– Служебное удостоверение подойдет? – она тоже улыбнулась в ответ, скромно, без жеманства и открыла сумку.

Полицейский недоуменно уставился на «Мини-Крамер» в ее руке. Боли не было. Был яркий, неведомо откуда взявшийся свет и звон стреляных гильз по асфальту.

«…Избранник народа – Ариэль Солтиг подписал указ о создании Объединенных стратегических служб. С анархией и терроризмом в Эгваль будет покончено к концу первого года его президентских полномочий».

– Ерунда ерунд и всяческая ерунда, – Мик выключил приемник, и в воняющем плесенью подвале настала тишина, нарушаемая еле слышным рокотом, исходящим из отверстия в стене. По краям совершенно круглой полуметрового диаметра дыры лохматилась содранная штукатурка.

– Включи обратно, живо! А то в ушах звенит. – Анита улыбнулась Мику, шутливо дернула его за светлый вихор. Оба сейчас носили одинакового покроя джинсы, на Аните еще был бюстгальтер, чуть прикрывавший ее маленькие груди.

– Не ссорьтесь, дети, – подал голос Парк, толстоватый, с залысинами на крутом лбу. Он не снял рубашку, несмотря на жару: стеснялся Аниты. Его короткие пальцы ловко бегали по клавиатуре пульта, кабель от которого змеился по грязному цементному полу и исчезал в узком подземном ходе.

– Крот обошел теплотрассу, и нырнул под шоссе. Скоро, Анита, твой выход.

– Поняла.

– Обратно я приведу его быстро, – ухмыльнулся Парк.

– Пойду я! – Мик хмурился, готовый отбить любые возражения.

– Как хочешь, – Парк лениво зевнул, одновременно перебрасывая выключатели на пульте. – Анита гибче, а норка-то – тесновата. Все. Он гребет назад. Скоро, ребята. Скоро.

Мик включил приемник.

«…Свобода – наше кредо! Решимость и твердая воля – наш капитал! Добавьте единство народа и получите великую Эгваль! – рокотал в динамике низкий, хорошо поставленный голос.

– Проповедник сраный… Добавьте пуд тротила и получите фарш из президента Солтига.

Парк отложил пульт в сторону, потянулся. Предложил:

– Пожевать бы…

Пока Анита разогревала консервы на электроплитке, Парк поинтересовался у Мика:

– Чего-то ты злой. В нашем деле это вредно. Или все студенты такие?

– Фальшь. В словах фальшь. В делах. Терпеть ненавижу! – Мик все больше распалялся, но Парк мягко осадил его:

– Погоди. Дыши глубоко и медленно. Теперь продолжай.

– Солтиг. Демократ. Свободолюбец. Его Объединенные стратегические – самая настоящая тирания. Лучше всеобщий бардак, чем такое.

– ОСС пока существуют на бумаге, успокойся. И не успеют пустить корни. Движение остановит его.

Мик улыбнулся каламбуру.

– А как ты, Парк, пришел в «Движение»? – он по детски радовался ответной шутке.

– Не люблю, когда меня считают идиотом, одним из массы. Наш молодой пастырь решил, что лучше знает, чего надобно овцам. Так вот, я – не агнец бессловесный. И не только я…

– Заткнитесь и лопайте! – Анита поставила тарелки на деревянный ящик, бывший три дня назад упаковкой «крота».

Ели молча. Слабое гудение постепенно нарастало, висело в воздухе дрожью пылинок в свете тусклой лампочки. Анита управилась с обедом, вздохнула, запрокинув бледное лицо к покрытому ржавыми разводами потолку.

– Когда убили отца… это вранье, что он покончил с собой при аресте… мама три дня все молчала, потом собралась и уехала в Майю. Она всегда была чуточку наивной. Жаждала обелить отца… вернуть его доброе имя. Добивалась встречи с Солтигом, он ее не принял, разумеется. Ее гоняли из кабинета в кабинет, от одного чинуши к другому… откровенно издевались – наглые победители. От таких отец пытался защитить страну…

Парк сочувственно помалкивал, а Мик спросил:

– Он кто был, отец твой?

Анита не ответила, как не слышала.

– Мама вернулась ни с чем, страшно усталая. Я все боялась, что с ней сделают что-нибудь, что… я ее тоже никогда не увижу. Но она вернулась. Слабо улыбнулась мне с порога, она всегда была красивая, моя мама… и в пятьдесят два. «Голова болит», – сказала… и все. Она лежала на полу в прихожей, я кричала, выла от горя… Врач «скорой», утешая меня, сказал, что мама умерла мгновенно. А я решила, что не будет жить и этот человек…

– Личный мотив, – подытожил Парк. – Сильнейший из всех.

Он быстро схватил пульт и вибрация, от которой уже сводило зубы, стихла.

– Идеальная траектория. Вылезет вот здесь, – Парк показал на стену в трех метрах от входа в тоннель.

– Идиот! – вскипел Мик, – Ты же мог вход порушить!

Парк почесал живот.

– Я свое дело знаю. Как ты свое.

Три дня назад они вскрыли здоровенный ящик, сняли упаковку, и Мик перевел им с тонгоинструкцию по наладке и запуску «малого агрегата для проходки мягких грунтов». «Крот» не рыл и не буравил землю, а раздвигал ее вокруг себя, уплотняя при движении. Получавшийся тоннель мог просуществовать достаточно времени, чтобы протянуть сквозь него, к примеру, тепло- или электрокоммуникации. Или доставить в нужное место заряд взрывчатки.

– Два часа отдыхаем, копим силы, – скомандовал Парк.

– Потом я иду, – торопливо вставил Мик.

Они растянулись на надувных матрацах, расслабляя усталые тела, как делали не раз на протяжении трех последних дней. Мик легонько царапнул локоть Аниты длинным ногтем на мизинце.

– Слышь, Анита, хочу тебе сказать…

– Не нужно.

– Я серьезно.

– И серьезно не нужно. Мы себе не принадлежим.

Парк густо всхрапывал. Мик обиженно повернулся набок, спиной к Аните.

– Зря злишься, – тихо сказала она. – Ты молодой…

– И ты, – глухо отозвался Мик. – Правда, Анита. Нипочем не сказать, что ты старше меня.

– Спасибо. Спи.

– Я готов! – в Мике не чувствовалась усталость.

Парк возился с радиовзрывателем, мрачно бурча:

– Отчего мы дерзкие, прыткие такие?

Поднялся.

– Созданная Солтигом охранка еще не переросла опереточную стадию. Играют в шпионаж и контршпионаж. Агенты ОСС узнают друг друга по особому, тайному признаку.

– Какому? – в Мике проснулось любопытство.

– А покажи-ка руку, мальчик! – рявкнул Парк.

– Ты… что?!

Он яростно бросился на Парка, тот перехватил его руку, хрустнула кость, Мик дико вскрикнул.

– Я твой коготок давно приметил, гад, – прохрипел Парк.

Мик коротко вздохнул и стал оседать. Парк спрятал стилет, невесело глянул на ошеломленную Аниту.

– Черт, гнусно как вышло. Он не зря поперед рвался – заложенная им бомба не взорвалась бы никогда. Идешь, Анита?

– Да, – коротко ответила она.

Наколенники. Налокотники. Перчатки со светошариками. Кислородная маска. Парк, кряхтя, задвинул тележку с бомбой в узкий лаз, на ровных местах Аните придется толкать ее перед собой.

В тесной бесконечной трубе пахло могилой. Стенки ее были твердыми и очень гладкими на ощупь. Глаза скоро привыкли к темноте, и в слабом свете перчаток Анита различала впрессованные в твердый до каменности грунт настоящие камешки, обломки кирпича и керамики и какие-то металлические фрагменты. Говоря языком археологов, культурный слой в центре Майи – столицы Эгваль был очень мощным. Твердь внизу, твердь с боков, твердь сверху. Парк так спроектировал и провел трассу, что она шла под слабый уклон, и легкий толчок заставлял тележку прокатиться вперед метра на три, четыре, пока ее колеса не тормозились микроскопическими неровностями стенок тоннеля.

Путь выровнялся и, вроде бы, принимал постепенный наклон вверх, а стенки тоннеля казались вязкими. Анита уперлась теменем в оклеенную мягким «задницу» тележки, с усилием задвигала локтями. Застряла. Вверху проходит теплотрасса, ее трубы дают течь. Узкая кишка, в которой сейчас бьется Анита, может мигом «схлопнуться», похоронив ее заживо. А до места, где «кротовая нора» поворачивает, и где Анита могла бы развернуться и, оставив позади себя заряд, ужом ползти обратно, оставалось еще метров десять.