Мак сняла свой парик, волосы под которым коротко подстрижены. Она выглядит словно портрет Гертруды Штайн работы Пикассо. Я поинтересовался, есть ли еще оружие в колонии, кроме примерно дюжины стволов, находящихся в стойке. Конечно же есть. Весь персонал Службы безопасности — Мак, Мишель, Визби и Смэлт — вооружен. То же самое можно сказать и про мистера Кребса, и старшего инженера Антонелли, и все остальное начальство. По факту и остальным обитателям колонии хотелось бы обладать пистолетами, но Мак против, и Кребс пока ее поддерживает.

И это чертовски правильно. Вооруженные гражданские могут оказаться пострашнее всякого убийцы.

— А что насчет ракет? — поинтересовался я.

Мишель усмехнулся, понимая, о чем я думаю.

— Все пять штук, которые остались, заперты здесь, и только у Маман есть ключ.

— Думаю, что нападение на управляющего не лучшим образом сказалось на ее репутации.

— Вся обстановка в целом плохо сказывается на ее репутации. С каждым днем она становится все мрачнее. Маман, может, и кажется непоколебимой, как Монблан, но на самом деле жутко переживает. Хотя при этом отказывается от лекарств, которые ей прописала доктор Ли.

Мишель вынес из комнаты с припасами бутылку коньяку и два пластиковых стаканчика. Выпивка зажгла долгожданный огонь в моей глотке. Мы продолжили болтать и вскоре нашли общий язык. Оказалось, что именно Мишель проводил исследование подземных туннелей.

— Вы сами собрали робота?

— Не-е. Такие штуки есть у шахтеров, чтобы проверять проходы, которые либо слишком узки, либо чересчур опасны для людей. Инженеры называют их «пауками» (в его произношении это прозвучало скорее как «пшики») — эти крошки, бегающие на трех лапках, оборудованы цифровой камерой и фонарем, работающим даже на большой глубине. Я провел машину по коридорам, записал куб памяти для Маман и для себя тоже копию припрятал.

Мишель пожал плечами и закатил глаза в притворной тревоге:

— Поверь мне, она рассвирепела бы, узнай об этом.

— Почему?

— Как и со многими другими маман, с ней бывает трудно. Мак считает, что знания — сила. Ладно, в этом она права. Ей хочется знать все, что происходит здесь. Хорошо, это ее работа. Но она ведь хочет монополизировать всю информацию, припрятать ее и использовать потом против своих врагов.

— Значит, у нее есть враги…

—  Mois oui, — бодро ответил мой приятель, опрокидывая в себя остатки своей выпивки. — Все вокруг, кроме меня и Кребса, просто ненавидят ее и сотте la peste.

Бегут, значит, как от чумы? Что ж, я и не думал, что капитан жутко популярная персона. Поглощая выпивку, Мишель начал откровенничать (и к тому же стал переходить на французский).

— А зачем тебе этот куб, Мишель? — спросил я, пока он наполнял наши стаканы.

— Когда вернусь домой, хочу получить научную степень по Инопланетным Цивилизациям и начать преподавать. Я изучаю данные на кубе кадр за кадром, и мне кажется, что этого материала хватит на диссертацию. Le bon Dieu [51]сотворил меня не для полицейской службы, — добавил он, а затем покраснел, решив, что я могу воспринять это как оскорбление своей работе.

— С Богом спорить не стану, — серьезно произнес я и пожелал Мишелю спокойной ночи.

На этот раз с оружием в руках мне без приключений удалось вернуться по террасе.

«Какой хороший мальчик, — подумал я, заходя внутрь. — Он спас мне жизнь и избавил от дурной славы после смерти. Разве не чудесная получилась бы запись в конце личного дела? В первый же день своего последнего назначения полковник Роберт Р. Кон, личное дело № 52 452 928, позволил себя сожрать».

Всем доброй ночи. И приятных сновидений.

Утро началось с дождя, грома, молний и раздражающего стука. Меня спозаранку вызвали в офис Кребса. Капитан Мак вначале молотила по двери, а потом, пока я пытался разлепить веки, вела меня в напряженной тишине лабиринтом коридоров.

Спустившись в глубины Главной Базы, мы достигли новых правительственных помещений — они оказались расположенными так глубоко, что там совсем не было слышно шума грозы. Мистер Кребс явно старался предпринять все возможное, чтобы в него больше не смогли пустить ракету.

Офис был таким же огромным, чистым и уродливым, как и его обитатель. Мак молча ретировалась, и мрачный рыхлый мужчина, сидя в высоком правительственном кресле, склонился вперед, протягивая для рукопожатия два слабых пальца.

Основную особенность его лица составляют челюсти, напоминающие экскаватор. Нижний правый клык выпирает наружу. Раздутый живот Кребса нависает над краем стола, но руки у него тонкие, и возникает ощущение, что он ими не пользуется. На мой взгляд, он идеально соответствует типажу начальника — толстый мужик с каменным задом, способный только на то, чтобы отдавать приказания подчиненным, которые и умнее, и сильнее его.

— Вы опоздали на полчаса, — произнес Кребс вместо приветствия.

— А мы куда-то спешим? — раздраженно парировал я.

— Вообще-то осмотреть тело, — прорычал он, откидываясь на спинку кресла. — Захватите с собой Ли. Врач она, конечно, третьесортный, но другого у нас нет.

— Еще одно убийство?

— А Мак вам не сказала? Проклятие, все приходится делать самому. Да, оно произошло в шахтерском лагере Альфа.

— Первый случай убийства на рудниках!

— Верно. Теперь это трусливое дерьмо, работающее на меня, и вовсе не захочет выходить в забой. Думают, что они здесь только для того, чтобы жрать провизию компании, пробивать свои билеты и выполнять как можно меньше работы.

Я начал понимать, за что кому-то захотелось пустить ракету в мистера Кребса. У меня он вызывал схожие чувства. Несколько секунд Кребс посидел, разглядывая меня, а затем неожиданно спросил, выдвинув челюсть еще сильнее:

— Скажите, вы на моем бюджете?

— Нет. Мне платит штаб, а шахтерский картель потом возмещает им убытки.

— Что ж, хвала Господу за это маленькое одолжение, — произнес мистер Кребс. — И еще одна небольшая радость — покойник не был важным лицом.

На этом разговор завершился.

Я взял свою записную книжку, вставил в нее свежую батарейку и отправился на встречу с Анной у ее клиники. У Анны с собой была сумка с пробирками для взятия проб и медицинский чемоданчик, которые я помог ей нести.

— Поговорил с вашим начальником, — произнес я, пока мы спешили к взлетной площадке.

— Узнать его — значит возненавидеть, — хмыкнула Анна. — Поторопись, работает только один флаер, и мы его задерживаем.

Десять минут спустя мы отправились прямо в пасть шторма. Вот это был полет! Продолжался он один час, а может, и целую вечность — все зависит от того, как поглядеть. Проклятая черная коробка, управляющая флаером, оказалась запрограммированной на то, чтобы держаться максимально прямого пути — надо думать, ради неуместной экономии топлива, — и в результате мы помчались прямо над широким проливом, извергающим вверх бушующую черную воду. На побережье обрушивался шквал, в который мы и влетели.

Я чувствовал абсолютную уверенность в том, что очередная молния спалит черную коробку и флаер рухнет в море. Позавтракать мы еще не успели, поэтому вывернуть наружу можно было разве что собственный желудок.

Анна стоически сносила все толчки и тряску или, по крайней мере, умело делала вид. Однако я заметил, что и она вздохнула с облегчением, когда мы наконец пересекли залив и подпрыгнули, приземляясь на еще одном залитом дождем бетонном круге возле очередного беспорядочного нагромождения куполов и навесов.

— Ну вот и Альфа, — произнесла Анна.

К нам побежали люди с зонтиками — да-да, точно такими же зонтиками, что и на Земле, — но, конечно же, мы все равно промокли. На руднике размещались две дюжины работников, но трое отправились чинить шламовый насос, что бы это ни значило. Итак, я представился двум десяткам живых и одному покойнику.

Этим последним оказался молодой человек, которого звали Торнс. Он лежал лицом вниз на каменной кладке пола машинного цеха. На первый взгляд, единственным отличием от предыдущих убийств является то, что его ударили по затылку, а не по макушке.