Князь крепко обнял Левона и расцеловал. Он даже не хотел ложиться спать, желая проводить племянника, но Левон настоял, чтобы князь пошел отдыхать.
– Мне будет легче, дядя, уехать одному. Долгие проводы – лишние слезы. Благодарю вас за все.
– Ну, как знаешь, – ответил князь. Он еще раз обнял племянника и ушел.
Левону действительно было легче не видеть князя… Вчера Новиков сказал ему, что готов ехать в любой час и только ждет его.
– Ну, вот я и разбужу беднягу, – невольно усмехаясь, подумал Левон.
Он заготовил рапорт в военное министерство, приказав отвезти его сегодня, велел собрать свой походный багаж и через час уже выехал из этого дома, где так много пережил за немного дней.
Было чудесное весеннее утро, когда Левон и Новиков выехали за заставу. Новиков зевал и хмурился. Бахтеев, наоборот, был нервно оживлен и без умолку говорил.
Недалеко отъехав от заставы, они увидели впереди роскошную карету с княжескими гербами.
– Кто бы это мог быть? – произнес Новиков.
– Посмотрим, ну‑ка обгони, – крикнул Левон кучеру.
До первой станции они ехали на княжеской тройке.
Их коляска быстро обогнала карету, и друзья успели разглядеть в окне бледное лицо» пророка» и княгиню Напраксину в темной шали.
– Кто кого похищает? – засмеялся Новиков.
Но Бахтеев нахмурился. Эта встреча показалась ему дурным предзнаменованием и пробудила в его душе много тяжелых воспоминаний…
«Скорей, скорей вперед! – с тоскою думал он, – туда, в неведомую даль, к неведомой судьбе».
– Гони вовсю! – громко крикнул он.
Ямщик привстал, гикнул, чистокровные кони рванулись, сильнее зазвенели колокольцы, и тройка понеслась, взметая за собой клубы пыли…
Часть вторая
I
Только что загоралась весенняя розовая заря над маленьким силезским городком Бунцлау, утопавшим в садах, едва покрытых молодой листвой.
В глубине просторного сада на крыльце небольшого двухэтажного дома показалась совсем юная девушка. Ей могло быть лет шестнадцать – семнадцать. Великолепные золотистые волосы ее, заплетенные в две тяжелые косы, падали ниже пояса. Темные голубые глаза, окаймленные черными ресницами и бровями, смотрели открыто и весело. Но в очертании ее полудетского рта и твердого подбородка виднелись энергия и решимость.
Огромная лохматая собака неопределенной породы с радостным лаем бросилась к молодой девушке.
– Тсс! тише, Рыцарь! – лаская собаку, произнесла девушка. – Тише, так ты разбудишь наших гостей.
Собака словно поняла слова своей хозяйки и замолчала, ласково виляя хвостом.
Девушка легко сбежала с крыльца, пробежала по саду к забору и, подпрыгнув, ловко ухватилась за его верхушку, подтянулась на руках и, поставив ноги на поперечный брус, нагнулась на улицу.
На улице было тихо и пустынно. Утренний ветерок слегка колебал русские и прусские флаги, украшавшие фасады домов и заборы.
В эти дни на маленький, никому раньше не ведомый городок было обращено внимание всей Европы. 6 апреля во главе главной армии в Бунцлау прибыли из Калиша русский император, фельдмаршал князь Кутузов со своим штабом и прусский король. Александр, встреченный, как и везде на своем пути, с восторгом и триумфом, остановился здесь на несколько дней, чтобы дать некоторый отдых главной армий, насчитывавшей, впрочем, в своих рядах, несмотря на громкое название» главной», немногим больше восемнадцати тысяч, и подождать известий от других отрядов, действия которых были согласованы с действиями главной армии, направлявшейся на столицу Саксонии Дрезден. Прусский корпус Блюхера передовыми отрядами уже занимал памятную Пруссии Иену, Геру и Плацен, сторожа дорогу в Гоф. Русский отряд Винцингероде находился в Лейпциге, действуя на сообщения вице – короля Евгения, и граф Витгенштейн раскинулся по берегу Салы. Между тем было получено известие, что французские войска сосредоточиваются между Вюрцбургом и Эрфуртом, угрожая союзному левому флангу со стороны Гофа.
Все это волновало государя, нетерпеливо рвавшегося вперед, и еще более старого, осторожного фельдмаршала. К этому присоединилась еще болезнь фельдмаршала. Он слабел не по дням, а по часам, уже не мог сесть на лошадь и с трудом сидел в коляске при въезде в город, едва отвечая на восторженные крики:
– Да здравствует» дедушка»!
– Да здравствует Кутузов!
Молодая девушка смотрела на пустынную улицу. Город просыпался. Издали прозвучала труба. Послышался со стороны лагеря рокот барабанов, ржание коней.
Молодая девушка была дочерью старого скрипача, учителя музыки Готлиба Гардера – Герта. Старый Готлиб вынужден был год тому назад покинуть Берлин, где у него были хорошие заработки, и поселиться в Силезии, так как навлек на себя подозрение французской полиции в принадлежности к тайному обществу Тугенбунд. Поселившись в Бунцлау, он кое‑как перебивался, частью грошовыми уроками, частью работами Герты – вышивками и шитьем. Скромный заработок давал им средства к существованию. Они арендовали на окраине города небольшой домик, верхний этаж которого обыкновенно сдавали.
В настоящее время жильцами старого Готлиба были трое русских офицеров, принятые как стариком, так и его дочерью с истинным восторгом.
Молодая девушка, стоя на заборе, тихонько напевала:
Durchmarshiren,
Einquartiren,
Alimenteren,
Requisiren,
Einscribiren,
Frauentfiiren,
Hausverliren,
Nichtresoniren,
Und doch illuminiren,
Das ist zum krepiren
[2].
В переводе современника, автора известных записок, сопровождавшего в походе императора Александра I статс – секретаря и адмирала А. С. Шишкова:
Мимо проходят,
Дай им постой,
Накорми да напой;
Тут тебя схватят,
В солдаты возьмут,
Жену уведут,
Весь твой скарб и дом
Опрокинут вверх дном,
Согнут тебя в дугу,
Все, все им в горло суй,
Молчи, – ни гу – гу,
И еще иллюминуй;
Ну, право, лучше смерть,
Чем это терпеть.}
Последние слова песни девушка пропела с особенным чувством, и в ее голосе послышались слезы.
– Браво, браво, фрейлейн Герта! – раздался за ней веселый голос. – Я и не знал, что вы так прелестно поете.
Девушка обернулась, слабо вскрикнула и, вся вспыхнув, неловко соскочила с забора и чуть не упала, от чего сконфузилась еще больше.
Перед нею в полной парадной форме стоял молодой русский офицер.
– Ах, господин Новиков! – воскликнула она, – как вам не стыдно подслушивать.
– Подслушивать, – смеясь, ответил Данила Иванович. – Сперва, правда, вы только мурлыкали, а кончили так громко, что, я думаю, в доме слышно. Ну, с добрым утром.
И он протянул Герте руку.
– С добрым утром, – ответила Герта, пожимая руку молодого офицера. – Однако как вы рано встали. А ваши друзья еще спят?
– Встают, – отозвался Новиков.
– Ну, как чувствует себя ваш князь? – непринужденно начала Герта. – Отчего он всегда такой печальный? У него, наверное, осталась в России невеста? Да? Вот мой двоюродный брат Фриц (он поступил теперь в ландвер) тоже все вздыхает. Он был студентом в Гейдельберге, и там у него невеста. Нет, если бы я полюбила, я пошла бы за любимым человеком на войну…