Готлиб ночевал по разным местам, и они отправились поискать помещение. Случай привел их к Гебелю, который все подыскивал себе помощника, и дело сладилось.
XVI
Ночью не удалось спать. Весь город наполнился шумом и гулом. Через все заставы беспорядочной массой проходили обозы, артиллерия, везли раненых, шла пехота, ехала кавалерия. Скоро все улицы наполнились отступающими войсками. Поднялся настоящий хаос. Обозы загораживали дорогу войскам. На некоторых улицах и аллеях образовались такие пробки, что не было возможности пройти даже одинокому пешеходу. Крики и ругань стояли в воздухе. И вся эта масса беспорядочными шумными потоками с разных улиц текла главным образом к единственному постоянному каменному мосту через Эльстер – линденаускому. На мосту был сущий ад. Никто никого не слушал. Солдаты не обращали никакого внимания на приказания офицеров.
Сам император долго блуждал по улицам, отыскивая свободный проход, и только с величайшим трудом перебрался через мост.
Его не узнавали!
А отступавшие войска все прибывали и прибывали, тесня передние, не успевавшие переправляться. И едва загорелась заря, загремели орудия и снаряды стали рваться на улицах города.
В домах предместья было опасно оставаться. Все высыпали на улицу, бросив на произвол судьбы свое имущество, боясь быть заживо погребенными под развалинами своих домов.
Отступавшими войсками овладела паника. Обозы были брошены, они загородили собою улицы. Брошены были и орудия. Кавалеристы пробивали себе дорогу среди своих… В отчаянии и ужасе метались мирные жители, нигде не находя прикрытия. Обезумевшая лавина войск все давила на своем пути, а на берег реки все чаще и чаще падали неприятельские снаряды.
У всех застав кипел отчаянный бой. Арьергард французской армии напрягал последние силы, чтобы дать возможность отступить остальным. Союзники ворвались в ворота св. Петра. Охранявшие их баденские войска в самый критический момент изменили Наполеону и перешли на сторону союзников. Неприятельская кавалерия уже показалась на улицах Лейпцига, где закипел рукопашный бой. Казалось, цветущий и богатый город будет обращен в развалины.
Старик Гебель выбежал как безумный на улицу и, не слушая Гардера, успокаивавшего его, бросился прямо к реке. Очевидно, он надеялся вместе с отступавшими французами перейти по временному понтонному мосту. Но как раз в эту минуту у моста разорвался, снаряд… Толпа отхлынула, давя друг друга. Гебель был сбит с ног, и в адском шуме его голос замер под копытами прокладывавшей себе путь кавалерии.
Из всего своего имущества Готлиб захватил только свою скрипку и с Гертой и Рыцарем нашел себе убежище за каменной стеной разрушенного дома. Тут уже была порядочная толпа преимущественно женщин и детей. Дети громко плакали, женщины молились…
Последнее сопротивление арьергарда было сломано. И на плечах французов союзники ворвались в город, тесня неприятеля к реке. От дождей река вздулась, и темные волны Эльстера зловеще шумели под дыханием холодного осеннего ветра.
Князь Понятовский, только что в этот день произведенный в маршалы, и герцог Тарентский руководили лично обороной, находясь на самых опасных местах…
И вдруг, покрывая грохот орудий и крики, и шум битвы, раздался чудовищный взрыв… Это преждевременно был взорван заминированный французами линденауский мост.
Туча камней, повозки, лошади, люди темной массой взлетели на воздух и тяжело упали в волны.
Людьми овладело безумие. И лошади, и люди, толкая друг друга, бросались с высокого берега в темные и быстрые волны Эльстера.
Теснимые со всех сторон, Понятовский и Макдональд старались удержать обезумевших людей, но все было бесполезно…
Надо было спасать себя. Уже неслись на них с диким воем казаки.
И оба маршала, повернув коней, бросились с крутого берега в бурные волны реки, покрытой обломками телег, утопавшими людьми и лошадьми.
Град пуль посыпался на них с берега. Волны относили их вниз по течению. Измученные лошади фыркали и храпели, тяжело держась на воде. Понятовский почувствовал, что ранен. Он высоко поднял шпагу и закричал: – Vive l'empereur!
Вторая пуля ударила его около сердца. Он снова махнул шпагой и с возгласом: «Vive La Pologne!» – с прощальным приветом родине, которую он так любил и за которую умирал, склонился на бок и упал в темные волны…
Шляпа и плащ Макдональда были пробиты пулями, но он достиг другого берега…
Оставшиеся на этом берегу бросали оружие и сдавались тысячами.
Издали еще доносилась канонада, но в городе уже водворялось спокойствие. Страхи миновали. Не было ни разбоев, ни грабежей. Были только единичные попытки со стороны прусских и австрийских солдат, но назначенный комендантом Сакен сразу подавил их с беспощадной жестокостью.
Русские конные дозоры с офицерами объезжали город. По распоряжению Александра в город спешно были направлены обозы и устроена раздача пищи беднейшим жителям.
Во главе десяти драгун Семен Гаврилыч совершал объезд. Уже наступал вечер. Он медленно подвигался среди неубранных еще повозок в Гальском предместье. Наступал вечер. То здесь, то там виднелись разрушенные домики и догоравшие развалины. Толпы разоренных погорельцев беспомощно бродили около своих разоренных гнезд. Проезжая мимо, Зарницын останавливал лошадь и указывал, в каких местах города происходила раздача пищи. Вдруг откуда‑то из толпы с громким радостным лаем к нему бросилась огромная собака. Неистово лая, она прыгала около его лошади, словно стараясь допрыгнуть до всадника…
Что‑то знакомое вспомнилось Зарницьшу. Женский голос, словно испуганный, позвал:
– Рыцарь! Рыцарь!
– Фрейлейн Герта! – крикнул громко Зарницын.
– Это я, – ответил голос, и из толпы вышла девушка.
Зарницын спрыгнул с седла.
– Вы?! – в изумлении воскликнул он. – Вы! Но как вы попали сюда? А меня вы узнали? А что ваш отец?
Герта не успевала отвечать.
– Я вас узнала, господин Зарницын, – ответила она. – Скажите, а ваши друзья здоровы?
Мучительная тревога отражалась на ее лице.
– Здоровы, здоровы, и Новиков, и князь, и оба здесь… но, Боже мой, что с вами? – воскликнул Зарницын, видя, что девушка пошатнулась.
– Нет, нет, ничего, – торопливо ответила она, с глазами, полными слез. – Я так счастлива… Пройдемте к отцу.
Тут только Зарницын заметил, как бледна и похудела Герта и как убого одета… Его сердце сжалось. А когда он увидел старого, ослабевшего Готлиба, сидящего на обгорелых бревнах и прижимающего к груди заветную скрипку, он чуть не заплакал.
«Но они же, наверное, голодны», – с ужасом думал он.
Рыцарь словно обезумел от радости, по очереди бросаясь ко всем трем. Казалось, он понимал, что эта встреча принесла им счастье. Герта обняла его за шею и крепко поцеловала в голову…
Однако надо было что‑нибудь предпринять. Отдав свою лошадь драгунам и приказав двоим следовать за ним, он предложил Готлибу и Герте отправиться вместе искать ночлег. Готлиб смущенно попробовал протестовать, но Зарницын решительно заявил, что настало время отплатить за их гостеприимство.
В эти дни перед русскими офицерами гостеприимно открывались все двери… Главным образом потому, что напуганные бюргеры видели в них защиту от не в меру требовательных своих сородичей, пруссаков и австрийцев, на правах победителей даже не считавших нужным оплачивать гостеприимство…
Зарницын привел своих спутников в первую же хорошую гостиницу» Белый конь». Хозяин сперва покосился на оборванных постояльцев, но блестящая форма русского офицера и еще больше блестящее золото сделали его гостеприимнейшим человеком в мире. Заняв целых три комнаты и заказав лучший ужин, Семен Гаврилович тотчас послал одного из драгун в полк немедленно призвать сюда ротмистра Новикова.
Пока Герта приводила себя в порядок, Готлиб коротко рассказал Зарницыну о своих мытарствах и что знал о Герте.
– Фрейлейн Герта, да вы герой! – воскликнул Зарницын, встречая Герту.
