— Славно, — произнес один из них. — Хоть бы все так и оставалось.

Второй повернулся к нему:

— «Славно», Джек? В каком смысле?

Первый человек повел рукой:

— Черт, да ты смотри. Видишь, как низко он висит над водой?

Его собеседник повернул голову. Он молчал, наблюдая, как завитки тумана льнут к корпусам стоящих на якоре судов. Ближайший корабль, большой океанский пароход, до самой ватерлинии поглотила мутная пелена, однако его мачты и трубы отчетливо чернели на фоне холмистых берегов гавани, а на корме виднелся флаг Конфедеративных Штатов Америки.

— Чудесно, — снова заявил человек, которого назвали Джеком. — Маленькую лодочку укроет как раз, а корабль — нет. Меньше вероятность ошибки.

Говорящий был молодым человеком крепкого телосложения, со светлыми вьющимися волосами и мужественным лицом. В угасающем свете дня зубы его так и сверкали белизной.

— Как-никак мы же не хотим ошибиться, правда, Владимир? — спросил он.

Человек по имени Владимир, чья фамилия была Ульянов и который иногда называл себя Лениным, вздрогнув, прикрыл глаза:

— Нет, это было бы ужасно. — По-английски он говорил свободно, но с сильным акцентом, к тому же немного картавил. — Даже не шути так.

— Не волнуйся, — хмыкнул молодой. — Для тебя сделаем все в лучшем виде.

— Не для меня. Ты сам знаешь.

— Ну да, точно. Для общего блага. — Джек легонько хлопнул собеседника по плечу, и тот поморщился. — Эй, я ведь тоже старый добрый социалист.

— Это ты так утверждаешь, — сухо ответил Ленин. — Тем не менее я могу сомневаться…

Он резко замолчал — мимо прошла пара длиннобородых монахов.

— Что такое?.. — Джек сперва не сообразил, отчего его приятель осекся, а затем понял: — Ох черт, Владимир, неужто ты никогда не расслабляешься? Держу пари, они даже не говорят по-английски.

Ленин посмотрел вслед фигурам в черных рясах и покачал головой.

— Всего два года осталось до начала двадцатого столетия, — пробормотал он, — а в самой большой стране мира до сих пор господствуют средневековые суеверия и религиозные предрассудки…

Он повернулся к собеседнику.

— Нам не следует здесь стоять. Это выглядит подозрительно. И поверь мне, — продолжил он, заметив, что Джек хочет что-то сказать, — людям, с которыми мы имеем дело, подозрительным кажется все. Положись на мой опыт.

Он кивнул в сторону ближайшего питейного заведения:

— Пойдем выпьем, товарищ Лондон.

Едва мужчины направились к кабаку, за ними тут же увязались три темнолицые женщины, со смехом появившиеся откуда-то из тени. Одна из них схватила Джека за руку и залопотала что-то не по-английски и не по-русски.

— Ради бога! — Джек попытался освободиться. — Только местных шлюх нам и не хватает.

— Подожди. — Ленин поднял руку. — Пусть они пока побудут с нами. Тогда никто ничего не заподозрит.

— Ха. Ладно, пускай. Хорошая идея. — Джек обвел женщин взглядом.

Для потаскух выглядели они не так уж и плохо. У одной, той, что сжимала его руку, в длинные черные волосы были вплетены красные ленты. Мужчина рассмеялся:

— Жаль, что этим вечером я немного занят. С ними можно было бы позабавиться, если, конечно, их хорошенько отмыть.

Ленин брезгливо поджал губы:

— Ты же не серьезно.

— Черт, нет, конечно. Я, может, и опустился чуть ли не на самое дно, но все-таки остаюсь белым человеком.

Ленин поморщился:

— Джек, мы с тобой уже не раз говорили о твоем…

Дверь кабака распахнулась, и на улицу вывалилась парочка пьяных казаков. Когда они нетвердой походкой, то и дело приваливаясь к некрашеной бревенчатой стене заведения, прошли мимо, Ленин первым шагнул через узкий проход в вытянутую, тускло освещенную комнату с низким потолком, уставленную грубыми деревянными столами, за которыми на таких же обшарпанных лавках сидели мужчины и несколько женщин, выпивая, болтая и играя в карты. Возле дверей на высоком стуле примостился старик, играющий на баяне что-то медленное и грустное. Посетители курили дешевую махорку, так что в воздухе висел густой дым.

— Туда, — бросил Ленин, — к дальней стене, чтобы мы могли наблюдать за входом.

Он быстрым шагом направился к стойке, протиснувшись сквозь компанию моряков в белой летней форме Имперского флота Германии, и вернулся к столу с бутылкой и парой стаканов.

— Минутку, — проговорил он, наливая, меж тем как Джек подтаскивал лавку. — У меня есть идея.

Подойдя к соседнему пустому столу, Ленин поманил пальцем трех женщин. Судя по их озадаченному виду, они его не поняли.

— Сюда, — сказал он по-русски, а затем и по-английски, и тогда они наконец, хором захихикав, направились к нему. — Вот. — Он поставил бутылку в центр стола и жестом пригласил «дам» сесть, — Sadityes'. Вы сидеть здесь, — произнес он очень медленно и дотронулся до бутылки. — Можно брать это. Ponimaitye?

Когда женщины, не переставая фыркать и хихикать, расселись, Ленин вернулся и устроился напротив Джека.

— Вот так, — сказал он. — Тут только один стол стоит достаточно близко, чтобы те, кто сидит за ним, могли нас подслушать. Лучше, если его будут занимать безобидные дурочки.

Джек хмыкнул:

— Ради бога, Владимир!

— Смейся, если тебе угодно, — ответил Ленин. — Я не хочу рисковать. Меня уже арестовывали…

— Меня тоже.

— Извини, — сухо произнес Ленин. — Тебя арестовали тупые американские полисмены, они тебя избили и бросили в тюрьму на пару дней, а потом выдворили из города и забыли о тебе, Джек. Тебя ненадолго задержали на военной сторожевой заставе за добычу золота без разрешения. Ты понятия не имеешь о том, что такое допрос в застенках Третьего отделения. Или, — продолжил он, — что такое жить под пристальным взором бдительной и хорошо организованной тайной полиции и барахтаться в сети их информаторов.

Он поднял стакан:

— Как там говорится в американской пословице? «У стен есть уши», да? А в Российской империи у стен есть и уши, и глаза, а еще ноги, чтобы побежать и донести людям в тяжелых сапогах о том, что ты сказал и сделал. Пока эти сапоги на тебя не наступили, можешь смеяться над осторожностью тех, кто испытал их тяжесть на своей шкуре. Но когда они раздавят тебя, будет уже не до смеха.

За соседним столом женщина с красными лентами в волосах сказала:

— Я смотрю на него и все еще не верю.

Она произнесла это на языке, который не услышишь нигде в этом мире.

Женщина рядом с ней откинула назад толстые косы, которые свисали на пышную грудь, скрытую под плотным шерстяным пончо, и ответила товарке на том же самом языке:

— Что ж, как ни крути, он был великой исторической фигурой.

— Да не Ленин! — нетерпеливо, даже несколько раздраженно заявила женщина с красными лентами. — Джек Лондон. Он великолепен. Фотографии не идут ни в какое сравнение с оригиналом.

Сидящая напротив них третья женщина, сжав мочку уха, крутила сережку, изящную морскую ракушку. Бросив взгляд на соседний стол, женщина улыбнулась и молча кивнула.

— Дай мне бутылку, — попросила та, что с красными лентами. — Кажется, я влюбилась.

— Конечно, — сказал Ленин, — для меня, возможно, все сложилось к лучшему. Сибирь не сахар, но она дала мне время подумать, систематизировать мои идеи. А потом власти решили отправить ссыльных еще дальше, в это оторванное от империи поселение на Американском континенте, что открыло передо мной некоторые… возможности.

Джек невразумительно хмыкнул и потянулся к стакану, наблюдая за тем, что происходит в другом конце комнаты. Немецкие моряки сгрудились вокруг баяниста, который пытался сыграть для них «Du, Du Liegst Mir Am Herzen». [53]Кое-кто из русских кидал на германцев косые взгляды, но матросы, казалось, не замечали их.

— Правильно, — пробормотал Джек. — Пойте, гуляйте, напивайтесь, ищите шлюх, проигрывайтесь до нитки в карты. Только, ради бога, не возвращайтесь этой ночью на корабль.