Сыч ничуть не сомневался, что операция по захвату Астры и последующей ликвидации Белова пройдет успешно. Мысленно блатняк уже примерял лавры героя, услужившего самому Столетнику, и «корону» вора в законе.

Вызов оказался вполне обычным: позвонили и достаточно вежливо, насколько позволял умственный уровень «быков», попросили привезти Астру. Север ничего не заподозрил. Он кивнул жене и отправился к машине.

«Адрес» тоже не вызывал подозрений. Обычная квартира, обычные тупые бандитские морды. Четверо. Незнакомые.

— Работай… — со вздохом сказал Север Миле, уходя.

— Что-то одеваться ты стал плохо, Игнат! — посочувствовал Белову «бык», проводивший его до двери и вручивший деньги. — Аль заработки упали? Мало платит Шаман?

— Просто мне так удобнее, — ответил Север. — Вначале хозяин требовал, чтобы я носил костюм. Для солидности. Теперь не требует — фирма встала на ноги. Вот я и хожу как хочу.

Последнее время, даже выступая в роли сутенера, Север надевал свою обычную боевую форму. Так он чувствовал себя комфортнее, а опознать его как Шамана все равно никто не мог, несмотря на одежду.

Белов вышел на улицу, сел в кабину джипа. Теперь потянутся долгие, томительные часы тревожной тоски. Милку заказали до утра. Даст Бог, она уделает этих бугаев раньше. А не сможет — придется караулить всю ночь…

Мила, жадно ждавшая секса, помутневшими глазами обводила клиентов. Но те почему-то медлили начинать забавы.

— Сыч снял хату на сутки, — сказал один из бандитов другому. — Третий этаж. Это он зря. Проще было бы первый.

— Не нашел сразу, — отозвался тот. — Подвернулась эта. А нужно было срочно. Ничего, справимся.

Говоривший встал из-за стола, схватил Милу, рывком привлек к себе. Ну вот, начинают наконец, подумала ничего почти уже не соображающая от наплыва похоти девчонка. Но блатняк вдруг коротко и резко ударил ее в челюсть. Тело Милы дернулось и обмякло.

— Давай, Гоша! — приказал ударивший второму бандиту.

Гоша вытащил приготовленный заранее тонкий нейлоновый канат.

— Я спущусь первым, — заявил он, — буду принимать девку. Макс, Вадим, держите веревку. Годится, Бугор?

Оглушивший Милу парень кивнул.

Макс и Вадим спустили канат в окно до самой земли. Его конец бандиты крепко держали вдвоем, Гоша быстро скользнул вниз.

— Теперь девку! — приглушенно крикнул он, уже стоя в палисаднике.

Окна квартиры выходили на сторону, противоположную входу в подъезд, поэтому Север из машины не мог видеть этих манипуляций.

Милу обвязали канатом, пропустив его под мышками, и осторожно опустили бесчувственное тело на руки Гоше. Затем слез Вадим.

— А как же ты, Бугор? — спросил уходивший предпоследним Макс бригадира, державшего для него канат.

— Ничего! — усмехнулся тот. — Спрыгну. Что такое третий этаж для славного советского десантника?

Спустив Макса, Бугор выбросил следом веревку и выпрыгнул сам. Подхватив легкое тело проститутки, бандиты устремились через палисадник к автомобилю.

Очнувшись, Мила никак не могла понять, куда она попала. Сырые, в мокрых потеках стены, какие-то трубы, глухое окошко под самым потолком, тусклый электрический свет… Девчонка огляделась. Напротив нее стоял неприятно улыбающийся азиат, сжимавший странного вида кнут с короткой толстой рукояткой, и русский мужик явно блатного вида. Сама Мила, абсолютно голая, была привязана к толстой трубе посреди помещения. Четверо похитивших Астру бандитов гужевались по углам.

— Что вам от меня надо? — спросила Мила, преодолевая тошноту и боль в затылке.

— Я Сыч, — вкрадчиво произнес блатной. — Слыхала? А это мой главный заплечных дел мастер. Его зовут Алим. — Уголовник хлопнул азиата по плечу.

— А я — Астра! — усмехнулась Мила. — Проститутка. Даю всем, кому не лень. Дальше что?

— Ты не Астра, девочка! — сказал Сыч ласково. — Твое имя Мила. Фамилия — Белова. И твой брат Шаман — вовсе никакой не Шаман и не брат. Он — твой муж Север Белов!

— Ага. Это ты расскажи Фраерману! — фыркнула Мила.

— Кому? — не понял Сыч.

— Фраерману. Или Хабибулину. Или Асламову. Или любому подобному же придурку. Может, кто и поверит.

— Почему?.. — опешил Сыч.

— Инородцы — они вообще склонны верить любой дешевой байке. Например, что они умнее русских. Инородцы да блатные — самая тупая и мерзкая категория населения России. Что те чурки, что эти, — издевалась Мила.

Глаза Алима налились кровью. Сыч побагровел.

— Вот что, девка, — рявкнул он зло. — Времени у меня мало. Ты должна рассказать мне, где прячется твой мужик. Север Белов. Ты в любом случае расскажешь все, что я захочу. Так лучше не задерживай.

— Ага. Отсоси у дохлой обезьяны. Ща, рассказала! — Когда Мила хотела, она могла быть оскорбительно груба. Ее слова и тон хлестали самолюбие собеседника не слабее, чем Алимов бич — тела жертв.

— Сука! Проститутка вшивая! Подстилка сортирная! — Сыч буквально брызгал слюной. — Все ты мне скажешь! Запоешь канарейкой!

— Канарейки не поют, дегенерат, — бросила Мила спокойно. — Поют кенари. Только такой ублюдок, как ты, может этого не знать. Где тебя мать рожала? Небось на помойке нашла? В яме с дерьмом?

Сыч сжал кулаки, заскрипел зубами, но страшным усилием воли взял себя в руки.

— Приступай, Алим! — приказал он.

Сладострастно осклабившись, Алим развернул бич. Сыч отошел подальше, чтобы кнут ненароком не задел его. Азиат крутанул свое оружие в воздухе, примериваясь, и наконец с маху опоясал обнаженное тело девушки. От крика Милы, казалось, лопнут барабанные перепонки.

— Еще или достаточно?! — прошипел Сыч. — Будешь говорить?

— В рот возьми, пидор! — хрипло выкрикнула Мила. — Чмо парашное!

Едва сдерживаясь, Сыч срывающимся от ярости голосом проговорил:

— Давай, Алим, по полной программе! Пока сама не попросит выслушать ее!

Алим радостно ухмыльнулся. Бич, издавая шипящий свист, замелькал с неуловимой для глаза скоростью. Кнут терзал тело Милы, оглушительно чмокая, вспарывая кожу и мясо почти до костей. Но любые звуки просто тонули в крике жертвы.

Миле казалось, что она вот-вот умрет. Боль была не просто невыносимой — адской, запредельной. Острыми иглами вонзаясь в мозг, она не давала провалиться в спасительное беспамятство. Хотелось одного — умереть скорее, чтобы это все кончилось.

— Козлы порченые! Петухи топтаные! Чмошники! Дерьмоеды! Вафлеры! — сипло кричала Мила. — Убейте меня, убейте, суки позорные! Бакланье! Сосалы камерные!

Она выкрикивала самые страшные для уголовников оскорбления, надеясь, что они не выдержат и прикончат ее. Выйти отсюда живой Мила не рассчитывала. Но точно знала: Севера она не выдаст. Пусть блатные делают что хотят. Скорей бы смерть…

Алим работал с наслаждением. Сладострастие искажало его физиономию дебильными умильными гримасами. Он почти любил эту девку, такую стойкую, такую упорную, и тем самым позволявшую ему испытать состояние, близкое к оргазму. По лицу азиата было видно — Алим готов кончить прямо в штаны.

Наконец Мила потеряла сознание.

— В чем дело, Алим? — спросил Сыч, останавливая пытку. — Почему она молчит? Может, не знает ничего?

— Знает, хозяин! — заверил азиат. — Просто упрямая. Кто не знает — ведет себя по-другому, просит, умоляет. Эта — нет. Она надеется выдержать. Пусть надеется! — Алим хохотнул.

— Облейте ее рассолом! — приказал Сыч «быкам».

Те притащили ведро рассола и окатили Милу с ног до головы. Девушка застонала, очнулась, подняла безумные от боли глаза.

— Ничего не скажу… — прошептала она. — Говно блатное… Шаман всем вам кишки выпустит…

Даже находясь в состоянии, близком к помешательству, Мила не позволила себе произнести имя «Север».

— Продолжай, Алим! — распорядился Сыч. — Никуда телка не денется. Скажет.

Через некоторое время азиат устало опустил бич.

— Все, хозяин… — потерянно произнес он. — Я такого еще не видел. Если она молчит до сих пор, то будет молчать и дальше. Бич через пять минут делает человека либо рабом, либо… даже не знаю, как назвать. Богом, способным перенести что угодно. Но, признаться, подобное я встречаю впервые.