— А что об этом думает Тенгиз?
— Тенгиз уверен — их семья слишком сильна, чтобы Столетник решился воевать с ними. Тенгиз вообще страдает манией величия.
— А Давид?
— Ему просто не приходит в голову, что вор может просто так убить вора. И конкретно, что Федор Столетник может покуситься на жизнь его, Давида Кунадзе, с которым они вместе сидели и вместе «держали» зону. Дато думает так: в худшем случае, если они не договорятся, Столетник ограничится официальным объявлением войны Кунадзе. А дальше уж пусть подставляются под пули рядовые бойцы. Давид считает: война — дело «пехоты».
— Хорошо, Витя, расклад мне ясен. Но что мы с него имеем?
— Имеем следующее. Помнишь, я сказал твоей Миле: Юрка Клещ не сможет разыскать Тенгиза ни сегодня, ни завтра? Знаешь, почему? Тенгиз сейчас в особняке у Дато и будет там до самой завтрашней «стрелки». Клещ — слишком мелкая сошка, чтобы знать адрес Давида. Оба Кунадзе и Вахтанг Шаликашвили нынче очень заняты — обсуждают различные варианты возможного соглашения со Столетником. Но саму вероятность стрельбы они исключают. Поэтому собираются взять с собой демонстративно мало охраны. Давид берет двух своих постоянных телохранителей, а Тенгиз — меня и еще одного человека по моему выбору. Со мной поедешь ты.
— Но почему?! — удивился Север.
— Завтра мы спасем Кунадзе от пуль столетниковских бойцов. Давид — позер, как и все грузины. Тебя он не знает. За спасение своей жизни он предложит исполнить любое твое желание, все, что в его власти. Ты попросишь себе в жены Милу, сначала не называя ее имени. А когда Дато даст слово, назовешь. Тенгиз, конечно, взбеленится, но против отца пойти не посмеет. И ты заберешь Милу из борделя.
— Не понимаю, зачем нам с тобой вообще ввязываться в эту разборку. Пусть Столетник кончает Кунадзе…
— Ага. А значит, и меня, — усмехнулся Чекан. — Мне-то так и так ехать…
— Все, я врубился, извини. Но объясни еще одно: как спасение Кунадзе сочетается с твоим планом их ликвидации?
— Очень просто. Завтра мы их спасем. А после уничтожим по одному, включая Вахтанга. И свалим все на Столетника. У Давида есть родной брат Нодар. Тоже вор в законе, но живет в Грузии. Нодар обязательно приедет разбираться, кто пришил его родню. Поэтому мы должны быть вне подозрений. Если хотим жить спокойно… и вообще жить.
— Зачем тебе я?
— Одному мне не справиться. А у тебя нет выбора, Север… если ты действительно любишь свою Милу. Да и потом… Ты мне очень помог. Я хочу помочь тебе. Я считаю тебя своим другом. Последним другом, который у меня остался. Кроме Лиды, конечно.
— Ладно, Витя, понял. Но у меня еще один вопрос. Что мы будем делать, если Столетник завтра все же не нападет?
Чекан пожал плечами.
— Это — худший из вариантов. Тогда нам придется после окончания переговоров на месте положить Тенгиза, Дато и его охранников. И попробовать свалить все на Столетника. Но повторяю: я почти уверен — Федор нападет. Все расклады свидетельствуют в пользу этого.
— Что ж, тогда по рукам. Как пишут в дешевых пиратских романах, спина к спине у мачты.
— По рукам! — Чекан протянул руку, Север крепко пожал ее.
— Поеду я… Мила ждет. — Белов грустно улыбнулся.
— Ее трахнули на «субботнике»? — спросил Витька сочувственно.
— Трахнули… — с трудом произнес Север. — Буквально истрахали всю… Скоты… И я ничего не смог сделать… А главное — она наслаждалась этим скотством…
— Мерзко тебе теперь?
— Мерзко… но не она мне мерзка, нет… Очень боюсь за нее, боюсь, что опять пойдет по рукам… Не знаю, как я смогу это вынести…
— Если любишь — вынесешь. Да и не пойдет она по рукам… если, конечно, любит тебя.
— Все равно страшно…
— Представляю… Если б Лидку трахали на моих глазах, я бы, наверно, сразу сдох. Сердце бы лопнуло… Понимаю тебя, Север. Впрочем, раз ты выдержал сегодня, значит, ты сильный. И сможешь удержать Милку.
— Сильный… Говоришь, ты понимаешь меня… Трудно такое понять. У тебя-то небось с Лидой все хорошо…
— В каждом дому по кому, Север…
— А у вас-то какие проблемы? — удивился Белов.
— Каждому свое. Лидка, например, до сих пор держит меня на расстоянии. Но все равно она — сокровище…
…Едва Север позвонил, Мила тотчас открыла дверь и бросилась ему на шею.
— Пришел, пришел… — горячо шептала она. — Господи, как я боялась!..
Вдруг девушка резко отпустила его и, потупив взгляд, отступила в глубь квартиры. Белов последовал за ней.
— Что с тобой? — спросил он тревожно. — Что-то случилось?
Мила подняла полные слез глаза.
— Ты презираешь меня?.. За сегодняшнее?..
— Н-нет, — через силу произнес Север, вспоминая пережитый ужас. — Я… Мне было очень больно… Очень! Но не за себя — за тебя… Мне хотелось растерзать их… А ты… Это была не ты…
— Это была я, не обольщайся, — горько усмехнулась Мила. — Я ведь все понимала, отдавала себе отчет… Но поделать с собой ничего не могла. Вот так, малыш… Вот так.
— Бедный ты мой ребенок… — прошептал Север смутно знакомую им обоим, пришедшую откуда-то из прошлой жизни фразу.
— Что?! Что?.. — вздрогнула Мила. — Ты готов меня принять… с этим?!
— Глупенькая… — тихо сказал Север. — Я же не выбираю. Бог давно все решил. А нынче еще и судьба вмешалась… Витька предложил мне такое дело!.. Если мы его сделаем, ты будешь уже не проститутка! Ты будешь моя жена!
— Жена?..
— Жена, любовница, наложница — как угодно! Моя женщина, неприкосновенная для кого бы то ни было, кроме меня!
— Значит, не уезжаем… — выговорила Мила отрешенно.
— Пока нет. Надо обеспечить свою дальнейшую безопасность. Завтра мы с Чеканом едем на разборку…
— На разборку?! И это ты называешь безопасностью?! Тебя убьют за чужие деньги! Не хочу!
— Милка… Я видел, что бывает с тобой, когда накатывает твоя нимфомания. Теперь уже я боюсь. Ты должна в будущем жить спокойно. Чтобы выздороветь окончательно. Кстати, ты пробовала лечиться?
— Пробовала. Меллерил глотала лошадиными дозами. Оглушишь себя… а сны все равно эротические… и все равно хочется… Болен мозг. Я пробовала даже гипноз, но он вообще на меня не действует. Единственное мое лекарство — ты. Но я не хочу, чтобы ты ради меня рисковал жизнью!
— Лучше уж я один, чем ты или мы оба.
— Погибнешь, мне тоже не жить… Север! — Мила вскинула глаза. — Скажи, зачем я тебе? Столько баб кругом… Станешь богатым — любая девка твоя… Зачем тебе шлюха, да еще такая грязная?
— Идиотка… — мотнул головой Север. — Вот идиотка! Люблю я тебя, пойми, люблю!
— Наконец-то произнес! — выдохнула Мила восторженно. — Наконец-то ты это произнес, дорогой мой, любимый мальчик, солнце мое! Наконец-то признался в любви — мне, проститутке, нимфоманке, гадине, твари! После всего, что видел! Господи! Теперь мне ничего не страшно! Слышите, ничего! — выкрикнула она куда-то в сторону окна. — Я одолею болезнь! С тобой — одолею! Теперь мне легче умереть, чем изменить тебе! Боже, Боже, помоги нам, слабым грешным детям твоим! — Она истово перекрестилась и тут же бросилась к Северу. — Возьми меня, я твоя, навсегда теперь только твоя, навсегда!..
…Если б Мила знала, как она ошибается!..
15
Уже было далеко за полдень. Север с Милой лежали, курили и разговаривали.
— Оказывается, Чекан совсем другой, чем казался… — задумчиво сказала Мила. — Не знала…
— Думаю, мы подружимся, — Север встал, оделся. Он уже спешил.
…Кафе, где была назначена «стрелка», находилось в стороне от жилых корпусов и снаружи выглядело совершенно пустым. Но несколько шикарных лимузинов, припаркованных рядом, опровергали это впечатление.
Первым в двери, предупредительно распахнутые двумя швейцарами, вошел Давид Кунадзе. За ним следовала его личная охрана — два огромных грузина, бывшие борцы-вольники. Следом шел Тенгиз, сопровождаемый Севером и Чеканом.
Зал кафе был почти пуст, лишь посередине стоял стол, за которым восседал пожилой худощавый мужик, явно русский, но лицом напоминавший чеченца. Это и был Столетник. Сзади маячили шесть мордоворотов.
