соглашаются с тем, что участие Джека Лондона в деле «Бранденбурга» — всего лишь легенда, которую распространяет горстка чокнутых ревизионистов. Не знаю ни одного мало-мальски грамотного ученого, который относился бы к этому серьезно.

Она хихикнула:

— Ох, какая буча поднимется в определенных кругах, когда мы вернемся! Я просто жду не дождусь.

— Не совсем так, — произнес Ленин. — Ты мне нужен не только для этого. Я хочу быть уверенным, что наши наемники-аборигены не передумают и не разбегутся по домам с полученными вперед денежками. Если они уже этого не сделали.

— О, они так не поступят, — отозвался Джек, — они ведь думают, что мы взорвем русский корабль.

Брови Ленина взлетели на лоб.

— Ты им это сказал?

— Черт, должен же я был сказать им хоть что-то. Не сомневайся, они придут. С их-то ненавистью к русским они ни за что не упустят такого шанса. Господи! — воскликнул Джек. — Я знаю, мы в Штатах скверно обошлись с индейцами, но по сравнению с тем, что твои люди сделали с этими беднягами…

— О да. Эксплуатация коренного населения, здесь и в Азии, является одним из худших преступлений царского правительства.

— Ага, ну, в общем, как я и сказал, ребята сделают свою работу, а я — свою. Беспокоиться не о чем.

— Эй, — заметила женщина с косами. — Полегче с этой отравой. Тебя затошнит.

— Меня уже тошнит, — ответила женщина с красными лентами. — Когда я думаю об этом, когда сижу тут, слушая их беседу, когда знаю, чт о вскоре произойдет, меня тошнит, как никогда в жизни. А тебя?

— Короче, — сказал Джек, — я могу гарантировать, что все будет в точности так, как ты хочешь. Я потоплю для тебя корабль, но если это не приведет к войне, даже не думай требовать у меня назад деньги.

Губы Ленина тронула улыбка.

— Как раз это, — заявил он, — возможно, наивернейшая часть всего дела. Уж поверь, нет ничего более предсказуемого, чем реакция кайзера на потопление в русском порту одного из его самых ценных военных судов.

— Правда? Я не слишком хорошо разбираюсь в подобных вещах, — признался Джек. — Иностранные правители и все такое, надо бы почитать… хотя я представляю, что это может свести его с ума. Но неужели он свихнется настолько, чтобы начать войну?..