«Ника-2» делал пятьдесят километров в час, хотя мог разогнаться и до двухсот. Тогда на его палубе людям находиться было бы невозможно. Корман, осторожно поворачивая голову, попробовал сосчитать мятежников. Пять, нет семь…
– Без вас – тринадцать… Кончайте вертеть башкой.
Она откровенно издевалась над его «тайными» ухищрениями.
Вынула из рукава блестящий маленький стилет, взяла отвергнутую Корманом одежду и аккуратно срезала с нее знаки различия.
– Надевайте, не выпендривайтесь. Будете никто, а я-то маршалом вас хотела сделать.
К этому времени Корман изрядно продрог, и без лишних споров натянул ставшую нейтральной одежду. С удовольствием ощутил, как согревается тело, но холод в душе не проходил.
– Эй, послушайте!
– …Да?
– Мне вас жаль. Вы знаете, как казнят в газовой камере?
– Как?
– Вас крепко привяжут к привинченному к полу стулу. Рядом со стальной ванной с серной кислотой. В потолке откроется люк и оттуда в нее упадет таблетка цианистого натрия. От химической реакции появятся пары синильной кислоты. Вам надо будет сделать резкий, глубокий вдох – тогда все закончится быстро. Но… если станете бороться за жизнь, задерживать дыхание… Страшная головная боль. Рвота. Судороги. Полчаса мучений гарантированы.
Она молча выслушала его тираду, не выразив ни гнева, ни испуга.
– Я постараюсь все сделать правильно.
Корман не нашелся с ответом. Черт бы ее побрал! Спокойна и терпелива, как учительница со школьником-оболтусом. Всерьез вообразила себя командиршей. Взять даже то, что вокруг все сидят, либо лежат на палубе, а она одна расхаживает с гордо поднятой головой.
Поймал себя на мысли, что она в самом деле неуловимо напоминает его первую школьную учительницу. Так же молода, строга и… временами снисходительна.
Она вновь уселась на палубу рядом с ним.
– А жалеть меня, Корман, не нужно. Я вас не пожалею, и вы меня не жалейте.
Замолчала, подставив лицо ветру. Корман рассматривал ее, не таясь; она ничем не показывала, что такое внимание ей неприятно… или напротив, льстит.
Нет сомнений. Это она. «Любовница миллионов». Доступная всем – на экранах видео. И никому – в жизни. Даже тот, кто был с нею близок, может ли сказать, что на самом деле, узнал и понял ее?
Нина Вандерхузе.
Корман очнулся от тяжелой дремоты, когда «Ника-2» стал маневрировать, поворачиваясь, как флюгер, насаженный на ость. Впереди лес стоял плотной стеной, она стремительно надвигалась… так что хотелось зажмурится. Корман смотрел, не отрываясь. «Ника-2» развернулся на три четверти полного оборота, и струя воздуха, отбрасываемого винтами, частично тормозила его гибельное движение. Одновременно выталкивая судно влево. Корман перевел дух.
Описав широкую дугу, катер теперь шел вдоль кромки леса. Вот в сплошной зеленой стене открылась широкая прогалина. Правый разворот был выполнен с таким же рисковым мастерством. Скорость упала; сейчас, при желании, можно было спрыгнуть на землю, не рискуя свернуть себе шею. Еще немного, и рев двигателей смолк. Приехали.
Опустили сходни, и Корман, пошатываясь, сошел вместе со всеми. Миз Вандерхузе взяла его под руку.
– Столица сопротивления, генерал.
Нашла, чем хвастать. Множество палаток. Натянутые без особого умения маскировочные сети. Людей здесь… тысяча или около того. Все в форме, все при оружии. Все молоды и глупы. Плохо обучены.
Молодой, красивый абориген, что ни на шаг не отходил от миз Вандерхузе, опять вился рядом. Она показала на Кормана.
– Ао! Пусть генерала устроят, накормят. После приведете его ко мне.
Кормана отвели в палатку, принесли поесть. Густая мясная похлебка оказалась вкусной. Проголодавшемуся Корману пришлось сделать над собой усилие, чтобы отобедать с достоинством. Аппетит не перебивало даже то, что Ао, с еще двумя вооруженными идиотами, не спускали с Кормана глаз.
– Отдыхать час, – сказал Ао, и троица оставила его. Наверное, караулили снаружи.
Корман растянулся на набитом сухой травой тюфяке. Голова была тяжелой, но сон не шел. Как можно было так опростоволосится? В том, что его военная карьера погибла безвозвратно, Корман не сомневался. Хотел взять в плен предводительницу повстанцев, женщину не бесталанную, но в делах житейских мало что смыслящую. А вместо увядающей бывшей знаменитости встретил… Кого? От этой женщины исходит спокойная, злая сила. И выглядит она заметно моложе, чем он ожидал…
– Хватит спать. Вставай! – Ао слегка пнул его ногой.
Стиснув зубы, Корман встал. Нельзя позволять себе злиться. Сейчас никак нельзя.
Вышел наружу. Вечерело. Накрапывал дождь. Мрачная погодка. Также мрачно и тоскливо было на душе у Кормана, пока его вели узкой тропой. Вверху, сквозь прогалины в листве проглядывало клубящееся грязно-серыми облаками небо.
Проблеск света от солнца, клонящегося к закату среди сонма туч, осветил тропу и через минуту угас.
В большой палатке, при свете тусклых флуор-фонарей, Нина Вандерхузе держала военный совет. Коротко глянула на Кормана, представила:
– А это – Корман. Генерал, попавший в наши руки, как малое дитё…
Переждала несколько секунд веселого оживления среди собравшихся. Кивнула Корману. Можно сесть.
Корман сел на пододвинутый кем-то ящик; а что оставалось делать? Больше миз Вандерхузе не обращала на него внимания. Корман, сперва недоумевающий (зачем-то его сюда притащили?), потом обозленный, стал прислушиваться к разговорам.
Обсуждался, ясное дело, план, как быстрее драпать. Ничего у них не выйдет, подумал Корман. Надо было раньше отрывать задницы от насиженных мест. Завтра войска адмирала Геллы закроют бандитам последний коридор для отступления.
– Вот здесь! – миз Вандерхузе ткнула в карту пальцем с обкусанным ногтем. – Линять надо, пока затычку не вставили.
Она точно угадала единственный путь к спасению! Корман держал каменное выражение лица, но про себя восхищался ею. Спокойна. Собрана. Сдержанно-иронична. Рукава рубашки закатаны, чтобы видели свежую повязку. Знает, на каких чувствах мужчин надо играть. Кто любит меня, за мной!
– Есть известия о Даниэле?
Мгновенная тишина, потом Ао ответил:
– Со вчера нет, Спутница. Последнее: бомбить начали. Связь оборвалась. Повелитель драконов больше не отвечает. Никто не отвечает. Очень жаль.
Миз Вандерхузе на миг опустила голову на сведенные вместе и сжатые в кулак руки. Потом как очнулась:
– Ожидание – десять часов. И уходим.
Корман мысленно выругался. Сентиментальная дура только что подписала смертный приговор себе и всем остальным…
– Уходим… Уходим… Уходим!.. – шелестели голоса в густеющей тьме. Или это листва вековых горий шумит под ночным ветром? Он летит над молчаливыми лесами и равнинами Суора. А печальная Минна льет на них серебряный свет.
Генерал Корман никогда в жизни не ездил на стиксе. Сильный, добрый, насмешливый зверь это понимал. И шел плавно и осторожно, чтобы неумелому наезднику было легче держаться на нем. А езда на неоседланном стиксе – это еще та задачка. Корман терпел стоически, но про себя проклинал все на свете.
Миз Вандерхузе на своем стиксе держалась рядом, слева от него. Он видел ее смутной тенью, но и этого было достаточно. Прекрасная посадка, гордо поднятая голова. Где так научилась?
Она издала странный горловой звук и ее стикс довольно заворчал в ответ. Нина Вандерхузе говорит на «яндж»? Невероятно. Невозможно.
Ее стикс замурлыкал, повторяя одни и те же три тона и миз Вандерхузе тихо рассмеялась.
– Он сказал, что давно не видал такого недотепу. Это про вас, мой генерал.
Тон уничижительного презрения замечательно ей удавался. Так разговаривают с недостойными, ни к чему не пригодными людьми. Корман решил не отвечать. За что она его ненавидит?
«Да!.. Ненавидь его. Сильнее. Ярче. Всей душой. Нелепого, жалкого человечишку, как только земля таких носит. Ненавидь. Вот так. Хорошо. Ты ненавидишь и это правильно. Храни, лелей ненависть к нему, твоему генералу, который желает тебе только добра. Ненавидь. Ибо стоит тебе полюбить, как его не станет. Как не стало всех тех, кого ты любила раньше…»